Черный ратник (СИ). Страница 1

Чёрный ратник

Глава 1

Я резко открыл глаза и вдохнул. Громко и жадно. Не как человек, а как зверь, вырвавшийся из капкана. Воздух обжёг лёгкие.

Я попытался заговорить, но с моих губ сорвался лишь хрип.

— Чёрт! Я же… я же убил его! — раздался резкий молодой голос.

Я проморгался и смог разглядеть вокруг деревянный сарай, несколько деревьиц и утоптанную дорожку в невысокой пожухлой траве.

Я упёрся ладонями в сырую землю и поднялся — сначала на одно колено, затем на ноги. Мир вокруг поплыл. С неба падали большие капли дождя, просачиваясь сквозь камзол и стекая по шее за ворот.

В нос ударил запах глины, пота и крови. Моей собственной крови.

Я забрался пальцами в горизонтальный разрез на груди, добрался до кожи. Она жутко зудела и чесалась.

— Это безумие! — вновь зазвучал молодой голос.

На этот раз он дрожал. Я медленно повернул голову. Напротив меня стоял убийца прошлого тела. Юноша в пёстром жилете и новых сапогах. На его белой рубахе были разводы, а с мокрых тёмных волос капала влага. Клинок в его руках дрожал.

Я помнил последние мгновения этого тела. Его страх, его смирение, его слабость.

Умереть стоя, с саблей в руках — достойный удел. Но только не когда ты последний из рода Темниковых.

Я сделал несколько шагов вперёд. Медленно, как пьяный матрос. Наклонился и поднял саблю с земли. Мокрая рукоять скользила в пальцах, клинок оттягивал руку. Нехорошая сталь, перекупная, но мне хватит.

Я зашагал вперёд. Сначала пошатываясь, а затем всё увереннее. Я чувствовал себя руслом реки, пробуждающимся после многовековой засухи.

Мой противник попятился. Он молчал, его губы были поджаты, но пальцы выдавали его с головой — они сжимали рукоять до побелевших костяшек.

— Ты… ты… — бормотал он. — Ты должен был сдохнуть! Я видел, как ты рухнул… я…

Он замолчал, потому что я был уже слишком близко.

Он ударил от испуга, вслепую, клинок просвистел рядом, но я успел нырнуть вниз. Выпад лишь задел плечо по касательной и сабля скользнула по моему уху, оставляя глубокую царапину. Я сжал зубы и отскочил вбок. Боль — это напоминание, что я снова живой.

Мы замерли друг напротив друга.

Паренёк был неплох, как для сына купца или мелкой знати. И прошлый владелец тела был бы сражён этим ударом.

Я опустил саблю чуть ниже, к самой земле.

— Это безумие, — повторил он.

Мой противник тяжело дышал. Его глаза распахнулись в ужасе, когда он увидел, что на моём лице расплывается искренняя, довольная улыбка. Он закричал и бросился вперёд. И сделал ошибку, думая, что я буду сражаться как раньше.

Я подхватил комья грязи кончиком клинка и бросил их ему в лицо.

Это больше не его бой.

Следом врезался ногой прямо ему в колено, отбивая нелепый слепой взмах сабли в сторону. Раздался хруст. Мальчишка начал заваливаться на бок, и я перехватил его руку с клинком. Тут же ударил рукоятью в висок, а затем по шее локтем. Хватка на клинке ослабла. Парень на земле заорал, захлёбываясь то ли кровью, то ли дождём.

Я смотрел на него сверху вниз. Паренёк попытался отползти, его губы задрожали. Я вижу перед собой не мечника, а юнца. Мальчишку, который поверил, что убивать — это игра.

Я всадил саблю ему в грудь. Быстро, без ненависти. Так, как ставят точку. Последний вздох паренька стал первым вздохом нового меня.

Безумие… я бы рассказал ему, что такое безумие.

Безумие — это жить восемнадцать лет в теле последнего из рода. Бездарного, слабого, изгнанного. Без надежды и опоры, без возможности связаться или помочь. Безумие — это перерождение среди проигранной дуэли.

— Монстр… — раздался тихий, несмелый голос в тумане.

Сверстники, которые наблюдали за «тренировочным поединком». Я их даже не заметил. Местные крестьянские дети, все напуганы. Пусть говорят, что хотят. Правду всё равно не утаить.

Я не безумен.

Это не мне пришло в голову провести ритуал с поглощением духа предка. Этим занялись его родители — отчаянно, слепо, с надеждой, что дух великого пращура пробудит в сыне ауру. Но что-то пошло не так. Или так, ведь я вернулся. А Тимоша исчез. Нет, родители сопляка постарались и не справились, заточив меня и лишив их единственного ребёнка дара. Ауры.

Аура для ратника — это плоть, кровь, и душа. Если, конечно, верить в эту чёртову душу.

Аура определяет предрасположенность ратника, формирует характер, даёт силу, что и не снилась простому солдату или наёмнику. И она имеет цвет.

Какого цвета моя? Несложно догадаться — чёрная. В конце концов, я ведь не безумен. Но я совершенно точно монстр, которому очень многое предстоит наверстать. В том числе, пробудить в этом бездарном теле ауру.

Я нагнулся и порыскал в карманах пёстрого жилета. Это должен был быть тренировочный поединок со ставками, и свой приз я собирался забрать.

Я достал из внутреннего кармана жилета конверт и спрятал его под одеждой. Приглашение с печатью. Именно его поставил бывший спарринг-партнёр этого тела и «друг», который нанёс смертельный удар без сомнений. Ровно в совершеннолетие.

Как же звали этого «друга»? Пришлось напрячься, чтобы память подсказала: Александр Емельянов. Или же просто Саша.

Ставкой с моей стороны было кольцо. Я взглянул на левую ладонь: на указательном пальце красовался серый, невзрачный перстень.

Именно в нём был заточен мой дух. Теперь же это не больше чем безделушка.

Я снял его с пальца и бросил на медленно остывающее тело паренька.

— Это твоё, — спокойно произнёс я. — Ты заслужил.

Саша и правда победил. В этом теле больше нет Тимоши. Он погиб.

Я вытер клинок рукавом, убрал его в ножны и зашагал в сторону усадьбы, оставляя за спиной шёпот, плач и всхлипывания.

Каждый вдох, каждый удар сердца, каждая капля холодного дождя ощущалась ярко, как в первый раз.

В этом теле больше нет Тимошки. Здесь только я — Тимофей Темников. И мне очень нравится жить.

Я шёл к усадьбе. Земля под ногами хлюпала при каждом шаге, словно хотела втянуть меня обратно. Я промок до нитки, как дворовый кот, но холод и лёгкая дрожь были мне удивительно приятны.

Сабля, всё ещё тёплая, даже несмотря на чистое лезвие, слегка постукивала по бедру. Тело гудело от изнеможения и резкой нагрузки в виде поединка. Шрам на груди жутко чесался, я едва сдерживался, чтобы не залезть пальцами и не разодрать его ногтями в кровь.

На подходе к усадьбе меня встретила тишина. Кованые ворота были распахнуты. Стражники, судя по всему, снова забились в свою каморку и пили чай, жалуясь на старые кости. Чего им было переживать? Вокруг поместья растянуты сигнальные заклинания. Их ставил нанятый в городе маг, он же периодически приезжал и обновлял их.

Наказать бы их за такое раздолбайство… Ну да ладно, сейчас мне это было на руку.

Я вошёл во двор. Он был пуст, только мокрые куры прятались под телегой у сарая. Да пёс в будке, завидев меня, прижался к земле. Чёрный и обычно бесноватый. Сейчас он притих — зверь всегда чувствовал человеческую натуру лучше нас самих.

Лишь на крыльце, на серой плитке, скрытая стеной дождя, стояла Лена, дочка хозяев.

Волосы цвета вороньего крыла, подвязанные тёмно-зелёной лентой, разметались от холодного ветра, а на её плечи поверх скромного платья с серебристой вышивкой был наброшен платок. Она выглядела чинно, скромно, как и полагалось добропорядочной помещичьей дочери. Тонкими, нежными пальцами она держала плетёную корзинку с цветами. Полупустую. Дождь, похоже, прервал её планы в саду.

Родная дочь семьи Захаровых даже в такую погоду чувствовала себя здесь, в их вотчине, как дома. Тимоша же был лишь воспитанником. Его взяли то ли по дружбе, то ли из жалости. Этого не знал ни прошлый владелец тела, ни тем более я. Меня больше интересовало как последний Темников оказался заперт в местечковом Роду.

Я подошёл к крыльцу. Лена посмотрела на меня — глаза у неё были колючие и зелёные, как недозрелый крыжовник, а на лице кислая мина при виде меня.