Бои местного значения (СИ). Страница 20
— Дело в том, что на днях совершенно случайно стало известно о том, как попечитель некоего детского приюта продавал своих воспитанников в качестве «любовниц» богатым любителям запретного греха. Ведётся следствие, вскоре состоится судебный процесс. Мы хотели бы предложить Вам принять в нём участие…
Судя по слегка выпученным и совершенно ошалевшим глазам Карабчевского, пауза может затянуться надолго, поэтому, заметив брошенный на меня августейший взгляд, вступаю в разговор.
— Николай Платонович, дело в том, что пострадавшими являются мальчики семи-двенадцати лет от роду. Поэтому, как Вы прекрасно знаете, их даже к присяге не допустят. Мы хотели бы предложить Вам выступить на процессе в роли представителя гражданского истца.
— … Но… Почему именно я?..
— Вы — адвокат, знаменитый своей честностью и не боящийся заступаться за своих подзащитных против сильных мира сего. Этого мало?.. Когда-то в «Процессе 193-х» и «Процессе 17-ти» Вы защищали революционеров от нападок Власти. Теперь же сама Власть предлагает Вам защитить обездоленных и униженных детей от разного рода извращенцев. Невзирая на их богатства и положение в обществе.
— Прошу не понять меня превратно… Но насколько всё, что я услышал, соответствует действительности? — Карабчевский уже пришёл в себя и начинает задавать правильные вопросы. — Не может ли это быть… некоей мистификацией?..
— Я лично принимал участие в задержании с поличным двух обвиняемых. Если Вам недостаточно слова офицера, довожу до Вашего сведения, что Великая княжна Ольга Николаевна также лично присутствовала при этом.
— … Я… Я согласен. — Адвокат наконец-то принимает правильное решение. — Прошу ещё раз простить мои слова… Великий князь Михаил Александрович знает об этом?..
— Да. Сейчас он занят, но позже Вы получите аудиенцию, на которой Регент Империи выскажет своё мнение по данному вопросу.
Ага, как только закончит объяснять господину Пуришкевичу, что массовые демонстрации «Союза Михаила-архангела» им возглавляемого, по этому поводу будут восприниматься полицией благожелательно при условии отсутствия алкогольных интоксикаций, разбитых витрин и телесных повреждений.
— Ну, что ж, Николай Платонович, я очень рад, что в Вас не ошибся. — Подводит итог беседе Павлов. — Сейчас Вы можете отправиться в подготовленные для Вас апартаменты, Ваш багаж туда уже доставлен. Денис Анатольевич Вас проводит, а заодно ответит на все вопросы, относящиеся к его компетенции…
Во время неспешной прогулки по направлению к гостевому коттеджу (господин адвокат еле сдерживался, чтобы не ускоряться с места в карьер) Карабчевский, вдруг показывая на мой флигель-адъютантский аксельбант, выдаёт неожиданную сентенцию:
— А я всё не мог понять, господин полковник, что меня смутило в Вашем облике…
— А это имеет какое-то значение, Николай Платонович? Кстати, нам предстоит ещё тесно работать вместе, поэтому, я думаю, лучше перейти на общение по имени-отчеству. Если Вы не против.
— Согласен. Тогда расскажите мне, Денис Анатольевич, каким образом в этом деле оказались замешаны… замешана Великая княжна. Или это секрет?
— Нет, не секрет. Но и использовать эту информацию, по моему мнению, нигде не стоит. Ольга Николаевна решилась на экскурсию по Москве в духе Харуна Ар-Рашида. И абсолютно случайно нам пришлось защитить мальчишку, обвинённого в воровстве, после чего мы привезли его в приют, где и поймали, что называется, на горячем попечителя приюта и одного из его клиентов. Подробности Вы сможете узнать у воспитательницы приюта после того, как подпишите все нужные бумаги. Также Вам будут предоставлены застенографированные показания нескольких мальчиков, чистосердечные признания обвиняемых, «интимная» бухгалтерия и своего рода дневник попечителя приюта, из которого можно почерпнуть много интересных для следствия фактов… В частности, в своих записях он жалуется, что одному из клиентов пришлось срочно искать другого «воспитанника» в связи со смертью предыдущего. Арестованный клиент на допросе показал, что совершил убийство по неосторожности (как я тогда сдержался, чтобы не порвать эту суку на тряпочки — сам не знаю!), затем показал место, где втихаря закопал труп. Произвели эксгумацию, всё подтвердилось…
— Не подскажите, кто именно проводит следствие? — Адвокат переключается на другую тему.
— Насколько я знаю — статские советники Владимир Васильевич Соколов и Роман Романович Вольтановский.
Карабчевский с уважением кивает головой, типа, таких «зубров» припахали.
— Да, Николай Платонович, хочу сразу предупредить. Ввиду специфики предстоящего процесса Вам могут угрожать. В таких случаях, особо обращаю Ваше внимание, — немедленно ставьте меня в известность! И больше не ломайте голову над этой проблемой. Засим разрешите откланяться. — Последнюю фразу озвучиваю уже перед крыльцом.
Теперь надо снова смотаться в Москву, в приют к Деле Симундовне. Узнать как там мальчишки, не приходил ли в гости кто-нибудь слишком любознательный и тонко намекнуть, что поскольку она является свидетелем обвинения, во время процесса вполне допустима поддержка её товарищей по партии. Пусть организуют мирную и, главное, разрешённую демонстрацию. Но без бомб и револьверов. Иначе ядерное возмездие будет неотвратимо!..
Училка-воспиталка, несмотря на свою партийную принадлежность, встретила довольно приветливо и даже пригласила на чашку чая. Во время употребления которого почти по-военному доложилась, что на все телефонные звонки отвечала, как и было условлено, о внезапной тяжёлой болезни господина Верховцева… Угу-м, там болячка действительно тяжёлая, сам бы хирургическую операцию провёл. Ректотонзилоэктомией без наркоза называемую!..
Посетителей за всё время было всего трое — пара «фуражиров», жаждущих сбыть просроченное продовольствие по принципу «На тоби убоже, що мэни нэ гожэ», и один скользкий тип в образе мелкого чинуши из канцелярии городского головы, очень желавший знать, куда это господин попечитель запропал и почему до сих пор не заявляется к старым друзьям перекинуться в картишки. В качестве ответной любезности сообщил ей, что этому скользкому типу, после того, как коллеги из «Летучего отряда» довели его до дома, из крепких объятий группы захвата выскользнуть не удалось. И что он теперь мечтает только о том, что бы ещё вспомнить про своего начальника, пославшего его «в разведку», и о переодевании в свежие подштанники взамен испачканных во время первого же допроса. Напоследок в меру своих лингвистических возможностей эзоповым языком рассказал ей всё, что знаю о мирных, организованных и разрешённых городскими властями демонстрациях любых партий по любому, особенно нынешнему поводу, и собрался уже восвояси, как прибор «телефона-телефона» внезапно сообщил голосом Воронцова, что есть очень важная и, главное, — очень срочная информация, которую надо сначала услышать, а потом переварить и обмозговать. А посему, типа, господин полковник, Вам — аллюр «три креста» в родной батальон…
Пётр Всеславович ждал меня в моём же кабинете, предоставленном ему по дружбе на время, и задумчиво измерял его длину и ширину размеренными шагами.
— Денис Анатольевич, простите за внезапный вызов, но мне кажется, дело того стоит. Сорочинский просится на беседу. Именно на беседу, не на допрос. Мне заявил, что без Вас говорить не будет, полномочий моих ему, сволочи такой, маловато…
— Интересно, что же такого с ним могу сделать я, чего не можете Вы, Пётр Всеславович?
— Сейчас его приведут, я уже распорядился. Вот и спросим…
Пару минут, пока некогда прилизанный и вальяжный, а ныне смахивающий на полубомжа, хлыщ не появился в дверях, я пытался понять, что же мы за компанию со скополамином и прочими методами, не совсем совместимыми с законностью, упустили. Но тема действительно была и важной, и очень неожиданной…
— Господа… Я бы хотел поговорить с Вами… Насколько я понимаю, судебный процесс вскоре состоится и по нему будет осуждено около пятнадцати человек… Включая меня… — Гадёныш нерешительно мнётся и нервничает, вон аж бисеринки пота на лбу блестят.