Подарок. Страница 6
– Твой отец был прав. Ты ссыкло. Почему ты просто не рассказал все этой шлюхе, твоей Андре?
Милан медлил с ответом, он все еще был под впечатлением того судьбоносного момента в прошлом. Холод напольных плит старой тюремной прачечной, пробиравший его до костей, усиливал воспоминание о том промозглом зимнем дне на Гоцковском мосту. Сырая простыня, которую Зевс дал ему в порыве неожиданного милосердия, особо не помогала. Она едва прикрывала его торс и давно окрасилась в цвет крови.
– Вы не понимаете, – пробормотал он.
Взрослый, который не умеет читать и писать!
Всю жизнь Милана определяло одно-единственное слово – стресс. Стресс у автомата с проездными билетами, когда за спиной нетерпеливо щелкают языком, а у тебя перед глазами скачут буквы и цифры. Стресс в госучреждениях, где ты просишь у служащего разрешения взять формуляр с собой, чтобы спокойно заполнить его дома. Стресс от одного вида книжных магазинов и библиотек, которых он избегал, как наркодилер полицейского патруля. Хотя Милан и слышал о случаях, когда люди избегали стигматизации, решившись признаться в своей неграмотности. Но ему не везло; с ним обращались как с прокаженным, когда на собеседовании для какой-нибудь тупой работы на фабрике он даже не мог найти нужную дверь.
«Вы нормальный, молодой человек? Что с вами не так?»
Не желая больше делать из себя посмешище, Милан научился виртуозно обманывать. Еще в школе он заучивал наизусть аудиокниги по литературе, чтобы не срезаться на чтении вслух. На фабрике по производству шурупов он держал в голове складские номера более десяти тысяч единиц, которые зазубрил с отцом с помощью толстенного каталога, а в закусочной-дайнере рисовал посетителей за столиками, чтобы запомнить их заказы. Но как бы он ни старался, его жизнь, казалось, зашла в тупик. После переезда из Рюгена в Берлин – когда ему пришлось оставить всех своих друзей, а в столице с высокой анонимностью, присущей всем мегаполисам, завязать новые знакомства не получалось, – он жил в постоянном страхе, что его раскроют.
– Почему ты так этому и не научился? – спросил Зевс. Он откинулся на стуле, который принесли его люди, прежде чем закрыть дверь. За которой, вероятно, ожидали следующих приказов, как только их главарь закончит с допросом новенького.
– А ты почему не стал оперным певцом? Я свои таланты не выбирал.
Голос Милана отзывался странным эхом в глухом беленом помещении, где пахло стиральным порошком и чистящим средством.
И блевотиной.
Уже после первых предложений его вырвало, и Зевс заставил Милана вытереть рвотную массу тряпкой, прежде чем тот мог продолжить свой рассказ.
– И ты вообще ничего не можешь прочитать? Даже то, что написано у меня на футболке?
Зевс оттянул небесно-голубую футболку с белым текстом от своей худосочной груди.
Милан помотал головой.
Это отличало его от большинства функциональных неграмотных, которые, по крайней мере, понимали значение отдельных слов и даже предложений, хотя для расшифровки им и требовалась целая вечность. Он же страдал алексией – полной неспособностью овладения процессом чтения, хотя его зрение не было никак нарушено.
– Ни одного слова?
– Нет.
Зевс вздохнул и посмотрел на наручные часы.
– Ну, я рад, что ты не начал свою историю с этой сентиментальной мелодрамы. Вернемся к теме. Так что там с «вольво»?
Милан моргнул. Было достаточно одного упоминания марки автомобиля, как его снова захватило воспоминание о несчастной девочке с загадочным листком.
– Я пытался убедить себя, что ничего ужасного там не было. Ну что я видел? Лист бумаги и плачущую девочку, это могло означать все и ничего.
– Самого главного глазами не увидишь, – произнес Зевс с задумчивым выражением лица, и Милану стало интересно, знает ли он, что цитирует слова Маленького принца «зорко одно лишь сердце». Эту книгу читала ему мама. И действительно, в тот день на мосту сердце взяло верх, и он, следуя интуиции, снова вскочил в седло.
– Я погнался за ними, – сказал Милан и сразу почувствовал себя таким же обессиленным и замерзшим, как тогда. Он буквально ощущал ветер, который приходилось преодолевать в попытке нагнать машину на велосипеде. Пронизывающий ледяной ветер еще сильнее трепал волосы и одежду, когда Милан ускорялся. Не обращая внимания на светофоры и других участников движения, он пересек улицу и по тротуару покатил к Фольксваген-Центру, наугад срезая путь. Он надеялся, что из огромного дилерского и сервисного комплекса, занимавшего целый квартал, есть выезд на Гутенбергштрассе, куда на перекрестке повернул «вольво». И действительно, его смелость была вознаграждена.
Вторым шансом Милан был обязан бесцеремонно припаркованному грузовику для переезда. Седан черепашьим ходом протиснулся мимо него и направился в сторону набережной Зальцуфер. Оттуда на улицу 17 Июня. Автомобиль время от времени исчезал между автобусами и грузовиками, за светофорами или в круговом движении. Но задние фары то и дело вспыхивали в тумане перед Миланом, а будничный берлинский транспортный хаос вокруг Правительственного квартала играл ему на руку.
Погоня закончилась вблизи посольского квартала, недалеко от отеля «Интерконтиненталь» – в популярном для проживания и прогулок районе с таунхаусами и квартирами, которые простые смертные едва ли могли себе позволить.
Милан срезал путь через Тиргартен и на последних метрах снова потерял «вольво» из виду. Он бесцельно колесил по улицам рядом с «Кафе на Новом озере». Хотел уже сдаться и направиться на вечернюю смену в дайнер, как на Раухштрассе едва не столкнулся с этой семьей.
– Семьей? – спросил Зевс, которому Милан вкратце описал свою погоню.
– Да.
Милан тяжело вздохнул. Он отлично помнил, как глупо и нелепо себя почувствовал, увидев отца, мать и дочь. Совершенно выбившись из сил и запыхавшись, он спрятался с велосипедом за деревом и, ощущая себя полным дураком, наблюдал, как трое потащили свои магазинные покупки в маленькую городскую виллу.
Из-за густого тумана Милану казалось, что все происходящее снято на камеру с эффектом размытия.
«Вольво» припарковался перед красным домом из клинкерного кирпича. Вычурными эркерами и башенкой на западном флигеле он напоминал здание из сказок братьев Гримм.
Отец – темноволосый тип а-ля торговый представитель, в мятом костюме и с ослабленным галстуком – нес ящик с лимонадом. Его дочь тащила большую картонную коробку, в то время как хрупкая блондинка жена, которую он увидел только со спины, уже заходила с пакетом в дом.
«Мы ничего не забыли?» – крикнул отец, на что девочка, не оборачиваясь, ответила слегка раздраженным тоном: «Если бы мы купили еще больше, то назывались бы сейчас KaDeWe [1] ».
– А потом что? – нетерпеливо спросил Зевс.
Милан пожал плечами.
Потом все они исчезли в доме.
– Я был уверен, что сам раздул все это. Навыдумывал черт-те чего, а маленькая нахалка меня просто развела.
– И?
Милан посмотрел на свои руки. Время от времени он сжимал пальцы в кулак, в надежде улучшить циркуляцию крови.
– Затем я поехал на свою смену в ресторан. И так уже опаздывал.
Зевс закатил глаза и снял очки, чтобы протереть их подолом своей футболки.
– Я считаю, ты выбрал очень странный способ, чтобы выпросить утюг в задницу. Каток!
Имя того, кому предназначался приказ, Зевс крикнул в сторону выхода, и действительно – дверь тут же открылась, и жирдяй просунул свою башку в прачечную.
Милан, защищаясь, поднял руку.
– Стойте, подождите! Пожалуйста! Мне нужно еще кое-что рассказать, чтобы вы все поняли. Пожалуйста!
Инстинктивно он пытался отодвинуться от Зевса, но и так уже сидел, упираясь спиной в стиральную машину. Если он выберется отсюда, то больше никогда и шага не сделает в сторону прачечной. Однажды он уже испытывал сильнейшую боль в таком же кафельном помещении. В одиннадцать лет ему в голову пришла грандиозная идея – спрятаться в шахте для сброса белья, которая соединяла чулан на первом этаже с прачечной в подвале родительского дома. Он застрял и в отчаянной попытке высвободиться так неудачно повернулся, что вывихнул плечевой сустав. Родители нашли его орущим на кафельном полу. Тогда он и представить себе не мог, что боль от вывихнутого плеча ерунда по сравнению с издевательствами прожженных зэков.