Бездарь и домовой (СИ). Страница 27

— Так, — хлопнул Азаров ладонью по столу. — Давай-ка поеду я в ту Тарусу и поговорю с ним по-нашему, по-гусарски. Имею железный повод, между прочим: сей юный шалопай нанес невосполнимый ущерб стариковским нервам, наслав на меня двух утопленников! За такое необходимо ответить!

— Это у тебя-то нервы? — слабо улыбнулся Ромодановский.

— А что я, не человек, что ли? И вообще, раскис, раскис ты что-то, Юрик! Выше нос, хвост пистолетом! И наливай, наливай уже — давно пора.

От опричнины присутствовали уже знакомые мне офицеры собственного царевича Димитрия Иоанновича полка ротмистр Илья Шереметев и корнет Мария Лопухина. Город Тарусу представляли заместитель городского головы Рудольф Шляппербзяхель и большая часть тарусской милиции, коль скоро действо происходило у них в управлении. Консультантом-экспертом от имени Чародейского приказа выступала академик Марина Ивановна Цветаева. Историю с разрушением моста за воскресенье она благополучно уладила, заплатив городу назначенную комиссией Городской управы сумму денег. Кроме того, получив соответствующее разрешение в Чародейском приказе, магически посодействовала починке моста: поднимала и удерживала половинки воздушными потоками, пока рабочие сращивали тросы. Сегодня бригада кхазадов-ремонтников заканчивала восстанавливать настил и красить железные детали, и назавтра мост уже обещали открыть.

За прессу отдувался ваш покорный слуга с камерой, планшетом и невидимым домовым на плече (при виде Цветаевой Нафаня попытался спрятаться у меня за шиворотом, но не преуспел, зато половина собравшихся с нездоровым интересом вглядывались в шевеление ветровки у меня на загривке). Ведущим нашего вечера и по совместительству сотрудником Сыскного приказа был, понятное дело, Владимир Андреевич Дубровский. Обвиняемый Никаноров помещался в выгородке за решёткой.

— Добрый вечер, дамы и господа. Сегодня мы, я надеюсь, общими усилиями закроем если не всё масштабное дело, равного которому, не побоюсь ошибиться, давно не видели здешние края, то хотя бы ту его часть, которая имеет непосредственное отношение к городу Тарусе.

Прежде всего, необходимо пояснить, почему задержанный Никаноров оказался у нас в двух лицах. Строго говоря, это не совсем так: второго полноценной личностью признать было бы затруднительно. Но для временного введения кого-либо в заблуждение — вполне достаточно. Итак, осенним вечером 1998 года молодой провинциальный интеллигент Модест Никаноров предавался хандре, употребляя спиртные напитки в общественном месте — а именно на краю известного в Тарусе оврага. Там к нему подошел незнакомый мужчина, не говоря ни слова, срезал у Никанорова прядь волос и убежал. Модест Платонович не придал, по его словам, значения этому инциденту — мало ли на свете сумасшедших — и продолжил свои привычные занятия. Но на следующий день этот же незнакомец подкараулил Никанорова на том же месте, жестоко избил его, а потом из как будто бы ничего сотворил еще одного точно такого же Никанорова, которого принялся мучить явно магическими способами. Это всё увидели жители Заовражья, они пришли Никанорову на помощь: несколько мужиков, вооруженных топорами и дрекольем, перебежали по мосту, так что неизвестному магу пришлось ретироваться. Никаноров был в шоковом состоянии, его двойник сохранял молчание (как вскоре выяснилось, речь вообще не входит в число его умений), и потому заовражцы просто отнесли обоих в холостяцкую берлогу Никанорова, где и оставили. Внезапно обзаведшийся alter ego Модест долгое время пытался разговорить двойника, но тщетно. Тогда он стал использовать эту молчаливую тень, не имеющую никаких надобностей, свойственных обыкновенному человеку, как своего рода жилетку, в которую выплакивал, по его выражению, всю чудовищную несправедливость этого мира, где правят тупые и богатые, а умные, кои одни и достойны всех благ, прозябают в земской нищете и безвестности — конец цитаты. Со временем Никаноров, чтобы унять вопросы соседей, придумал, что этот двойник — его брат-близнец, зовут его Сергей, по профессии он — инженер, а онемел в процессе хтонической контузии, полученной в Васюганских болотах.

Шли годы, Никаноров взрослел и даже начал стареть. Так называемый «Сергей» взрослел, старел и покрывался признаками застарелого алкоголизма вместе с ним, как зеркальное отражение — коим, в сущности, и является.

Еще к вопросу о двойнике и неизвестном колдуне. Мной был подан запрос в соответствующие приказы, и я выяснил, что в описываемое время на территории губернии с целью туризма находился подданный Датского короля господин Хенрик Магнуссен, темный маг.

— Колдовство в Земщине срока давности не имеет, — плотоядно заметила Лопухина.

— Ох ты, боже ж мой, — прижала ладони к щекам Цветаева. — Магнуссен! Позвольте, немного расскажу о нем. Сильный тёмный маг, истинный злодей — известно, что от мучений людей получал натуральное наслаждение, сродственное с сексуальным.

— Маньяк, стало быть, — припечатал Копейкин.

— Да, вполне оформившийся, — подтвердила Цветаева. — За основу своей техники взял экзотическую для севера Европы систему Вуду, сложившуюся на островах Карибского моря. Могу предположить, что волосы у этого Никанорова он срезал, чтобы изготовить куклу, с помощью которой собирался заставить Никанорова умереть, испытывая страшные мучения. Но у него ничего не вышло, потому что тот оказался нулевкой. Тогда Магнуссен для удовлетворения своей страсти и чтобы помучить этого бедняну, — она кивнула на Модеста, — хотя бы морально, сделал «зеркало» — никак не воздействующее на исходный объект воплощенное отражение. Это тоже из южных практик.

— Марина Ивановна, — подал голос ротмистр Шереметев. — У нас есть шансы привлечь этого Магнуссена к ответственности?

— Увы, ни малейших, — ответила она. — Пять лет назад он почувствовал себя настолько могучим, что поехал на Гаити и там красочно сгубил нескольких местных унганов. На свою беду, не всех. На еще большую беду, его угораздило потерять там что-то из своих вещей — чуть ли не носовой платок. Конец Магнуссена был страшен, фееричен и происходил в Копенгагене во время рождественской ярмарки на глазах у очень многих. Желающие могут поискать в сети, там даже видео было.

— Благодарю вас, Марина Ивановна, — поклонился Дубровский. — Теперь, когда этот вопрос прояснили, перейдем к нашим дням и нашим печальным делам. С купцом Тимофеем Пеньковым Никаноров познакомился три года назад в Калуге. Модест Платонович принадлежит к той части общества, которая не гнушается принимать деньги от более сильных мира сего за поручения, которые иной раз могут дурно попахивать — разумеется, в том случае, когда эти поручения попадают в рамки собственных убеждений (или отсутствие оных) таких персонажей. Полагая себя несправедливо обделенным разнообразными благами, Никаноров «за толику малую» помогал Пенькову обтяпывать разного рода сомнительные делишки, подробности нас сейчас не интересуют. Возможности его были невелики — так и платил ему купец отнюдь не тысячи.

А главным проектом Пенькова и Никанорова стала организация прорыва хтони в городе Тарусе. Будучи историком, Никаноров разузнал, что летом 1572 года, когда войска крымского хана накатывались на Москву, царские войска вместе с магами организовали в Тарусе оборонительный заслон. Одним из участников заслона был князь Матвей Фёдорович Ромодановский. Предвидя долгую и многотрудную работу, этот достойный представитель аристократии привез с собой персональное манохранилище, которое закопал на границе посада. Когда же началось сражение, князь погиб одним из первых, он был сражен сразу несколькими Черными Стрелами крымских колдунов. А огромный запас маны остался нетронутым. Никаноров и Пеньков, проведя исследование, поняли, что даже стандартная репона тех времен вполне в состоянии устроить при активации полноценный прорыв, а Ромодановские исстари славились тем, что все у них всегда было самое большое, лучшее, дорогое и так далее. О прорыве мечтали оба: возле хтонической аномалии возникают сервитуты, и возрожденная Таруса вполне могла бы таковым стать. Впрочем, Алексин, если бы новая хтонь дошла до него, тоже бы сгодился. Зачем им сервитут? Да затем, что это, по сравнению с земщиной — мутная вода, где иные законы, иное налогообложение и вообще свобода. Во всяком случае, именно такую точку зрения озвучил мне господин Никаноров, — горько усмехнулся Дубровский и продолжил: — но правда состояла в появлении нового источника хтонических ингредиентов, на которые Пеньков планировал наложить лапу, для чего и завербовал ватагу Хмурого.