Черный ратник (СИ). Страница 2
— Ну и видок, — проговорила она, разглядывая меня с головы до ног. — Опять с Сашей подрался, Темников?
Она была права. Но сейчас это было неважно.
Я остановился на второй ступеньке, молча глядя Лене в лицо. Она была симпатичной: чуть вздёрнутый нос, зелёные глаза, как огромные изумруды, тонкие брови и несколько аккуратных родинок на правой щеке. Я знал, что когда-то нравился ей, прошлый я. Сейчас же это было неважно.
Губы у Лены дрогнули. Она нахмурилась, чуть подалась назад. Всего на полшага, но я это заметил. Может, вспомнила, что сегодня мой день рождения, а может, не привыкла, что я смотрел ей прямо в глаза. Я зашагал дальше, промокший, с грязью на сапогах, оставляя на серой плитке тёмные следы.
За спиной раздался голос с едва заметной ноткой горечи:
— Завтрак не пропусти. Хоть раз поешь как человек.
Внутри пахло деревом, пылью и тёплым воском. Половица под ногами скрипнула — старая, будто из прошлого века. Повсюду суетились слуги, снуя по лестницам с тарелками, подносами и прочей утварью. Они не замечали меня. Я был для них пустым местом. Кажется, если бы Лена поставила на моё место корзинку с цветами, она и то привлекла бы больше взглядов.
И мне это нравилось.
Пусть я и был первым из Рода, но чёрной ауре было не положено править. По крайней мере, в открытую. Правит золото. Правит фиолетовый — имперский цвет. Впрочем, они оба были имперскими и всё зависело от монарха. Интересно, кто сейчас сидит на троне?
Я прошёл к лестнице, поднялся на второй этаж и нырнул в коридор. Здесь висели портреты на стенах — изображения рода Захаровых и их воспитанников, добившихся чего-то в жизни. Моего портрета тут не было.
Я нашёл свою комнату. Она не была убогой, скорее довольно простой: кровать с немного жестковатым матрасом, шкафы с книгами с потёртыми обложками, тумбочки, вещевой шкаф, полки с поделками из дерева, ковёр, крепкий дубовый стол и какой-то пейзаж на стене.
Я подошёл к умывальнику и упёрся руками в деревянную раму, чуть не ударившись лбом о зеркало. Это тело было выше меня из прошлой жизни. К чему мне только предстояло привыкнуть, я как-то никогда не славился ростом.
Тускловатого и мутного зеркала было достаточно, чтобы разглядеть лицо, к которому я еще не успел привыкнуть.
Острые скулы, глаза посажены чуть глубже, чем хотелось бы. Чёрные, мокрые волосы липли ко лбу. Возможно, именно из-за них Захаровы согласились принять меня после потери родителей, и воспитать в их доме. Уж больно волосами я был похож на Лену, хозяйскую дочку. Вот только глаза отличались. Мои были даже не зелёными, а карими, практически чёрными. Или это они сегодня так почернели? Я оттянул веки, но не заметил ничего необычного.
Я умылся едва тёплой водой, нагреваемой магией. Хотелось, конечно, отмыться и отдохнуть, ведь небольшая ванная была по соседству, но придётся набирать воду. А пропускать завтрак не хотелось.
Организм требовал подпитки. Особенно учитывая худое тело, которому требовалось набрать сил. Впрочем, я был не беспомощным, а, скорее, жилистым. Тимошу явно учили и тренировали как могли. Только вот ауру он так и не пробудил.
Я отмылся как мог и вытерся белым полотенцем, снял камзол. На груди красовался след от сабли, рубец с розовой, заживающей кожей.
Живот заурчал так громко, будто это звенели колокола в какой-нибудь деревенской церквушке.
Усталость подождёт.
Меня терзал не просто голод, а многовековое желание. Я не дышал, не знал вкуса, запаха, не ощущал боли или жара, не видел и сам был невидим.
Желудок завыл новой волной.
Я быстро переоделся в простую чистую рубаху и штаны, на ходу вытираясь полотенцем. Ткань приятно зашуршала по коже, и я поймал себя на мысли, что улыбаюсь. Приятно было одеться в сухое и вновь почувствовать себя частью живого мира.
Я натянул сапоги и припрятал письмо с приглашением между книг. Ещё раз взглянул в зеркало и покачал головой.
Надо будет состричь эти патлы — в бою будут только мешать.
Я аккуратно сложил мокрую одежду и поставил сапоги у стены.
— С этим разберусь попозже, — выдохнул я.
И, довольный, спустился по лестнице вниз — туда, откуда пахло едой и пряностями.
Я вошёл в столовую, где раздавались негромкие голоса. Здесь всё было чинно, спокойно, как и заведено в семействе Захаровых.
Аркадий Иванович сидел во главе стола — седые волосы собраны в густой хвост, глаза полуприкрыты, а на остром подбородке трёхдневная щетина.
Рядом его супруга Анна Михайловна в кружевном чепце, который она никогда не снимала. Лена уже была за столом и сидела рядом с Николаем, крепышом лет тринадцати и точной копией отца. Когда я вошёл, все замерли
— Господи, — выдохнула Анна Михайловна, хватаясь за голову. — Как ты выглядишь? Где ты был?
Я сел за стол, не дожидаясь приглашения, и потянулся за хлебом.
— Ты перед завтраком мог бы и умыться, — с плохо скрываемым раздражением проговорил Аркадий. — Не в хлеву сидим.
Странно. Я как раз умылся перед тем как прийти сюда. Похоже, мой внешний вид всё-таки оставлял желать лучшего. Впрочем, я не слушал опекунов. Да и опекунами они были для Тимоши, а не для меня.
Я ел жадно и с наслаждением. Куриный суп был для меня роскошью, жаркое из свинины — даром богов. Каждый кусок — солёный, мягкий, приправленный — обжигал не только рот, но и душу. Я вёл себя как дикарь и мне было всё равно.
— Устроил ты себе подарочек, — протянул Аркадий. Он глядел на меня поверх бокала.
— Давно пора было послать его к князю Мстиславскому, — заверещала Анна Михайловна, хватая мужа за локоть. — Училище его образумит. Может, и толк выйдет. А если нет… Ну, хотя бы сгинет с честью.
Судя по тому, что оба опекуна не взялись допрашивать меня, весть об утреннем инциденте до них ещё не дошла. Может, местные детишки опасались говорить правду, а может, боялись меня. Нынешнего меня.
— А где Саша? — дежурно спросила Лена.
Она перебирала руками тканую салфетку и очень старалась сохранить в голосе равнодушие, но получилось слабо. Чувствовалось волнение.
Я взял бокал с янтарной жидкостью и постучал по нему ножом. Раздался звон стекла и все замерли. Я поднялся и обвёл взглядом своих «родственничков».
— За мой день рождения!
В моём голосе не было никаких эмоций. Ни радости, ни злости, ни обиды.
Я не собирался задерживаться в этом доме. Ведь теперь я был совершеннолетним. Мне ещё предстояло заглянуть в письмо, чтобы узнать, куда мне предстояло отправиться. Да, сегодня я сражался грязным стилем — стилем наёмника, не ратника. Но я победил и выжил, а значит, мог стать сильнее.
Этого вряд ли хватит, чтобы впечатлить вольного воина-ратника. Впрочем, они всегда сами делали выбор. Какие бы испытания мне ни предстояли, у Захаровых я прозябать не планировал.
— И за последнюю кровь Темниковых, — добавил я.
Лица у всех за столом побледнели и осунулись. Аркадий крепко сжал кулаки, но я залпом осушил бокал, развернулся и ушёл. Молчание позади так и не нарушилось — лишь висело в воздухе тяжестью, как после церковного набата.
Я вновь поднялся по лестнице на второй этаж и заглянул в соседнюю дверь от моей комнаты. Это как раз была ванная.
К моему удивлению, я обнаружил, что вода в бадье была набрана. На меня пахнуло горячим паром. Я не собирался отказываться от возможности сполоснуться и смыть с себя грязь и усталость. Возможно, Лена распорядилась. Никто, кроме меня, всё равно не пользовался этой комнатой, обычно растапливали баню.
Я зашёл внутрь, снял рубаху и она, как дохлая рыба, шлёпнулась на пол. Взглянул на рану на груди. Рубец за короткое время успел неплохо зажить. Думаю, что вскоре останется только шрам. Я сбросил штаны и остался нагой. Здесь, на втором этаже, я слышал голоса с кухни, шарканье ведра дальше по коридору и удары дождя по подоконнику.
Я медленно залез в воду. Кожу с непривычки обожгло, но всё тело почти сразу выдохнуло. Грязь разошлась небольшими разводами и облачками по воде. Я закрыл глаза, задержал дыхание и опустился на дно, в тишину и покой. Когда я вынырнул, то услышал стук в дверь.