Величие империи (СИ). Страница 3

Нет, они всё ещё находились на территории Зимнего дворца, и впереди была изгородь, перелезть через которую, чтобы не раскрыть себя, было крайне сложно.

— Идите за мной! — повелела Буженинова.

Через кусты, между деревьями, компания приближалась к забору.

— Стоять! Я стреляю! — послышался крик в стороне.

Сердце сжалось у Анны, но вперед, по направлению откуда послышался голос, вышел Антон. Женщина прижалась к мужу.

Щелкнул взводимый на пистолете курок…

Глава 2

Король умер! Да здравствует король!

Петербург

22 сентября 1735 года 22.25

— Ты в кого стрелять-то собрался, мужинек? — усмехнулась Авдотья.

Она узнала бывшего шута, квасника, того, потерял свою честь, князь Голицын Михаил Алексеевич.

— Ты тут? А я и не заметил! — усмехнулся, выходящий из кустов мужчина.

— Если бы ты так шутил при матушке нашей, так она и простила бы тебя, — сказала Авдотья, а потом обратилась к Анне Иоанновне. — Не бойтесь. Михаил Алексеевич человек добрый, он не выстрелит. И прошу простить, ваши высочества, но придётся ползти.

Авдотья показала пример. Она ловко прошмыгнула через раздвинутые прутья забора и, казалось, что уже через секунду очутилась по другую сторону.

— Вот так! — задорно сказала Буженинова и прошмыгнула обратно, на территорию парка Зимнего дворца. — И уже за углом, ближе к набережной, ждет карета. И потом безопасность.

Антон-Ульрих оглядывался, ожидая, когда его жена проделает то же самое, что и карлица. И Анна Леопольдовна, действительно, попробовала пролезть. Вот только каркас юбки…

— Снимайте же! — нетерпеливо сказала Буженинова.

— Я буду стрелять! — напомнил о себе Голицын.

— Михаил Алексеевич, вы бы отдали пистоль, поранитесь, — сказала Авдотья и сделал шаг по направлению к своему суженному.

— Стой, девка! — зарычал Голицын.

— Не кричи только. А то сбежится воронье. Просто уходи, Михаил Алексеевич. Ты свободен. Не хочешь брать меня замуж, так и не надо, — сказала карлица и обратилась требовательно к великой княжне. — немедленно снимайте юбки! Время… Нас могут услышать и увидеть.

Анна было собралась возмутиться, но Антон начал снимать юбку со своей жены. Он с остервенением рвал и резал, достав нож, кромсая все те конструкции, которые не позволяли Анне пролезть в заборе. И скоро молодая женщина оказалась в одних панталонах.

Лицо Антона запунцевело. Ему сложно было взять себя в руки. Он так залюбовался панталонами Анны Леопольдовны, что и вовсе забыл о какой-либо опасности.

Меж тем, не обращая внимания на страдания мужа, Анна Леопольдовна пролезла.

— Ну же! — прошипела Буженинова и даже притопнула ногой.

— А? Да-да! — сказал Антон, даже не пролезая, а с легкостью проскальзывая сквозь прутья.

— Не смейте! — закричал Голицын.

— Уймись, дурак! — выкрикнула Авдотья фразу, которая прозвучала необдуманно, как сотни раз до того, когда Буженинова разыгрывала веселые сцены со своим будущем мужем.

— Я не дурак! — выкрикнул Голицын.

Дрожащими руками он навел в сторону Анны пистолет.

— Вернись! Я не дурак!

Антон собой закрыл Анну Леопольдовну, обнял ее и повернулся спиной к бывшему шуту, который вырвался из долгого унижения.

— Бах! — прозвучал выстрел.

Авдотья… Она своим небольшим тельцем прикрыла венценосное семейство. Красивое лицо девушки, улыбалось. На груди, на светлом, бежевом, платье расплывалось кровавое пятно. Авдотья Буженинова заваливалась на забор, потом, словно бы оттолкнулась, упала головой в сторону бывшего квасника, шута.

Михаил Алексеевич мстил за все обиды. За то, что императрица разлучила его с любимой, что он унижался… за все.

— А-а-а! — закричал Антон Ульрих.

Он быстро прошмыгнул в лаз, тут же встал. Голицын пытался перезарядить пистолет, но никак не мог дрожащими руками вложить в дуло пулю.

— А-а-а! — принц вонзил нож в пухлое тело князя.

А потом еще и еще.

Послышались крики в стороне. Кто-то кричал, приближаясь к месту, огражденному кустами и деревьями.

— Антон! Бежим! — кричала Анна.

От голоса любимой принц пришел в себя. Он бы ужаснулся от того, что содеял. Но Анна… ее нужно обязательно защитить.

Взяв за руку жену, Антон быстро побежал в сторону набережной. Здесь их уже ждала карета. Анна первая взобралась на диван, Антон еще осмотрелся и последовал за женой.

Карета тронулась, затрещала, загремела. Сзади тут же пристроился десяток вооруженных и готовых сражаться, кавалеристов.

Антон Ульрих как сидел на диване, так и сполз.

— Я убил его… Я убил его своими руками… Что же будет… Я чудовище, — только сейчас, почувствовав себя в безопасности, принца стало накрывать.

Анна Леопольдовна рыдала вместе с мужем. Его боль отражалась и на женщине. А потом… Она, неожиданно для себя поцеловала Антона. Нежно, трепетно, как никого раньше, ну если только не Александра. Глаза мужа и жены встретились. Истерика Антона тут же прекратилась.

Карета мчалась, громко стучали колеса по мостовым, трясло безбожно. Но молодые люди смотрели глаза друг друга. Недоуменно, с надеждой. Антон теперь уже всем сердцем желал, чтобы этот момент не заканчивался. Ему было безразлично, что только что произошло и что стало причиной поцелуя. Он все повторил бы еще раз. Лишь бы только вот так…

Анна смотрела на мужа так же с надеждой. Но по-другому. Она хотела, чтобы смогла полюбить, или даже смириться, Антона. Она хотела счастья.

А ещё минут через двадцать Анна Леопольдовна, скромно прикрывшись одеялом, взятым в карете, заходила в дом своей подруги и своего бывшего возлюбленного. Заходила, держась за руку своего мужчины.

— Аннушка! — завидев Анну Леопольдовну, Юлиана тут же бросилась её обнимать и целовать. — Как же я за тебя беспокоилась. Ты прости меня за всё. Ты же для меня очень много, очень много значишь.

— И ты меня прости, — со слезами на глазах отвечала Анна.

— Как ты? Как ребенок? Ко мне прибыл медикус Ганс Шульц. Пусть он посмотрит тебя, — забеспокоилась Норова.

— Да… Удивительно, но я чувствую себя лучше, чем вчера, или днями ранее. Только… — глаза Анны стали печальными. — Авдотью жалко… Убили ее.

Две женщины, две подруги, обнялись и заплакали. А потом Юля взяла за руку подругу и повела ее в отдельную комнату. Нужно провериться, столько переживаний, мало ли чего.

— Муж мой… Прошу вас, будьте рядом! — уже пройдя несколько шагов, обернулась Анна и протянула вторую, свободную руку, Антону Ульриху.

Когда мы прибыли в Петербург, уже начинался рассвет. Несмотря на то, что нужно было действовать как можно быстрее, появляться Елизавете Петровне в Зимнем дворце нельзя было раньше, чем начнут по всему Петербургу распространять свежий выпуск газеты «Петербургские ведомости».

Должно быть всеобщее ликование, создаться атмосфера правильности всего происходящего. Чтобы колеблющиеся уже не сомневались и приняли правильную сторону.

При выезде из Стрельны на меня довлело ощущение, что я всё-таки поступил неправильно, когда отдал приказ на уничтожение отряда бунтовщиков во главе с Даниловым. Но когда я увидел, что на том посту, где были оставлены мои люди, все убитые, да еще и зарезаны, а некоторые лежали с перерезанными глотками и при этом со связанными руками, мне вдруг захотелось воскресить всех убитых бунтовщиков, чтобы потом их ещё раз убить, но куда как более изощрённым способом.

А что касается Ушакова, то подобными своими действиями он и вовсе перечеркнул для себя все возможные пути отхода. Нет, я не собирался ему прощать, но ранее всё-таки в мыслях было отправить его в ссылку. Теперь же возникли мысли: какой по-красочнее наряд одеть, чтобы присутствовать по-праздничному во время казни бывшего главы Тайной канцелярии разводных дел. Чертвертование или посадка на кол? Наверное, первое, все же.

Стоял грохот от сотни копыт, шум от переговоров. Но я слышал, что говорил Елизавета Петровна, изрядно нервная, пусть и пробующая это скрыть.