Хозяйка старой пасеки 3 (СИ). Страница 29

— Без доказательств злого умысла, скорее всего, суд будет трактовать это как несчастный случай. Однако я бы посоветовал вам не брать грех на душу. Кровосмешение — уголовное преступление, и это мои заботы.

— Помилосердуйте, барин! — взвыла Матрена. — Катька же сиротой останется!

Стрельцов вздохнул.

— Я не имел в виду тебя. Глафира Андреевна, решение за вами.

— Работницы мне действительно нужны, и ребенок не объест, — сказала я. — Но если у этой женщины есть другие варианты действий, расскажите ей. Я бы не хотела, чтобы у меня оставались только потому, что некуда деться.

— Если ты не хочешь оставаться у барышни, можешь попросить убежище в монастыре, — сказал Стрельцов. — Отец Василий похлопочет за тебя. Обязанности там те же, к которым ты привыкла: работа по дому и в огороде. И дочку воспитают в строгости и послушании.

Матрена задумалась — очевидно было, что мысль о монастыре ей раньше в голову не приходила. Я молчала, не собираясь ее торопить. Работницы мне нужны, но речь шла не о моей жизни и о будущем не моего ребенка.

— Степанида говорит, вы добрая и справедливая, — сказала она наконец. — Дозвольте у вас поработать. А там как Господь это дело управит.

14

Войдя в девичью вместе со мной, Матрена поклонилась, Стеша кивнула ей, как старой знакомой, а Акулька с любопытством глянула на новую работницу, вернула поклон и снова уселась за стол. Она где-то раздобыла бумагу и чернила и старательно покрывала листы каракулями. Ничего, чуть побольше практики, и начнет писать нормально.

— С вашего позволения, барышня, я запишу, сколько чего потратила и чего купила, пока не забыла, — сказала Акулька, не отрываясь от бумаги. — А вы потом это в расходную книгу внесете. Батюшка говорил, господа всегда так делают, чтобы не забыть. Это мужик каждую потраченную змейку помнит, а у господ и забот много, и расходов еще больше.

— Батюшка твой дело говорил, и ты молодец, что стараешься как лучше сделать, — кивнула я. — Как закончишь, отдай Марье Алексеевне вместе с теми деньгами, что остались, и скажи ей: барышня просила за всем этим приглядеть, пока у нее самой руки дойдут.

Не говорить же ей вслух, что барышня попросила проверить твою честность. Впрочем, Акулька, кажется, поняла намек и заскрипела пером по бумаге еще усерднее.

Пришлось заглянуть и на кухню, проверить качество продуктов, купленных в деревне, и проинструктировать Стешу насчет ужина и завтрака. Заодно и Матрене рассказала о своих требованиях к чистоте. И что они распространяются на всех в доме, включая ее дочку. В отличие от девочек, она не спорила, только кивала и повторяла «да, барыня». Но и не спрашивала, во что ей переодеться. Боялась, видимо, что погоню.

Надо порыться в сундуках да найти сменную одежду ей и ребенку. Как не вовремя слегла Марья Алексеевна! Попрошу Вареньку, когда закончу экскурсию для новой работницы.

— А вы со Стешей знакомы? — спросила я, когда мы с Матреной вышли во двор.

Тут же спохватилась — конечно, знакомы, они же односельчанки.

— То есть я хотела сказать… вы подруги? Почему она позвала именно тебя, почему захотела помочь, даже рискуя тем, что я рассержусь?

— Так родня мы. Седьмая вода на киселе, однако прабабка Ванюшки моего ее деду теткой приходилась. Дед у нее добрый был, щедрый, пока сам при господах хорошо жил, и мне помогал, и парней своих присылал в поле подсобить. Одной-то без мужика не выдюжить.

Я вспомнила, как Стеша упоминала, будто ее дед был барским егерем. Может, не только о зверье, но и о лесе кому из сыновей рассказывал? Не присмотреться ли мне к этой семье?

— А как дед помер, им самим тяжко пришлось. Тогда уж я им подсобляла чем могла, да, по правде говоря, немногим и могла.

Я отправила Матрену вместе с дочкой на кухню, велев поесть и приниматься за стирку. Стеша окликнула меня.

— Барышня, дозвольте вас попросить. — Она опустила глаза. — Дозвольте, как и парням, грамоте учиться.

Я ответила не сразу. С одной стороны, мне хотелось ее поддержать. С другой — я помнила утренний разговор и ее недавние сомнения, мол, барская это блажь, грамота, а ей не по чину. Долго ли протянет немотивированный подросток, особенно если я, занятая множеством дел, часть обучения буду перекладывать на Вареньку? Такого же подростка, и тоже не слишком мотивированного? Пока графине было интересно, но посмеется кто-нибудь, дескать, нечего с чернью возиться — может и поверить.

— А матушка твоя что по этому поводу скажет? — спросила я.

Стеша понурилась, но все же призналась:

— Матушка не благословила.

Я молча смотрела на нее.

— Но и не запретила, — добавила девушка. — Ежели вы к ней сами спрашивать не пойдете, так, может, и не узнает.

— А когда узнает? Шило в мешке не утаишь.

— Тогда семь бед — один ответ.

Я хихикнула про себя. Во всех мирах подростки остаются подростками: лучше уж схлопотать за уже сделанное, чем еще раз услышать «нет» в ответ на просьбу.

— Матушка почему не благословила?

— Говорит, блажь та грамота. Господам подходит, а девке незачем.

— Помнится, ты сама недавно говорила, что это барская забава, тебе не по чину. Почему передумала?

— Вы только не гневайтесь, барышня, — она набрала воздуха, — но когда кладовку вашу разбирали, я сундуки двигала, а Акулька, которая грамотная, только записывала. Оно, конечно, это тоже работа, да все пупок не надрывать.

Я слушала, не перебивая.

— Опять же, Гришин этот, что у барина на побегушках… Когда по деревне проехал, там письма помогал людям писать, прошения разные, так он за полдня, поди, куда больше той змейки заработал, что у нас за день выходит. Так что господам оно, может, и забава, а нашей сестре — облегчение. — Стеша говорила все увереннее. — Опять же, грамотный в деревне у нас только староста, а к нему лишний раз не пойдешь. Мало того что три шкуры сдерет, так еще и если решит, будто против господ или управляющего жалоба, сам наябедничает, а тот долго разбираться не будет.

— Ну, управляющий-то, слава богу, новый совсем не такой, как старый, — заметила я.

— Не такой, хаять не буду, — не сдавалась она. — Однако ж вы сами парням говорили, дескать, а если жалобу кому отправлять придется? Управляющий-то барские интересы блюдет…

Она ойкнула, спохватившись.

Я улыбнулась ей:

— Ничего, говори, я не в обиде.

— Стал-быть, заработок, — зачастила она. — Кабы я пригожа была, как вон та же Акулька, я бы, может, решила, что и так проживу. Однако с моим лицом завидный жених замуж возьмет, только если приданое богатое будет. Вы, барышня, конечно, с деньгами не обижаете, и живу я на всем готовом. Но если дозволите еще и приработок иметь, авось и получится скопить так, чтобы и корову купить, как полагается.

— Корову? — переспросила я, мысленно подсчитывая.

Десять отрубов, по змейке в день, это… Почти три года не тратить на себя ничего. В самом ли деле ей нужно в приданое… почти автомобиль, если по привычным мне меркам?

— Ну, так всегда ведется, — пояснила Стеша. — Лошадь мужик покупает, а корову баба. Посуда, опять же, вся на бабе, полотенца, половики, одежа для всей семьи. На это все деньги надобны, кроме половиков и одежи разве что. Я так мыслю, ежели корову с приданым привести, то и мужик, может, поосмотрительней будет. В конце концов, не голодранку взял, а хозяйку с добром.

Я вздохнула. Как хочется верить, что существует универсальная защита от плохого обращения. Только вряд ли она существует. Я хоть развестись смогла, а здесь крестьянке даже к родителям не вернуться, если что.

— Думаешь, уважать будет больше? — спросила я. Разрушать иллюзии не хотелось, но и поддерживать их — тоже не дело.

— Да когда ж мужик бабу свою уважал? — как-то очень по-взрослому и очень горько усмехнулась она. — Который если жалеет, так уже золотой. Тут другое. Посмотришь на Матрену, да на других баб иной раз, и думаешь — может, оно и вовсе незачем замуж-то идти. А с другой стороны, хозяйство да детки. Но когда приданое хорошее, тогда и женихами поперебирать можно.