Бездарь и домовой (СИ). Страница 3

— А… Так и пускай их гоняют, тьфу ты, нечисть латынская.

Голоса удалились, но я продолжал подпирать дверь. И тут в нее поскреблись где-то внизу. — Кто там? — приоткрыл.

— Мадре де дио, меня услышали! — едва слышно простонал кто-то на полу. — Сеньор попаданец! Ради всего святого, умоляю, впустите, спасите от верной лютой смерти!

Глава 2

Обретение имен

Я подхватил крохотное тельце внезапного гостя, закрыл и запер дверь. На руках моих оказалась искусно выполненная игрушка: маленький, сантиметров 25 ростом, человечек, правда, каких-то мультяшных пропорций. Видом гость — явный южанин: чернявый и носатый, щёгольские усы, бородка-эспаньолка. Одет в темные штаны и некогда белую просторную рубаху, на ногах — черные сапожки. Чудесная была бы игрушка, глаз не оторвать, если б не одно «но»: она была живая и прямо вот сейчас истекала кровью, сочившейся из нескольких глубоких царапин.

Медик из меня аховый, но кое-какие азы первой медицинской помощи со школьных лет запомнил крепко. Я положил потерявшее сознание существо на кровать, метнулся к проклятому столу. Нашёл недопитую бутылку с чем-то прозрачным, понюхал: вроде, водка. Чуть-чуть, но мне много и не надо. Там же откопал более-менее острый нож, с его помощью (после протирки алкоголем) отрезал от простыни пару узких полос. Подумав, поделил каждую на четыре части: уж больно невеликим оказался пациент.

Промыл раны водкой — на кошачьих когтях много всякой дряни, — и забинтовал. Приходить в себя пострадалец не торопился, но дышал довольно ровно, так что я не терял надежды с ним когда-нибудь пообщаться.

Не зная, чем еще помочь бедолаге, оставил его в покое и вернулся к чтению: какой уж теперь сон! Читал всё того же Карамзина, и из косвенных сведений составлял непротиворечивую картинку этого мира. Вот взять, скажем, магов. Никто в этом мире не рождается готовым волшебником, хотя предрасположенность аристократии к магии в целом несколько выше, чем у простого обитателя земщины. Сперва, под воздействием каких-то так мной пока и не проясненных факторов, происходит первая инициация, для немалого числа несчастных — она же и последняя, и таких людей здесь принято называть пустоцветами. Почему несчастных? Потому что им показали демо-версию могущества, приоткрыли калитку в восхитительный мир элиты и даже обучили магическим основам в соответствующих учебных заведениях — но и всё на этом. Зато те, кому повезло сподобиться второй инициации, становились уже настоящими волшебниками. Они-то и считались главным богатством державы, ценностью своей многократно превосходя золотой запас. И эти самые волшебники — вот еще один нюанс — жили несколько дольше прочих людей, полтора века считались нормой. А соответствующие знания вместе с личным могуществом позволяли им, при желании, выглядеть молодыми хоть до самой смерти. Крутой приз, правда?

Описанные историком нюансы административного устройства страны я к сведению принял, но положил себе узнать в более современных, чем двухсотлетней давности труд, источниках уточнить нынешнее положение дел.

Тут наконец-то заворочался мой нечаянный пациент.

— Где я? — пробормотал он.

— В безопасности — ответил я.

— Ох, простите, сеньор! — игрушечный человек заворочался и сел. Осмотрел себя с некоторым удивлением: — Скажите, сеньор, это вы меня перевязали?

— Ну да, — пожал я плечами. — Вы истекали кровью, надо было что-то делать.

Человечек порывисто поднялся, что привело к падению с кровати. Но, подобно подравшей его кошке, в падении он сгруппировался и приземлился мягко. Правда, тут же бухнулся на колени.

— О, благодарю, благодарю вас, сеньор! Вы спасли меня, вы перевязали мои раны, вы уложили меня на господскую кровать… Моя жизнь целиком принадлежит вам, благородный сеньор, и это не фигура речи.

— Полноте, друг мой, — начал я: в ситуации полной неопределенности мне еще такого «должника» не хватало…

— Мадре де дио! Вы назвали меня другом? — он натурально заплакал.

А я слегка запаниковал — нет, на этой самой Тверди, куда меня, судя по всему, занесло, подобные выспренние изъявления чувств, возможно, и в порядке вещей, но прежде я ни с чем таким не сталкивался. Метнулся в ванную, свернул крышку с какого-то флакона, промыл, налил холодной воды, принес несчастному.

— Вот, попейте и успокойтесь, пожалуйста.

Он выпучил глаза еще сильнее, но, к счастью, ничего больше не сказал, покорно принял воду и выпил до дна.

— Успокоились? — спросил я, и мой визави не вполне решительно, но кивнул. — Отлично. Давайте поговорим, если вы в состоянии. Начнем с начала. Кто вы?

— Хосе Натаниэль де Лос Трес Барбосес Террибле Бромиста, домовой из Арагона, к услугам вашей милости.

— Красиво звучит, — покачал головой я. — А как вы сюда попали?

— Превратности судьбы, — не пожелал вдаваться в подробности домовой, но попросил: — Добрый сеньор, вы меня чрезвычайно обяжете, если станете обращаться ко мне на «ты» — именно так веками предписывает этикет вести общение между домовыми и людьми.

— Принято, дружище Хосе Натаниэль. Но скажи мне, откуда у ис… арагонца вдруг имя «Натаниэль»?

— Дедушка был с Авалона, — потупил глазки мой собеседник. — Это страшно?

— Отнюдь, просто удовлетворял любопытство. Прости, сам представиться пока не могу, ибо понятия не имею, кто я, собственно, такой.

— Ну, это-то мне известно, — взбодрился арагонец. — Зовут вас, добрый мой сеньор, Фёдором. По батюшке — Юрьевич, по фамилии — Ромодановский. В настоящую минуту вы являетесь единственным наследником древнего княжеского рода.

Что и говорить, остаться при родных ФИО оказалось приятно — главное, чтоб вшивая интеллигенция князь-кесарем не дразнила, — так что выдохнул с немалым облегчением. Насчет наследника древнего рода — это, если верить давешнему взъяренному визитеру, ненадолго, до послезавтра. Но, пожалуй, оно и к лучшему: уйду, куда глаза глядят, авось, не пропаду: тело-то молодое, в порядок его привести только. Зато никто больше не будет пороть меня в гараже, между лимузином Bojarin и внедорожником Ursa.

— Там, у двери ты назвал меня «попаданцем». С чего ты… Как ты это понял?

— Видите ли, мой добрый сеньор, такие, как я, видят это запросто. В гараж притащили одного человека, потом Шаптрахор перестарался, ударил чрезмерно сильно… Насмерть. Но в следующую секунду вы ожили — только уж вовсе другим человеком. И я, признаться, этому рад — сказать по чести, прежний обитатель вашего тела был в самом деле изрядной канальей. И никто, кроме меня, этой подмены не заметил: уруки сильны и ловки, но не наблюдательны и вообще умом не быстры. Родион наш Гордеич — управляющий — обычный человек, и ему такого не дано. А больше там, кроме меня и, разумеется, вас, и не было никого. Души людей из другого мира приходят на Твердь не так уж и редко — хотя и не особенно часто. О большинстве таковых попаданцев отлично осведомлены маги Чародейского приказа и, несколько реже, ярыжки Сыскного.

— Ясно, — с умным видом кивнул я, хотя до ясности пока было далече. — А за что пороли это тело, не знаешь?

— Экзекуцию вам назначили за буйное распитие водки со снага, да еще в собственных покоях, что есть умаление и поношение родовой чести, и потрясение основ — правду сказать, с этим я полностью согласен. Это ж как себя нужно не уважать, чтобы пить со снага?

— Возможно, присоединюсь к твоему негодованию, но вот беда: я понятия не имею, кто такой, такая или такие снага.

— Орки, — пожал плечами домовой. — Зеленые орки, наихудшая их разновидность. Хуже них — только кошки. От снага есть шанс убежать, от кошки — увы.

— Так, хорошо, с этим разобрались. Теперь бы понять, чего от меня хотел тот богато одетый господин, что орал на меня днем, и почему он собрался выгнать меня отсюда через два дня, но не раньше?

— Ну, это просто, как хамон настрогать, — ухмыльнулся домовой.

И поведал мой новообретенный маленький друг с угрожающе звучащим именем вот какую историю. Дядька, что орал на меня — почтенный родитель того бегемота, в чью тушу я давеча влетел, князь Юрий Григорьевич Ромодановский. У меня (да, у меня, пора привыкать, а то до шизофрении недалеко) прежде были еще два старших брата, весьма толковые, по местным меркам, молодые люди, полные волшебники. Оба погибли на недавней войне на Балканах. Кроме меня и князя, Ромодановских на Тверди не осталось вовсе — одна боковая ветвь сгинула полностью во время некоего Восстания Пустоцветов, вторая захирела и вымерла сама собой тремя десятками лет позже. Мой старший брат был женат, но его супруга погибла в стычке с Ермоловыми. Средний не успел. Так что причина отцовской ярости была проста и ясна: мало того, что единственный кроме него оставшийся в живых Ромодановский (супруга скончалась пятнадцать лет тому от какой-то Черной немочи) до сих пор не прошел даже инициацию первого порядка, так был, ко всему, редкостным балбесом: наук не превосходил — вообще не читал; только жрал в три горла, пил всё, что смахивало на алкоголь, дрых едва не сутками, особенно, с перепою, да девок портил, как в возраст вошел. Этакий «золотой мальчик» — за неимением равных по происхождению дружков, якшающийся с кем попало, вплоть до снага.