Это кто переродился? Книга 4 (СИ). Страница 4

Опять в зале опустилась тишина. Только где-то под потолком раздавалось жужжание.

— Свое? — и Лжедарья нехорошо сощурилась. — Какое это свое? Прошу прощения, Гедимин Павлович, но, кажется, ни я, ни моя внучка, не давали согласия на то, чтобы вы считали Марьяну своей. Вы только приехали, а уже наглеете?

Тот в ответ покачал головой.

— Возможно, вы позабыли… — сказал он, не отрывая от Марьяны пристального взгляда. — Но у меня были старые договоренности еще с покойным Королем Олафом, а также с ее отцом Василием Олафовичем. Где же он, кстати?

— В могиле, — прозвучал голос Дарьи в абсолютной тишине. Даже Иван скромненько приземлился на тарелку, чтобы не пропустить ни единого слова. — И те договоренности, к вашему сожалению, давно быльем поросли. Учитывая тот факт, что ваш отец, царь Павел Гедиминович, нарушил все обязательства перед моим мужем. Закрепленные кровью!

После этих слов на добродушном лице царевича залегла тень. Он разжал пальцы и поднялся.

Я же не мог не отметить, что эта Лжедарья была хороша. За минувшие недели нам пришлось пересечься с массой этих двойников, и быстро стало очевидно, что каждая предназначалась для своего дела.

Лжедарья №4 гениально махала платочком с балкона, вызывая всеобщее умиление. Лжедарья №12 отлично разрезала ленточки и умела давать интервью, состоящее исключительно из общих фраз, сожалений и надежд. Лжедарья №5 годилась только на то, чтобы сидеть на троне, улыбаться и иногда острить. Лжедарья №10 вообще годилась только на то, чтобы целовать детишек для постановочных фотографий. У Лжедарьи №1 была особая функция — она была невероятно удачлива, и если ее кортеж ехал по городу, то почти не встречал преград. Перекрывать улицы и нервировать народ с ней почти не приходилось.

А вот эта под номером восемь… Похоже, по-настоящему умела разговаривать и отвечать на реальные вызовы. В ней даже промелькнуло что-то от моей Дарьи. Мне показалось, что она вновь с нами.

Пока стояло молчание, я перевел взгляд на Кирову. Она наблюдала за их перепалкой, нервно покусывая губу — похоже, знала о том, что обещается и не зря посадила за стол именно восьмую. Лучшую королеву.

Гедимин, тем временем, все же присел на предложенное ему место.

— Дарья Алексеевна, — вздохнул он, — к чему поминать прошлое? Да, мой дорогой папенька обманул вас. Да, отнял у Королевства небольшой кусок земли. Да, убил при этом несколько сотен или тысяч простолюдинов, а тех, кому повезло, обложил тройным налогом, чтобы покрыть расходы на их усмирение этого хамья, но… Разве это важно? Кто старое помянет, как говорится…

Королева на это только покачала головой. Царевич же продолжил:

— Однако мы можем заключить новый договор. О мире. Скажем, на пятнадцать лет. И скрепим его…

Он кивнул Марьяне, а затем прошептал:

— … Браком, который мне обещал ваш якобы покойный сын.

— Отчего «якобы»? — удивленно склонила голову королева. — Он…

— Жив, здоров. И вы сами это знаете, — хохотнул царевич, вскочив с места. — И он, в отличие от вас, прекрасно помнит про свои клятвы. Вас же, Дарья Алексеевна, я прошу о том же. Вспомнить, что такое честь…

Но его слова прервал гневный окрик:

— Да как ты смеешь⁈ — и из-за моего кресла вышел князь Волгин. — Мальчишка! Сопляк!

Гедимин посмотрел на его испорченные брюки лишь мельком — и этот взгляд был полон презрения.

— Сядь, пес, — произнес Гедимин еле слышно. — Не с тобой я разговор веду. Ежели ты думал обскакать меня и подложить под принцессу своего выкормыша…

— Ах ты… Как вы… Щенок!

— … То здесь ты ошибся. Исчезни, пока я не лишил тебя головы.

Волгин замер за месте — на царевича он смотрел с иступляющей ненавистью. Рука вновь сжалась на перчатке. Про наши противоречия он, казалось, напрочь забыл.

Королева вздохнула.

— Владимир, сядь, прошу тебя. А не то…

И тут князь не стерпел — бросил в царевича перчатку. Затем крикнул:

— Дуэль, щенок! Немедленно!

Царевич же опустил голову. Глубоко вздохнул.

— Жаль… Не думал, что вы настолько глупы, князь…

Поднявшись, он медленно подошел к Волгину.

— Гедимин! — зашипела ему в спину Лжедарья. — Вернись! Он пьян!

Но тот полуобернувишись, лишь пожал плечами.

— Пьян или нет, — и подойдя к Волгину, он спустил с руки перчатку и кинул князю под ноги. — За свои слова он ответит. Двойная дуэль, согласны?

— Что⁈ Нет! — крикнула королева и поднялась. — Еще не хватало, чтобы вы дрались в такой… Двойная дуэль⁈

— Конечно, — кивнул Гедимин. — Все же Владимир стар, немощен и, похоже, глуповат. Боюсь, один на один он не сдюжит. А вот вместе с сыном…

В ответ на его слова Владимир нашел своего сына. Тот под его пристальным взглядом поднялся, махнул остатки вина и, подойдя к царевичу, бросил ему перчатку под ноги.

— Аха! Сам бежит наперегонки за своим папкой! — хохотнул Гедимин. — Не терпится размяться, да, Александр?

А вид у Саши был такой, будто его заставили драться с медведем голыми руками.

— Щенок! Жду тебя у фонтана, — фыркнул Волгин и, поклонившись королеве, направился на выход. За ним поспешил и его сын.

Провожал их весь зал. Марьяна же была вся прозрачная — и смотрела она на одного Сашу. А тот, выйдя из зала, даже не обернулся. Единственным, кто улыбался, был царевич Гедимин. Когда двери закрылись за обоими Волгиными, он повернулся к Лжедарье с Марьяной.

— К счастью. Их горячая кровь скрепит наш союз.

— Какой союз⁈ — зашипела королева, окончательно потеряв терпение. — Я запрещаю! Никакого брака, а обещание моего сына…

И тут о стол обрушился удар — вмиг озверевший Гедимин едва не поломал его своим кулаком.

— Вот значит как относятся к обещаниям в Королевстве! — рыкнул он и быстро направился к выходу, где его уже ждали его люди. Оказавшись в кольце своих, он бросил: — Паршиво, что мой добрый жест встречает такой отчаянный отпор глупой старухи!

А вот на это зал просто взорвался. В него полетели угрозы и оскорбления, но царевич только распалялся. Он кричал:

— А ведь я принес вам долгожданный мир! И что я за него попросил? Всего лишь руку обещанной мне принцессы? Как неразумно… Видимо, отец все же ошибся в вас. И ему придется снова объявлять вам войну!

Хохотнув, он направился вон из зала, а за ним и его люди. Их провожали шипение, фырканьем и угрозами.

— Мерзавец! — и это было самое приличное, что про него говорили.

Двери начали закрываться, но царевич резко развернулся и схватил смыкающиеся створки.

— А как же ЕЕ воля, Дарья Алексеевна? Тебе настолько плевать на свою внучку, что ты готова подложить его даже под того хама, которого ты пригрела рядом своей правой рукой? Эй, Обухов, а ведь Королева ее обещала тебе, да?

И он расхохотался. Королева же поднялась — грозная, какой могла быть только моя Дарья. Следующие ее слова она произнесла почти шепотом, но ее голос услышали все.

— Пошел прочь, царевич. Марьяна тебе не достанется. И нет, не потому что мне ты не люб, хотя это так. А лишь потому что ей самой ты отвратителен, как…

— Ой ли⁈ — охнул Гедимин, снова возвращаясь в зал. — Марьяна, неужели не люб я тебе? Неужто тебе хочется быть пропуском в короли для Волгиных, Илларионовых или очередного Олафа по фамилии Обухов? Ты сама-то чего хочешь?

И он вопросительно нагнул голову. Глаза пылали театральным задором.

— Скажи же, кому ты хочешь принадлежать. Хоть раз в жизни.

И прежде чем Марьяна успела ответить, он приподнял руку. На пальце блеснул золотой перстень — и за миг до того, как принцесса успела открыть рот, он магически блеснул.

— Я… — сказала Марьяна, а затем ее глаза закатились. Почти сразу принцесса вновь открыла их и посмотрела на своего «суженого» уже другим взглядом.

Взглядом полным любви.

— Ты пришел… — слетело с ее губ, а затем она, встав, протянула руки ему навстречу. — Любимый… Как же долго я тебя ждала!

Где-то в канализации.