Исправительный дом. Страница 3

– Но это уже было после его смерти, – произнесла Табита.

Пьоцци постучала по клавиатуре своего ноутбука:

– Полиция опросила всех жителей деревни, кто…

– Постойте.

– Да.

– Всех они опросить не могли – кто-то был раньше, кто-то позже.

– Опрос шел не один день.

– Что вы хотите сказать?

– Да вы что, не помните? Ветром повалило гнилой каштан, и дорога в деревню оказалась перекрыта. Чтобы расчистить путь, потребовалось достаточно времени.

– Я не знала об этом.

– Но, Табита, вы же были дома весь день! Как же вы не знали?

– Я не знала об этом, – повторила Табита.

Она чувствовала, как утекают последние обрывки воспоминаний, словно вода сквозь пальцы.

– Я не могу сказать, знала я или нет…

– Полиция составила список всех лиц, кто находился в Окхэме двадцать первого декабря. Кроме того, у нее имеются ваши же показания, в соответствии с которыми вы находились дома бо́льшую часть дня. Также есть еще показания свидетелей, но я пока еще не успела с ними ознакомиться. То есть у нас только полицейский отчет. Остальное у меня будет позже, но задолго до первого заседания.

– До суда, что ли?

– Нет. Седьмого февраля вам будет предъявлено официальное обвинение. А вы сможете выразить свою позицию – ну, считаете себя виновной или нет.

– А есть шансы, что судья признает ошибку и меня отпустят?

Мора Пьоцци невесело улыбнулась.

– Давайте не будем забегать вперед. Я хочу узнать, что вы делали двадцать первого декабря. Подумайте, не торопитесь.

Табита кивнула. Она зажмурилась, потом снова открыла глаза. Что она могла вспомнить? Это все равно что смотреть сквозь метель, сквозь ночной полумрак, когда не понимаешь, где верх, а где низ, и земля уходит из-под ног.

– В тот день я проснулась довольно рано, – начала она. – Впрочем, встала я не сразу. Было очень холодно, и погода дрянная. Сначала снег, потом все раскисло, и сильный ветер еще… Я стала готовить завтрак, но поняла, что закончилось молоко. Накинула куртку прямо на пижаму и пошла в магазин. Кажется, еще газету купила.

– Сколько времени было?

– Не могу сказать. Я не смотрела на часы. А потом я вернулась домой.

– Больше вы из дома не выходили?

– Я плавала. Я всегда плаваю.

– Что?!

– Что «что»?

– Где находится ближайший к вашему дому плавательный бассейн? Вспомните, что после десяти утра в тот день по дороге нельзя было проехать. Так что вы должны были выехать и вернуться до этого времени.

В голосе адвоката зазвучали предостерегающие нотки.

– Я купалась в море.

Мора Пьоцци вскинула брови.

– То есть вы утверждаете, что купались в море в самый разгар зимы, да еще в непогоду?

– Я плаваю каждый день, – ответила Табита. – Это правило. Мое собственное правило. И я никогда его не нарушаю.

– Да уж. Но хотя бы гидрокостюм у вас есть?

– Нет. Мне нравится холодная вода. Это почти больно.

Табита заметила, что Мора поджала губы, словно она сказала ей что-то нехорошее.

– Местные считают меня чокнутой. Но, как бы то ни было, в тот день я ходила на море.

Табите показалось, что она вновь испытывает колючее прикосновение морских волн и боль от острых камней под ногами, но это была лишь игра воображения. Она плавала каждый день, и теперь трудно было отличить реальность от фантазии.

– И во сколько же вы купались?

– Не знаю. Не помню. Утром? Да, наверное, утром. Обычно я ходила на море с утра.

– Вы кого-нибудь встретили по пути?

– Не знаю. Может быть. Не могу точно вам сказать. Я ведь ходила на море каждый день, так что теперь и не упомнишь всего.

– Так, вы выкупались и?..

– И пошла домой.

– А еще вы выходили из дома?

– Думаю, да, но сейчас не могу быть полностью уверена. Мне уже назадавали столько вопросов, что я и сама путаюсь.

– Чем вы занимались дома?

– Да ничем особо. Вообще не помню.

– По телефону вы разговаривали?

– Нет.

– Может, отправляли кому-нибудь сообщения? Или работали на компьютере? У вас есть компьютер?

Табита снова кивнула:

– Есть. Но я ничего такого не делала.

– Работали ли вы с электронной почтой?

– Не думаю. Вообще, должна была…

Табита прекрасно помнила, что ничего не делала. Это был один из тех самых ужасных дней, когда она хотела только одного – остаться живой.

– То есть у вас нет четких воспоминаний о том, чем вы занимались двадцать первого?

– Нет.

– Но вы помните, как пришел Эндрю Кейн?

– Энди? Да, конечно.

– Расскажите мне об этом. Спокойно, не спешите.

Табита с удивлением подумала: зачем Мора повторяет свое «не спешите»? Куда теперь спешить? Времени вагон.

– Он постучал в дверь. Я как раз была в зале и открыла ему. Или, может быть, он сам вошел. Было уже почти темно и жутко холодно. Помню ледяной ветер, как только открылась дверь. Энди был весь мокрый. С него капало на пол.

– Вы ждали его?

– Нет. Но он часто заходил просто так.

Табита поймала вопросительный взгляд Моры.

– Энди помогал мне по дому, – пояснила она. – Когда я переехала в этот дом в ноябре, там был страшный кавардак, и мы вместе приводили всё в порядок. Мы договорились на почасовую оплату, и Энди приходил в свободное время. Мы хотели на следующий день настелить пол, и он хотел еще раз проверить, как и что.

Табита умолкла и глубоко вздохнула. Здесь ее память прояснилась, словно тьму озарил солнечный луч.

– Он пошел в сарай, где лежали половые доски, а потом я услышала, как он зовет меня. Я даже не знаю, что именно он говорил, если вообще говорил что-то. Я пошла туда и увидела, что Энди растянулся на полу.

У Табиты на секунду сперло дыхание, и она сглотнула ком.

– Я наклонилась и почувствовала что-то мокрое и липкое – это было повсюду. И я потянула его за ногу, а он все повторял: «Боже мой, боже мой!» Мне даже показалось, что он плачет.

Табита осеклась, но Пьоцци не произнесла ни слова, ожидая продолжения. Ее глаза немного прищурились.

– Было темно. Мы толком ничего не могли рассмотреть. Энди вынул из кармана свой мобильник, но уронил его на пол и стал шарить вокруг. А потом он посветил, и мы увидели труп. Энди был весь в крови, даже лицо измазал. И у меня все руки были красные.

При этих словах Табита снова увидела ту картину: лучик фонарика мобильного телефона и грузное тело на полу.

– Вы узнали, кто это был?

– Не знаю, что я тогда подумала. Энди сказал, что это Стюарт, и я подумала, что так оно и есть.

– То есть вы узнали Стюарта Риза?

– Да, он же мой сосед. Вернее, я хотела сказать, он был моим соседом, – поправилась Табита. – Несколько лет назад он был одним из моих преподавателей.

– Значит, вы его хорошо знали?

– Как сказать… Учитель и учитель.

– Вы находились в хороших отношениях?

– Да в нормальных. Виделись нечасто, так, привет-пока.

– Что было дальше?

– Потом мы вернулись в дом. Энди позвонил в службу спасения. Стали ждать. Приехала скорая и потом полиция, ну и началось. Остальное вы знаете.

Мора Пьоцци закрыла ноутбук.

– Так что сами видите, тут явная бессмыслица, – поспешно добавила Табита. – Зачем мне нужно было посылать Энди в сарай, если бы я прятала там чей-то труп? Да и зачем мне было убивать Стюарта? Ерунда какая-то. Разве не так, по-вашему?

Пьоцци быстро взглянула на нее.

– Ну, для начала неплохо. Я скоро приду снова и надеюсь, что к тому моменту у меня будет более ясное представление по сути предъявляемого вам обвинения.

Табита кивнула.

– Через пару-тройку дней пройдете медицинское освидетельствование.

– Это еще зачем? Я здорова. Ростом, может, я и не вышла, но все же достаточно сильная. Это все благодаря плаванию.

Голос ее задрожал. Табита попробовала улыбнуться. Ей было страшно холодно, и ее всю трясло. Очень не хотелось снова оказаться в наполненном эхом чужих голосов центральном зале, а еще больше – в камере, где она останется наедине сама с собой. А впереди еще целый день, а потом, что хуже всего, наступит ночь.