Бездарь и домовой (СИ). Страница 14

— Родион!

Управляющий возник как по волшебству.

— Родион, мы в опале. Магия в имении запрещена. Необходимо как можно быстрее отыскать княжича Фёдора Юрьевича.

— Понял, — кивнул управляющий.

— Как звали того молодого ухаря, что помогал нам с расследованием краж в прошлом году, напомни?

— Владимир Дубровский, ваше сиятельство.

— Отыщи его и пригласи ко мне. Платим, сколько ни запросит, не торгуемся.

— Будет исполнено, ваше сиятельство.

— Кстати, Родион. А где наш арагонец? Что-то я его давно не видел.

— Кошки задрали, ваше сиятельство. С неделю тому назад.

— Жаль. Дорогая игрушка. Хоть и напрочь бестолковая. Ну, да ладно.

Лежал без сна. Вот и устал, как давно не уставал, и поспать бы надо — ан нет, шалишь. Не засыпается, хоть тресни. Самые разнообразные эмоции и мысли одолевали меня, и всё никак не получалось с ними разобраться. Вот что я чувствовал, стоя на краю ямы, из которой сперли волшебную бронзовую хрень с родовым гербом? Бешенство я чувствовал. Бешенство от собственного бессилия. Потому что откуда-то знал, что, стоило мне, фигурально выражаясь, свистнуть, с кладбища тут же примчались бы мои давешние зомбаки, и послал бы я их по следу, и дело было бы сделано в кратчайшее время. Но нельзя, потому как незаконно. А как по-другому найти вора? А вот не знаю! И руки опускаются, и зло берет.

Да, жил ты себе, Федя, не тужил — и на тебе! Куча возможностей — и это ты всего лишь пустоцвет, да и то с ними, возможностями этими, еще управляться не умеешь, но тут справочник в помощь. А нельзя! Обидно-то как…

Но, вообще говоря, на всё происходящее стоит посмотреть гораздо шире. Я, привыкший быть старым, начал по-настоящему ощущать себя молодым. И это оказалось проблемой, потому что молодым быть я отвык очень давно. Видимо, случившаяся инициация плюс резкое похудение запустили в организме всякие процессы, гормон взыграл, и теперь мне явно рвёт крышу. Это совершенно восхитительные ощущения, но что мне с ними делать? Я же целый редактор городской газеты, а мне вот прямо сейчас хочется шляться по ночному городу, прихлёбывая пиво из бутылки, курить, как взрослые, ругаться нехорошими словами и говорить сальности девушкам, после чего валять этих самых девушек по-всякому… Кошмар. Арагонский стыд просто. Мне, вроде бы, восемнадцать, а не пятью годами меньше?

Наверное, надо набраться терпения и подождать несколько дней: буря уляжется, станет попроще. Главное, за это время фатальных глупостей не успеть наворотить.

Итого, что мы имеем? А имеем мы молодого, еще не очень красивого, но с перспективами меня. И этот самый я — новоявленный пустоцвет-некромант, на минуточку! — очутился в земском захолустье, где подрядился писать всякое в местную газету. Колдовать мне при этом нельзя категорически, хотя иной раз вот прямо распирает. Я подобен вору, укравшему шикарные часы: вещь чудесная, я в ней буду выглядеть круто, если не удержусь и надену, но вот только очень недолго…

Далее. Юному благородному дону — пусть он даже уже и не очень благородный и совсем не дон — позарез нужна дама сердца. С этим проблем никаких: я её собственноручно извлёк из окских глубин. С другой стороны, кроме оставшегося уже в прошлом этого подвига, очаровывать дворянку мне, будем честны, нечем. Хоть я, подозреваю, и много родовитее её, но это после папенькиного перфоманса не считается, ибо низвержен есмь. Выгляжу я при этом не как кинозвезда, но и не как какой-нибудь нотрдамский урод, которого хоть пожалеть можно, а безнадёжнее всего я выгляжу-то — толстый и неуклюжий. Правда, я тут немного похудел… О! Есть идея.

— Нафаня, а где можно колдовать?

— Везде, кроме земщины, хозяин. В юридиках, в опричнине, в сервитутах…

— Ага. А Калуга же у нас как раз сервитут?

— Да, именно.

— Отлично, надо бы туда прогуляться как-нибудь, — и я снова погрузился в мысли.

Значит, так. Еду в Калугу, где-нибудь на кладбище поднимаю десяток мертвецов, кладу их обратно и, подхватив спадающие штаны, рву оттуда когти. Глядишь, еще десяток кил скину, а то и все два. Пробежки, гантели, турничок — и через месяц будет не стыдно Наташе показаться. А сначала надо будет вычислить, где она обитает. Но это вряд ли вызовет сложности — при моей-то профессии, я ж вам не кто попало, а целый журналист! Так, хорошо. Не, звучит диковато, согласен, но вариант рабочий. Едем дальше.

А дальше, друг мой Федя, на горизонте маячит тоска зеленейшая. Потому как радость любой новизны уже через неделю-другую потускнеет, интересная работа, по которой истосковался, превратится в рутину. Чудная девочка Наташа, став женой тарусского мещанина Нетина (ха-ха три раза, но предположим) тоже быстро заскучает и будет или проедать плешь упомянутому мещанину, или, что скорее всего и куда неприятнее, заведет любовника, да из магов в законе, сиречь аристократов. Что, учитывая размеры славного города Таруса и жадность местного населения до сплетен, означает только то, что об этом любовнике я узнаю, едва он появится. Соответственно, разгневанный муж, бурная сцена, батальон поднятых с кладбища покойников, клочки по закоулочкам — и закономерная смерть на колу, всячески приветствуемая мирными и добрыми обывателями. Как тебе картинка, Феденька? Нравится? Может, ну ее нафиг, эту Наташу?

Не-е-е, как это, нафиг? А вдруг я влюбился? Иначе с чего она мне регулярно снится — в перерывах между склепами и могилами? Ладно, отложим пока Наташу, а то раздразню себя до тех самых фатальных глупостей. Надо о другом.

О другом… Работа. Как я совершенно точно знаю, самая любимая работа рано или поздно превратится в занудиловку, которой не то, чтобы тяготишься — деньги-то нужно зарабатывать, куда ж без них! — но былого восторга она давно не вызывает, и вот через годиков так двадцать подкрадется к тебе, Федя, на цыпочках Кризис Среднего Возраста, и будешь ты пить горькую и выть на луну о том, что жизнь прошла, а ты так ничего и не. Надо нам такое? Совсем не надо, проходили. Окончилось гречневой кашей. Но мечта-то никуда ведь не делась! Как там еще, в той жизни, хотел я сочинять песни и играть их на публику, так и здесь хочу — просто столь круто завертело с первых же минут на этой дурацкой Тверди, что и вспомнил-то я о заветной мечте не сразу, а только теперь, и то, благодаря бессоннице.

Решено! К чёрту всю эту некромантию, музыкой займусь! И я немедленно представил, как беру в руки гитару, как зажимаю струны на грифе, как… Ого! Никогда не умел играть на гитаре, а сейчас представил — и увидел внутренним взором, как зажимать струны, и словно услышал, как именно будет звучать такой аккорд. Внезапно возникла ясная уверенность, что я так уже делал, и всё именно так и звучит. Но откуда? Опять магия?

— Нафаня?

— Да, хозяин?

— Не знаешь, меня учили когда-нибудь играть на гитаре?

— Точно не уверен, я к Ромодановским попал сравнительно недавно. Но знаю, что в детстве княжича Фёдора обучали разным искусствам — стихосложению, рисованию, игре на музыкальных инструментах и даже танцам. Возможно, гитара входила в этот перечень.

— Здорово. Эх, жалко, гитары нет, я бы проверил…

— Гитара-то как раз есть, но вам она маловата будет, — хмыкнул в темноте Нафаня, и через полминуты послышался звук настраиваемого инструмента. Звучало совершенно по-гитарному — но только гитара та должна быть крохотной. Ну, а какой ещё она может быть у домового?

— Я готов, хозяин. Что проверять будем?

— Давай так. Я говорю тебе, какие струны на каком ладу зажать, потом говорю «три-четыре». Ты берешь аккорд, а я его одновременно пропеваю. Понятно?

— Вполне, хозяин. Начали?

И мы начали. Я называл ему позиции, говорил «три-четыре» и пел. За дюжину раз не промахнулся ни одного. Понятия не имею, как называются все эти аккорды — память Ромодановского, слава Богу, мне досталась только в виде практических фрагментов, — но я их все знал, и свободно мог играть!

Значит, завтра постараюсь купить инструмент. Пожелав домовому доброй ночи, повернулся на бок и моментально уснул.