Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 2

Младенец упорно отказывался засыпать, он то и дело выгибался в перевязи и громко, натужно, краснея, орал. Его мать нервно покачивалась всем телом и напевала колыбельные, одну за другой. Вагон уже роптал — многие ехали до Иркутска и Владивостока, мечтая выспаться.

— …не ложися на краю, придет серенький волчок… — звучало убаюкивающе, но не для младенца. Тая почувствовала, как легкий магимпульс соскользнул откуда-то сбоку, и младенец наконец-то заснул, продолжая вздрагивать даже во сне.

— …и укусит за бочок! — наверное, это вырвалось из женщины от неожиданности. Волчок должен был только ухватить за бочок.

Тая отвернулась, пряча улыбку, а вот женщина осеклась и побелела. Вагон затих, поглядывая на магмода. Тот делал вид, что спит, прислонившись к холодному окну. Как же, спит — ухо нервно дергалось. И магимпульс, усыпивший малыша, явно он сформировал.

Девочка дернула мать за рукав и в неожиданной тишине спросила, косясь на магмода:

— А почему выродок укусит за бочок?

«Выродок» красноречиво-обиженно дернул ухом, но глаза не открыл. Поезд двинулся дальше. Тае стало жаль парня, который из-за поломки в генной модификации не мог даже говорить, защищая себя.

— Ты слышала, кто разносит сны детям? — спросила она у девочки. Та замотала головой, глазенки её заблестели от удивления.

— Нет.

— Тебе не рассказывали?

Тая заметила, как покраснела её мать. Сказки она, значит, не рассказывала, зато о выродках успела поведать девочке. Тая заставила себя улыбаться — Павел Кошкин всегда настаивал: «Тая, улыбайся и молчи! Умнее будешь казаться!» Вот она и улыбалась.

За окном воцарились долгие осенние сиреневые сумерки.

— Сны разносит Дрема. У него два зонтика: черный, без снов, и яркий, оранжевый с красивыми сказками и снами. — Если честно, Тая точно не помнила сказку и откровенно придумывала на ходу. Может, это вообще две разных сказки. — Так вот… До недавнего времени он вполне справлялся со своими обязанностями по разносу снов, но в последнее время детей стало так много, что он стал зашиваться.

Магмод удивленно всхрапнул — Тая сама поняла, что её заносит из сказки куда-то в канцелярит и еще дальше, но ничего поделать не могла. Она не сказочница, да и с детьми почти не общалась.

— И тогда Дреме пришли на помощь волчки-магмоды. Сама понимаешь, война, в которой магмоды нас защищали, закончилась, а служить им где-то надо. Они как ОТК проверяют детей и ставят на плохих свое клеймо-укус. К таким детям хорошие сны больше не приходят. Поняла?

Девочка лишь кивнула, а потом спросила:

— А что такое о те ка?

— Отдел техни…Техносонного контроля, — выкрутилась Тая. — Магмоды — ОТК Дремы, никогда не называй их выродками, а то останешься без снов.

Магмод скосил на Таю глаз, удивленный своей миссией в этом мире. Тая от щедрот своей буйной фантазии добавила:

— А если ты спишь не на краю, то волчки делают пометку в своих записях, и к тебе будут приходит самые лучшие сны. Взрослых это тоже касается.

Магмод лениво зевнул и всем продемонстрировал свою пасть, полную острых зубов. Вагон замолчал, впечатленный фантазией Таи, хотя скорее все же зубной формулой магмода.

Маглев на перегоне Александродар-Змеегорск скорость почти не набирал — ехал лениво, как обычный поезд. Вот и Тае бы снизить обороты, но злость и обида на обывателей, таких как вот эта простая, замотанная жизнью женщина с двумя детьми, никуда не уходила. Наверняка же её муж тоже воевал, может даже, кто-то из магмодов его прикрывал, а она… «Выродок!» Шилов, их мозгоправ госпитальный, собирающий после боев мозги магмодов в единое целое, говорил, что это дикое желание защитить, а точнее встрять в любой спор с неизменным желанием победить, произрастает из-за острого, нелеченного чувства собственной неполноценности. «И с этим, — любил он добавлять, — еще работать и работать надо, Таюшка!»

Тая достала из-под лавки свой рюкзак и поставила его себе на колени. Вдалеке уже показались огни Змеегорска, щедро рассыпанные по окрестным холмам. Надо же, ведь читала, что городок разросся, а не верилось… Тая встала и направилась на выход. Что толку стыдить эту женщину. Тут весь вагон таких вот. Зря Тая сорвалась с Дремой. Только обида так просто не проходила. Из магмодов и волкодлаков формировалась гвардия, элита императорских войск, а они их выродками называют! Зла не хватало. Сперва веками бесились, уничтожая нечисть, потом опомнились, что вместе с нечистью пропадала способность к магии. Война заставила ускорить разработки по генной инженерии магмодов, а они их выродками за ошибки ученых называют. Так… Как там Павел говорит? Дышим, улыбаемся и машем! Ей нельзя злиться. Тая шагнула в тамбур — маглев, оставив позади мелкую по осени речку Змеевку, вплывал на перрон.

Город за те десять лет, которые Тая его не видела, сильно раздался и вширь, и вверх — раскинулся с холма на холм, еще и обзавелся высотками, упирающимися в небо. Отродясь тут выше трех этажей ничего не строили. Однако, что война и статус магтехграда сделали — приманили деньги и аристократические рода.

И все же город за десять лет ни капли не изменился. Он по-прежнему жадно звал Таю, обещая силу, и пытался удержать в своих объятьях, уверяя, что нигде ей не будет лучше, чем тут. Как бы не так! Она знала, что за пределами города огромный мир, и этот мир, даже искореженный войной, ей нравился больше, чем местное затхлое, какое-то мертвое великолепие.

Тая расправила поникшие было плечи и выпорхнула на пустой перрон. Следом из вагонов первого и второго класса повалил народ — кто в чиновничьих шинелях, кто в военных мундирах, кто скромно в собольих, еще не по сезону одетых шубках. Суета, толкотня, вой сирен на правительственных автомобилях, выехавших прямо к маглеву, злое тяфканье сигналов на машинах с родовыми гербами. Через неделю в городе юбилей — десять лет магтехграду, и публики из Санкт-Петербурга принесло много: сюда сама императрица должна пожаловать на празднества — перерезать ленточку на открытии новых корпусов Российского императорского научно-исследовательского института маготехнологий имени Потемкина. Из вагонов третьего класса, кроме Таи и ОТК Дремы никто не вышел. ОТК огляделся и быстро ввинтился в толпу, исчезая среди людей. Тая же в компании дежурного по станции жандарма, слегка ошалевшего от кутерьмы, осталась ждать, пока схлынет прочь эта людская пена — ей надо мысли в кучу собрать и злость угомонить: клялась же себе, что не вернется сюда ни за что.

Быстро темнело, словно тьма ждала её и стремилась показать себя во всей красе. В домах загорались огоньки в окнах. Возвращение в Змеегорск, как удар под дых. Знакомый с детства смолистый воздух. Ряд домов, которые ты помнишь до последней трещинки. Люди. Знакомые. Они скользят по тебе чужим взглядом, не узнавая, а ты их помнишь. Просто они остались тут, а ты уехала, посмела вырасти и вернулась.

Вот как можно бояться города, скучать по нему до одури, до повторяющихся снов, где ты счастлива, и при этом ненавидеть город. «Это какая-то патология, Асюша.» — сказал бы Кошкин. Она никогда и не говорила ему, что нормальная.

Автобусы уже не ходили, о чем её любезно предупредил жандарм в голубом мундире. Несмотря на откровенную осеннюю прохладу, он еще не спешил надевать шинель. Тая уверено направилась к стоянке такси — там еще стояли две машины. Стоило только назвать адрес, как водители такси с эмблемой «Словицы» на дверцах отказались её везти. Даже робкое предложение оплатить дорогу туда и обратно не сработало.

Заметив, как Тая полезла в походник искать телефоны для вызова такси, один из водил снизошел и объяснил ей:

— В гетто ни за что не повезут. Даже днем — дураков нет.

Откуда в приличный Змеегорск залетело это слово, Тая так и не поняла. Не трущобы — гетто. Почти как резервация. Однако.

Придется идти пешком — тревожить дедушку она не будет. Поздно уже, да и он намекал в письме, что не очень себя хорошо чувствует. Если уж её стойкий дедушка так о себе говорил, значит, дело плохо. Он даже с птичьим гриппом умудрялся выходить на службу, ведь эксперименты в его лаборатории не остановить. Дорогу Тая знала — она с детства проживала в этом городке, когда еще в нем не было улиц, а только номера домов. Теперь же к… гетто вел проспект Науки, через когда-то первозданный лес шли улочки с пятиэтажными домами, а в центре у озера торчали высотки делового центра, между которыми стыдливо спрятались новехонькие мэрия, полицейский участок и Зал дворянского собрания. Интересно, в озере еще живет русалка, про которую тайком на вечерних посиделках рассказывали легенды, что она исцеляет сердца? Или наступающий на Круглое озеро город прогнал её прочь.