Бездарь и домовой (СИ). Страница 28

По мнению Никанорова, искать репону Ромодановского следовало на пустыре между городом и кладбищем — отсюда и вся возня с «двором первого князя», который, впрочем, действительно стоял именно там. Но историком Модест Платонович, на нашу с вами радость, оказался никудышным. Как подтвердила справка из архива Земского приказа, полученная мной сегодня утром, в 1572 году граница посада проходила почти на двести метров дальше — короче, там, где господин Панфилов репону в итоге и нашел. Никаноров узнал об этом случайно, но действовал, надо сказать, молниеносно. Основательно растряся свои накопления, он приобрел у соседа, обывателя Коновалова, бутыль самогона ёмкостью в четверть ведра, и с ее помощью, представившись собственным отражением — то есть «инженером Сергеем», которое в ту пору уже сидело в КПЗ в этом здании, нейтрализовал и Панфилова, и пост охраны, выставленный на месте опаснейшей находки городским управлением милиции. После чего, будучи «нулевкой», то есть невосприимчивым к магии, без труда завладел репоной. То есть завладел-то он без труда, а вот тащил домой он ее несколько часов, потому как весит она под четыре пуда. Похищенное манохранилище Никаноров спрятал дома в сарае и до рассвета покинул Тарусу, на попутном автомобиле отправившись в Калугу к Тимофею Пенькову.

Тем временем компаньон Пенькова, купец Афанасий Нешкваркин узнал о плане старинного друга и его прихвостня устроить в Тарусе прорыв, который неминуемо повлечет масштабные разрушения и огромные жертвы среди населения. Узнал — и потребовал объяснений. Пеньков, понимая, что убедить компаньона, что сервитут стоит и не такого, едва ли выйдет, поспешил свести всё к шутке — мол, пустые умствования, не бери в голову. Но Нешкваркин был тертый калач, и он помчался в Тарусу — проверить кое-что на месте и выложить всё прессе, то есть присутствующему здесь Фёдору Ивановичу. Всего за две минуты до его выезда Никаноров по прямому приказу Пенькова залил отравляющее вещество постепенного действия в систему вентиляции лимузина Афанасия Нешкваркина, так что, как почти все присутствующие помнят, по приезде в Тарусу бедный купец успел произнести всего несколько слов, прежде чем упал замертво.

Резюмирую. Никанорова в Калуге задержал лично я при деятельном участии Федора Ивановича Нетина. Тем временем, капитан Петр Сергеевич Копейкин, учредив на участке Никанорова пост охраны, предотвратил попытки захвата или активации репоны неустановленными снага. На основании показаний Модеста Никанорова, полученных мной, еще вчера вечером в Калуге по подозрению в подготовке массового убийства посредством хтонического прорыва ярыжками Сыскного приказа задержан и этапирован в Александровскую слободу Тимофей Пеньков. В убийстве Нешкваркина библиотекарь сознался, запись и расшифровку показаний прилагаю. Кроме того, приобщаю к делу все необходимые архивные выписки и справки, добытые мной в ходе расследования этого дела.

— Это не я! Не я это! Это все он, он, Пеньков! Я не хотел, не хотел! Я свободы хотел! Свободы-ы-ы! — забился Никаноров в своей клетке.

Глава 14

Как стать аристократом за пять минут

Едва вопящего и впавшего уже в полный бред Никанорова уволокли в камеру, межведомственное совещание закончилось. Цветаева откланялась первой и упорхнула домой, следом, качая головой, ушел задумчивый кхазад. Милиционеры вернулись к текущей работе, а опричники, Дубровский и я задержались на улице у дверей управления на перекур. То есть, это они курили, а меня пока не тянуло.

— Шустро ты это дело размотал, — одобрительно заметил Шереметев.

— Ну, тут, во многом, сыграл фактор везения: не нарвись он на нас в Калуге — кто знает, сколько ещё возиться пришлось бы. Да и по местным делам один эпизод непроясненным остался: кто покрошил снага на пустыре?

— Ой, Володь, прекрати, а? — скривилась Лопухина. — С твоей честной мордой только комедию ломать… На пустыре по сей момент не развеялись следы неслабого магического воздействия с некротическим душком. На расположенном рядом кладбище, на самом краю, лежат от трех до пяти поднятых мертвецов, все в активной фазе. Рядом с тобой стоит недавно инициированный некромант. И что еще ты собрался прояснять?

— Я земский обыватель, — произнес я. — И твердо намерен им и оставаться.

— Да-а? Да что вы такое говорите! А если я, как законопослушная подданная, как офицер опричного полка, сообщу в Сыскной, да и инициирую два дела разом — о применении некромантии в Земщине пустоцветом Ромодановским и о неполном служебном соответствии внештатного консультанта Дубровского, который нелепо отмазывал указанного пустоцвета, прикрываясь доверенностью, выданной старым некромантом князем Ромодановским? Вот тогда — что вы скажете?

— Скажу, что я, пустоцвет Нетин, действовал исключительно в рамках самообороны, — хладнокровно ответил я. — И уверен, что любое расследование это подтвердит. А если в Сыскном не дураки сидят, то маршрут, которым они отправят вас со вторым заявлением, будет зависеть исключительно от степени их воспитанности.

Помолчали.

— Фёдор, — тихо спросила Лопухина. — Вам что, отца совсем-совсем не жалко? Ему же голову отрубят.

Я честно попытался вспомнить князя Ромодановского: мерзкого старикашку, который сперва приказал меня пороть — и меня, на минуточку, запороли насмерть, — потом отвратительно глумился и паясничал за завтраком, а после с пафосным видом лишил меня всего и выставил вон.

— Нет, ничуть не жалко, — ответил я и вдруг понял, что соврал. Князь — дурак и сволочь, конечно, но не на плаху же за это тащить…

Она покачала головой и снова повисла пауза.

У Дубровского зазвонил телефон.

— Да? Добрый вечер, Иван Иванович, — Володя как-то резко подтянулся: видать, начальство. — Да, всё выяснили, все документы есть. Понял, передам. Нет. Нет, господин целовальник, упомянутые вами мысли не имеют отношения к обсуждаемому делу. Никак нет, поэтому уж позвольте оставить их при себе. В остальном полагаю себя вправе действовать в соответствии с понятиями чести и законами Государства Российского. И вам хорошего вечера, Иван Иванович.

— Это ты самого Риковича так жёстко? — неверяще спросил Шереметев.

— Увы и ах, его, отца родного, — вздохнул Володя.

— Да ты крутой мужик, Дубровский! — восхитился ротмистр. — Прими уважение!

— Чего он по делу сказал? — спросила Лопухина.

— Никанорова в слободу везти не надо. Рикович будет завтра к полудню в Калуге, в опричном квартале. Заберет там.

— Ну, бывайте здоровы, господа, — полез прощаться ротмистр. — Авось, свидимся ещё!

— Опять ночевать в гостинице горуправы — это, конечно, предел мечтаний, — закатила глаза Лопухина, и они ушли.

Свидеться нам предстояло уже на следующий день, но никто пока об этом не подозревал.

Мы с Володей тоже распрощались: на утро запланировано бегство из города, а пока мне нужно успеть сбацать свой «дембельский аккорд» для газеты. Справился я с ним быстро, часа за полтора всего, и собрался было домой. Но тут зажужжал смартфон. Посмотрел — «Пульс», так называется здешний мессенджер. Пишет Наташа.

«Добрый вечер! Уже почти вторник, а фотографии вы нам так и не прислали. Плохо получилось?»

«Здравствуйте, Наташа! — написал я в ответ. — Нет, получилось замечательно, просто это я, нехороший человек, забегался и совсем забыл прислать вам обещанное. Немедленно исправляюсь!» — и отправил ей фотографии, заодно и сам их пересмотрел.

И ничего не понял, и сердце забилось, но не от гнева, а от радостного удивления и просто потому, что это же Наташа. Фотографий оказалось гораздо больше, чем я на самом деле снял. Вот они — те несколько кадров на мосту. А перед ними — Наташа. Встревоженная — на пустыре у кладбища. Весёлая — в музее скульптора Заблудовского, когда мы разглядывали скульптурную группу «Репка» в масштабе 10:1, и высота деда там была 50 сантиметров. Я предложил ребятам пофантазировать на тему размеров мышки в оригинальной скульптуре, установленной в одном из парков Ингрии[1].