Адвокат Империи 15 (СИ). Страница 11

— Не сегодня, мразь! — рявкнул Константин, чувствуя, как горят его губы.

Он рывком распрямил спину и расправил плечи. Его правая рука схватилась за рукоять лежащего на полу кинжала, невзирая на то, что раскалённая рукоять обожгла кожу. Перехватив его, он одним уверенным движением направил клинок себе в грудь. Прямо в сердце.

Но не успел. Древнее оружие так и не достигло своей цели.

Прежде чем остриё коснулось груди, Константин обнаружил, что стоит посреди бескрайней пустыни, что раскинулась под тёмным ночным небом, освещаемая лишь незнакомыми звёздами, что горели на небосводе.

Он хорошо знал это место. Не в первый раз уже бывал тут. Тёмный песок негромко шуршал под его ногами, отзываясь на каждое движение, а холодный ветер обдувал разгоряченное тело, трепля всё ещё тлеющие обрывки его штанов из альфарского шёлка. Говорят, что ту ткань невозможно было сжечь…

Врали, конечно. Его пламя могло сжечь всё что угодно. В конечном итоге.

— Ты опять совершаешь глупость, — проскрежетал голос за его спиной.

Резко обернувшись, Константин взглянул на хозяина этих мест.

В нескольких метрах от него из песка поднималось когда-то могучее, а теперь иссохшее дерево. Серый треснувший ствол, изъеденный ветрами и солнцем, тянул вверх костлявые ветви, больше похожие на вытянутые руки, чем на крону. В нём не осталось соков, только сухая кора и хрупкость. Казалось, оно готово было рассыпаться от малейшего прикосновения.

И на одной из его ветвей сидел «он». Метра три высотой. Похож на сокола, но это сравнение было столь же далеко от истины, как сравнить сокола с воробьём. Феникс восседал на ветке, вцепившись в старое и уже давно лишившееся жизни дерево острыми когтями, сложив покрытые огненно-красными и жёлтыми перьями крылья вдоль тела.

Как и всегда, Браницкий позволил себе мгновение на то, чтобы полюбоваться источником Реликвии своего рода. Даже несмотря на всю свою ненависть к этой твари, он не мог отрицать очевидного. Тот был красив. Слишком красив, чтобы просто вот так закрыть на это глаза.

Но потраченное на любование мгновение закончилось стремительно.

— Я же обещал вернуться, — усмехнулся он. — Что такое, тупая курица, не ожидал, что я вернусь, да?

Феникс резко расправил крылья. Из раскрытого мощного клюва вырвался рёв, больше подобающий дракону, нежели какой-то «птице».

— Я предупреждал тебя! — раздался голос, который будто бы исходил сразу отовсюду. — Я предупреждал, чтобы ты больше не смел появлялся тут…

— И тем не менее вот он я! — весело воскликнул граф, раскинув руки…

…и только сейчас заметил, что правая рука пуста.

— Что такое? — вновь прозвучал голос. — Неужели ты думал, что я позволю тебе сделать подобную глупость?

— А что? — хмыкнул граф себе под нос. — Не дашь…

— ГЛУПЕЦ!

Прокатившийся по пустыне истошный вопль едва не оглушил его.

— Как ты смеешь! Я источник твоей силы! Я источник твоего бессмертия! Если ты…

— Что? — перебил его граф. — Избавлюсь от тебя?

— Тогда ты умрёшь, — высокомерно произнёс голос, и Феникс склонил голову набок, уставившись на Константина яркими отливающими золотом глазами. — Ты должен понимать, мальчик, что данная мною тебе сила — это единственная причина, почему ты всё ещё жив. Я дал тебе пламя. Я дал тебе способность возрождаться из пепла подобно самому себе. Я — это всё, что у тебя есть!

Последние слова едва не оглушили его. Браницкий лишь поморщился, но взгляд не отвёл.

— Твоя сила — это грёбаное проклятие, — со злостью прорычал он.

Константин Браницкий. Безумный граф. Владыка пламени. Сумасшедший. Это и ещё сотни и сотни бесконечных прозвищ. Как его только не называли. Какие только имена ему не придумывали, негромко шепча их у него за спиной. Но его это не раздражало. Вообще не трогало. Ему было наплевать, что о нём думают. Кто они такие, чтобы судить его⁈

О нет. Мало кто знал правду, грубо скрытую в его душе. Мало кто догадывался, что-то, что многие считали одной из самых невероятных и сильных Реликвий в мире, было для этого человека самым настоящим проклятием, которое едва не сводило его с ума и отравляло само его существование.

Что это такое — знать, что собственная жизнь не принадлежит тебе? Он буквально день за днём существовал в мире, где каждый, даже самый крошечный страх перед смертью был ему недоступен. И именно это делало его существование невыносимым. Пресным. Скучным. Каждый раз, когда тело ломалось, когда жизнь вытекала из него вместе с кровью, льющейся из ран, он знал — это не конец. Лишь очередная издевка судьбы. Боль забывалась, раны исчезали, но пустота оставалась. Глубокая и всеобъемлющая. С каждым разом она становилась всё больше, будто его душу снова и снова насильно возвращали туда, где он быть уже не хотел. Он не мог позволить себе слабости — даже гибель, последнее право любого живого существа, было у него отнято, сделав Константина Браницкого заложником собственной силы.

Деньги. Богатство. Вызывающее поведение. Его свобода была не более чем фикцией: все выборы, даже самые отчаянные, заканчивались одинаково — он возвращался, словно пленник, которому снова накидывали цепь насильной жизни на шею. Ни наказания, ни прощения, ни покоя. Только бесконечный цикл начала, где каждая смерть становилась не завершением, а очередным напоминанием, что он лишён права решать собственную судьбу.

И потому он так искал гибель там, где другие искали жизни: бросался в бой, принимал самые безумные вызовы. Устраивал безумные игры, проверяя человеческую решимость в ситуации, где сам он не мог сделать столь желанный выбор. Он страстно искал людей, чтобы понаблюдать за тем, как они вкусят этот невероятный и сладкий плод свободы выбора. Того, чего он так жадно желал и чего был лишён. С неистовым желанием умирающего от жажды, ползущего к колодцу, он искал свой предел…

Но предела не было, и эта мысль грызла его изнутри, превращая бессмертие не в дар, а в пытку, в вечную клетку, откуда нет выхода. И не будет, если он ничего не предпримет. Но теперь всё изменится.

— Ты ведь никогда не дашь мне сдохнуть, — фыркнул Браницкий, глядя на сидящего на ветке Феникса.

— Я твоя сила… — прозвучал голос, разносясь во все стороны над уходящими в горизонт песчаными дюнами.

— Ты жалкая, трусливая тварь, — рыкнув, перебил его Браницкий. — Думаешь, я не знаю? Вы, твари, не можете существовать без нас. Потому ты не даёшь мне сдохнуть. Если умру я, то ты сгинешь вместе со мной…

— И это твоё решение? — Голос существа прозвучал насмешливо. — Отказаться от своего дара… просто мне назло?

— Отказаться от него, потому что так хочу я! — прорычал граф.

Он сделал шаг в сторону сидящей на ветке твари, но его ноги неожиданно стали тонуть в песке.

— Ты так ничему и не научился. — Феникс покачал головой, и этот сугубо человеческий жест показался Константину до невозможного жутким. — Ты знаешь мои условия. Подари мне того, кто сможет принять мой дар. Того, кто впитает в себя силу Реликвии. И я отпущу тебя…

— И обречь другого глупца на жизнь, лишённую смысла, просто потому, что ты сказал мне это сделать? — расхохотался Браницкий, барахтаясь в песке, который медленно затягивал его тело. — Не смеши меня.

— А ты спросишь его мнение? — с укором спросил Феникс. — Да и какая тебе разница, разве нет? Разве не этого ты хочешь? Свободы. Я могу тебе её дать. Всё, что ты должен сделать, — это выполнить мой приказ. Всего лишь один ребёнок, Константин. Лишь один. Отдай мне его, и я отпущу тебя…

— Пошёл ты, — фыркнул граф, стараясь выбраться из песка, куда погрузился уже глубже, чем по пояс, но попытки эти оказались тщетны.

— Какой глупый мальчик, — пробормотал зверь. — Я ведь даровал тебе такое благо. Почти полное бессмертие. Огромную силу… и вот как ты благодаришь меня. Нашёл старое оружие высших…

— Твоих хозяев? — усмехнулся Константин и тут же поморщился от ослепительной болезненной вспышки. Ощущение было такое, словно ему в голову вбили гвоздь-сотку.