Предзимье. Осень+зима (СИ). Страница 103

Золотая осень все же была, хоть с бабьим летом в этом сентябре не сложилось.

И вечер был. С сиреневыми сумерками, с приглушенными звуками города, с усталой суетой его жителей, разбредающихся по домам.

И дождь был. Тихий, вкрадчивый, робкий, как и любила Тая.

И зонт был. Огромный, мужской. Желтый, как солнце. Струи дождя еле слышно стучали по нему, создавая мелодию приятного осеннего вечера: когда тепло в длинном пальто, специально купленном для прогулки, когда воздух свеж в меру, когда знаешь, что в конце ждет дом, уют и длинная, нежная ночь.

И лужи были. Именно такие, как Тая любила: неглубокие, спокойные, гладкие, в которых отражается и дробится при случайных порывах ветра свет фонарей и наружной рекламы, словно скоро Рождество. В такие лужи еще прыгать можно и наблюдать, как пляшут огоньки на внезапных волнах.

И желтые кораблики из листьев в лужах были — их этой осенью не победить дворникам, угрюмо метлами разгоняющим лужи.

И Илья был. Уставший. Прихрамывающий на прооперированную правую ногу. Непривычно одетый в удивительно синее пальто и такие же синие джинсы и свитер. Кажется, Тая впервые видела, как он перелинял во что-то иное, изменив любимому черному цвету в одежде. Илью без предупреждения выписали сегодня — еще утром его лечащий врач говорил, что ему еще неделю, не меньше, лежать в больнице.

Тая, давая роздых прооперированной ноге Ильи, остановилась у еще работающего фонтана. Листья принесло и сюда. Они плясали на холодной сизой воде, вызывая странное стеснение в груди. Наверное, это грусть. Или страх перед неминуемыми переменами — Илья же выписался из больницы. Вот-вот все круто изменится раз и навсегда.

Илья, временно вручив зонт Тае, галантно скинул с себя пальто и положил его на край парапета фонтана, приглашая Таю сесть. Она послушно опустилась, но утянула за собой и Илью, заставляя садиться рядом. Она не мерзнет — он очень даже. Отбирать одеяло по ночам она у него ни за что не будет — наоборот, будет укрывать еще и своим. Зачем ей тормозящий из-за холода парень? Но говорить об этом она тоже не будет. Может, Илья уже двести раз пожалел, что когда-то заговорил о свадьбе.

Он продолжал удерживать над ними зонт, и Тая сама обняла Илью за талию, еще и голову на плечо пристроила. Вблизи было особенно видно, как тяжело Илье после травм — лицо осунулось, о скулы порезаться можно, губы до сих пор бледные и синюшные из-за кровопотери, но хоть дыхание спокойное, а до сердца не добраться, чтобы прослушать тоны и шумы.

— Устал?

Ему явно нужно в тепло — согреваться и отдыхать. Он же первый день после выписки. Тая и сама бы не отказалась вернуться в тепло.

Этот гад чешуйчатый тут же воспрял, выгибая грудь колесом:

— Что ты, Таюша, я готов продолжать прогулку.

Он посмотрел на Таю честным-честным взглядом и снова не моргал. Когда-нибудь она привыкнет к его змеиным глазам, а пока надо просто молчать и улыбаться. У всех свои недостатки. Она тоже далеко не подарок. Хотя бы привитую дедом неуверенность в себе и тяжко дающееся доверие вспомнить. И вечный холод от испуга.

— Илья… Тебе надо отдохнуть. Поздно уже.

Он опустил глаза, упираясь взглядом куда-то в мокрые носки высоких походных ботинок. Смотреть вверх и искать дзен в небесах мешал зонт.

— Прости. Глупое ощущение, что все утекает прочь и ничего не удержать, — признался Илья.

Тая хулигански подула ему в бесстрашно подставленную шею, почти прикасаясь губами. После больницы видны были все мышцы и быстро бьющаяся сонная артерия. Илья откровенно нервничал. Острый кадык так и ходил туда-сюда, когда Илья сглатывал. Тая провела рукой по краю его подбородка. Щетина чуть-чуть кололась.

— Откуда столько ненужной грусти? Тебе рекомендовали психолога на время реабилитации?

Он рассмеялся, немного хрипло, словно раскаркался старый ворон.

— Таюша, я знаю о билете на утренний маглев.

— Чума… — выдохнула Тая, выпрямляясь. — Вот почему ты выписался так быстро!

— Только не надо спрашивать, кто тебя сдал. Много кто. Сперва мне позвонил знакомый жандарм, отвечающий за продажу билетов. Потом прилетел со списками уезжающих и прибывающих в город взволнованный Владимир. Потом мне прислал сообщение Гордей, сообщив, что я не умница. «НЕ» было капслоком. А потом примчалась Дарья Сумарокова, она атаковала всех не успевших спрятаться врачей, поставив больницу на уши, и меня все же выписали.

Тая честно сказала:

— Я убью Дашку. С такими друзьями, ты был прав, и враги не нужны. Я спонтанно приняла решение о поездке — утром доктор сказал, что ты точно не умрешь, если только с тоски, и я решила, что вот, все. Пора.

Он перевел взгляд с ботинок на Таю. И не понять, нашел ли он свой дзен.

— Таюша, я разве не заслужил хоть каплю доверия?

— Я собиралась тебе сказать, но ты был недоступен. Да-да-да. Когда я приехала в больницу, тебя уже выписали. Это камень в огород твоего доверия, Илья, если ты не понял.

— Я просто испуганный заяц. Я уже потерял тебя десять лет назад, когда ты рассказывала Дарье, что «всего лишь на экскурсию по музеям» собралась в Александродар. Ты потом уже не вернулась в Змеегорск.

Тая нахмурилась, ничего не понимая. Она смутно помнила, что это было вроде в кафе.

— А разве ты тогда присутствовал при нашей с Дашей беседе?

— Очень даже рядом болтался. Я собрался сопровождать тебя, предложив экскурсию на другую дату — у меня было очередное обследование запланировано. Ты еще тогда на вопрос Дарьи: «А как же Зимовский?» — сказала, что тебе все равно и пожелала мне тут плесенью покрыться, оставаясь навсегда.

— Ой… А у тебя защиты от проклятий не было, да? От Снегурочек…

— Это было проклятье?

Тая робко призналась:

— Очень может быть. И пока ты не подал на меня жалобу за незаконное лишение свободы, сразу сообщаю: обратный билет на маглев в Змеегорск мною тоже куплен. Я хочу собрать свои вещи, расплатиться с квартирной хозяйкой и попрощаться с Санкт-Петербургом. Навсегда. Днем туда, ночью сборы, днем решение проблем с хозяйкой и ночью маглев. Итого: утром после-послезавтра я буду уже тут, Илья. Честно-честно. Я бы съездила раньше, решая все задачки, но я очень боялась за тебя. Не хотела оставлять одного. А тут доктор сказал, что ты в полном порядке, я и решила управиться со всем до твоей выписки.

Все это время Илья смотрел на нее исподлобья, еще и не моргая, — Тая под конец своей речи старательно давила желание или привычно возмутиться, или забиться куда-то от страха. Надо просто помнить, что это обычный змеиный взгляд. Привыкнет.

Илья наконец-то отвис и моргнул, спасая Таю от тихой паники.

— Таюша, грибо… — он поперхнулся словами, вспоминая, что она не гриб, а осень. Только ласковых уменьшительных от осени почти не бывает. Кот год шел от Осеньки к Асюше, а Илья не может пойти тем же путем.

— Солнышко, котенок, рыбка и кто хочешь… Неважно, Илья.

Он кивнул, давая понять, что запомнит её предложения. Илья опять долго смотрел вниз, усмиряя своих демонов.

— Ты хочешь завершить прогулку, я правильно тебя понял?

— Да, Илья, — осторожно сказала Тая.

— Тогда я провожу тебя до гостиницы.

— Зачем? Не нужно…

— Тогда… — Он снова искал дзен, который на кончиках ботинок никак не находился.

Тая подсказала — знала же, что педант:

— Можешь пригласить меня на чашечку кофе.

Илья встрепенулся, странно глядя на неё:

— Кофе? На ночь?

До чего же он правильный!

— Уговорил. Утром. И в кровать. Только про стадию чашки не забудь. Утро, кофе, чашка, кровать. О, стадию футболки куда-то надо вклинить… — её снова несло от испуга. Она же так и не спросила про его намерения. Они могли измениться. Полмесяца, между прочим, прошло! Они с боя с Белкиным не заговаривали о свадьбе…

Илья потянулся к ней, прижимая к себе, и жадно поцеловал Таю в губы. Яростно, жарко, и прочь мысли о медсестрах в отделении, умеющих целоваться и делать кое-что иное по ночам… Это не об Илье. И совершенно странно, что после такого горячего поцелуя, когда губы горели от страсти и легких укусов Ильи, в душе Таи воцарилось умиротворение, бесповоротное и абсолютно ничем не прошибаемое. Никакие удары судьбы не страшны, когда так целуют.