Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 58

— Ясно… — разочарованно выдавила Тая. Она волновалась за Дашу. Александродар черти где, и добраться туда в ближайшие дни она не сможет. — Надо передать, что Дарья Аристарховна беременна — если она без сознания, то врачи могут это не знать. Сообщишь?

Он лишь кивнул.

Тая снова заставила себя улыбнуться:

— Спасибо. Для меня это важно.

— Ас… — Кот поперхнулся и неловко поправился: — а собой как… Все в порядке?

Он уже спрашивал это. Тая погладила его по руке — та странно отдернулась в сторону.

— Кот, не переживай.

Он уставился куда-то в окно. Тая знала, что ему сейчас очень плохо — она знала все его повадки. Ей тоже не особо хорошо, но кто-то же должен быть сильным.

— Паша… Не волнуйся ты так за меня. Я в порядке. Мне вообще сказали, что продержат меня здесь всего денек, два. И больше я им тут не нужна.

Кот отвлекся от окна и серьезно посмотрел на Таю. Он что-то искал в ней или в себе и не находил.

— Я сегодня уезжаю, — звучало это до отвращения мрачно. Война закончилась, новой не намечается, а то, что друзья иногда расстаются — обыденность. Кот добавил: — Гордей тоже. За тобой присмотрит Зимо…

Она оборвала его:

— Ко-о-от! Я взрослая, я сама в состоянии со всем справиться. Надо — езжай. В столице… все дурно, да?

Он кивнул, помолчал, потом все же признался:

— Хреновей не бывает!

И она одна из причин этой хреновины. Тая вспомнила предупреждение Даши:

— Мне сказали, что императрица подозревает тебя в измене.

Кот скривился:

— Это почти пройденный этап. Ничего, прорвусь.

Он хотел что-то еще добавить, но тут запел его походник, и Павел, извиняясь, принял звонок. Что его спрашивали или что докладывали, Тая не поняла, но Кот подобрался, помрачнел и принялся косноязычно оправдываться перед Таей:

— Тут такие дела… Случилось кое-что. Прости, мне нужно идти. Я постараюсь заскочить к тебе перед отъездом…

Она шутливо кулаком ударила его в плечо:

— Издеваешься? Не сто́ит. Езжай спокойно. Обо мне не беспокойся — я приеду в столицу дня через три-четыре, как закончу все свои дела тут. Кот, иди уже.

Он невпопад ответил, вставая и возвращая стул на место к стене:

— Спасибо!

Тая впервые видела Кота таким растерянным и мрачным.

— Иди!

— Да… — он сжал челюсти и вышел из палаты чуть ли не печатая шаг.

— Прощай… — последние слово она ему сказала уже в спину, когда Кот закрывал дверь. Он дернулся от этого «прощай!» и плотно закрыл за собой дверь.

Плакать не хотелось. Совсем. Тая с самого начала знала, что этот день рано или поздно наступит. Она готовилась к нему заранее, все же Кот был близким другом. Да, бывало, что они месяцами общались только по телефону, потому что Кот из-за службы часто бывал в разъездах. То, что они встречались почти тайком, Таю никогда не смущало — она терпеть не могла повышенного интереса к себе. Внимания прессы к собственной персоне она бы не вынесла. И все же она знала, что этот день рано или поздно настанет. Правда, она думала, что это будет связано с его женитьбой, а никак не со смертью императора. Сейчас оставалось только надеяться, что Павел выживет в борьбе за власть.

Он сегодня ни разу не назвал её Асюшей. Он даже Гордею не позволял так называть Таю, сам придумав прозвище через долгую трансформацию «Осени-Осеньки-Осюши».

Кажется, сегодня придется прощаться и с Гордеем.

Забавно. Она думала, что уйдет она, из-за ритуала Снегурочки, а уходят они. Впрочем, какая разница. Сердцу все равно больно. Тая бросила букет на тумбочку — пока заниматься им желания не было. Она помнила, как в юности она с подружками засушивала цветы, чтобы хранить их как память в девичьих альбомах. Цветы из этого букета она сушить не будет. Ни за что.

…Ника примчалась второй. Она была встревожена и немного заплакана — даже консилер не смог это скрыть. Тая её понимала — судьба Вероникиных ребенка и мужа зависят от неё, а она умудрилась попасть в больницу. Ника, принеся несколько букетов «от девочек», как сама сказала, и фрукты, не находила себе места: она сходила и набрала воду в вазу, которую нашла на подоконнике, она расставила в ней букеты, она раскладывала в тарелке, которую выпросила то ли на посту, то ли у сестры-хозяйки, фрукты, она рассказывала про Женю, которую к Тае не пустила личная медсестра, присматривающая за ней, она извинялась за Карину, которую не отпустили дела мужа, она пересказывала все то, что услышала про Дашу в городе и молнеграмме, но умудрилась промолчать о муже.

Тая не выдержала её мельтешения и тихо попросила:

— Ника, сядь уже.

Та прикусила губу и закачала головой. Ясно — еще одна в истерике. Тая мягчее мягкого сказала, пытаясь достучаться до подруги — та в таком состоянии и наломать дров может, Даша вон уже вчера отличилась:

— Ника… Ничего не изменилось. Все договоренности в силе. Я выпишусь завтра или послезавтра в крайнем случае, и мы все успеем. Я дала тебе слово — все будет хорошо. Не волнуйся.

— Тая, но ты… — Ника была на грани — вот-вот и покатятся слезы. Руки теребили платок. Глаза виновато бегали.

Тая сказала очевидное:

— Тебе нельзя волноваться. Нельзя. Поверь, мы справимся.

Ника нашла в себе силы бледно улыбнуться:

— Спасибо тебе. Тебя мне само провидение послало. Я бы не знала, что делать, если бы не ты.

— Мы же подруги. Все мы. Так поступил бы любой. Передай Жене, если у меня останутся деньги, то я помогу и ей.

Ника качнула головой:

— Даже не пытайся с ней об этом говорить — Женя гордая, она обидится раз и навсегда.

У неё зазвучал походник, и Ника извинившись и попрощавшись, понеслась прочь, обещая навестить завтра.

Тая грустно рассмеялась — у всех дела, она лишь отвлекает друзей. Интересно, кто придет следующим: Гордей или Илья? К чему готовиться: к прощанию или извинениям.

Третьим внезапно оказался Белкин в лабораторном халате — все здания были связаны друг с другом подвальными переходами. Он не пробыл в палате и пары минут: убедился, что Тая далека от умирания и тут же ушел, замечая, что с Дашей точно-точно все хорошо и обещая ей позвонить. Позже. Если не забудет. Тая скривилась: дед тоже иногда забывал о ней, когда у него был важный эксперимент.

Дверь снова открылась — на пороге снова стоял Белкин:

— И да, чуть не забыл. Сумароков жив. Только что сообщили — его извлекли из-под обломков. Он травмирован, но жить будет. А вот наш государь мертв. Забавно — сидели-то за одним столом, вроде. — Кажется, как и Даша, её отец словосочетание «государственная тайна» не знал.

Иногда судьба играет странно: защищенный всеми видами магоэнергетических плетений император погибает, а находящийся рядом Сумароков нет. Его уже жалеть надо — затаскают по проверкам как и почему он выжил. Только радость за Дашу — её муж выжил, — перевешивала тревогу за Сумарокова. Он все же мужчина, вынесет Кота и остальных дознавателей.

Через час где-то, может, чуть меньше, примчался взъерошенный, как воробей, Гордей. Он тоже был с букетом — и где только умудрился найти время, чтобы нарвать поздних васильков?

Тая снова напомнила себе: улыбаемся и машем. Гордею тоже нелегко, он вообще человек подневольный, куда послали, там и служит.

Гордей замер, придвигая к кровати злосчастный стул, который сегодня двигали все туда-сюда, и рассматривая Таю:

— Знаешь, чем больше тебя знаю, тем больше тебе поражаюсь, Тая. Только ты, лишь бы не надевать платье, могла попасть в аварию, умереть и помириться с Зимовским.

Тая звонко рассмеялась — в таком её еще не обвиняли:

— Гордей! Сразу видно опытного следователя.

— А то! — он все же сел на стул. — Как ты?

— Спасибо-хорошо-жить-буду-завтра-выпишут! — скороговоркой сказала Тая — в четвертый раз же спрашивают. Натренировалась. И вообще, как она сама неважно. Её Гордей и его состояние интересуют. Сама она почти в порядке. Легкая боль не считается. А вот Гордей… Он вообще спит последние дни? Скоро будет умертвие своим видом напоминать.