Воронцов. Перезагрузка. Книга 8 (СИ). Страница 15

— Понимаю, — согласился он. — Мы найдём людей. Толковых, ответственных. Вы их обучите, а дальше они сами.

— Вот и хорошо, — я снова наклонился вперёд. — Но это ещё не всё. Нужна тара — ёмкости для хранения эфира. У меня в Уваровке делаются небольшие бутылочки из стекла, но в масштабах страны, да ещё с учётом предстоящей войны, этого мало. Нужно обучать специалистов — стеклодувов, которые будут выдувать или выплавлять ёмкости для хранения эфира.

Иван Дмитриевич нахмурился:

— Война… Вы серьёзно считаете, что эфир понадобится для войны?

— Абсолютно серьёзно, — твёрдо ответил я. — Война неизбежна. Рано или поздно Россия столкнётся с Францией, а может, и с Англией. И когда это случится, наши солдаты будут получать ранения. Много ранений. И вот тогда эфир станет незаменим — он позволит проводить операции быстро и безболезненно, спасая тысячи жизней.

Иван Дмитриевич молчал, переваривая услышанное. Наконец кивнул:

— Вы правы. Нужно готовиться заранее. Хорошо, с ёмкостями разберёмся. Что ещё?

— Ещё один важный момент, — продолжал я. — Срок годности эфира небольшой. Он испаряется, окисляется на воздухе. Поэтому нужны герметичные ёмкости, желательно из тёмного стекла — оно защищает от света. И хранить нужно в прохладном месте, вдали от огня — эфир легко воспламеняется.

— Понял, — Иван Дмитриевич делал пометки. — Значит, тёмное стекло, герметичные пробки, прохладное хранилище.

— Именно, — подтвердил я. — И ещё — нужно озадачить кожевников. Пусть делают маски с грушами и трубками для того, чтобы всё это можно было использовать во время операций. Маска надевается на лицо пациента, через трубку подаётся эфир, пациент дышит и засыпает. Всё просто, но требует качественного исполнения.

Иван Дмитриевич кивал, продолжая писать:

— Маски, груши, трубки. Найдём толковых кожевников, объясним, что нужно. Вы сможете показать образец?

— Смогу, — заверил я. — У меня в Уваровке есть рабочий образец. Привезу, покажу, объясню. Да и может заодно как-то усовершенствуем.

— Отлично, — он отложил перо, посмотрел на меня. — Что-то ещё?

Я вздохнул:

— Иван Дмитриевич, вы понимаете — работы много. Очень много. Я один не справлюсь. Поэтому ищите людей — толковых, ответственных, способных учиться. Я на начальном этапе обучу, покажу, как и что делать. Дальше — только с позиции консультирования. Буду проверять качество, давать советы, исправлять ошибки. Но основную работу должны делать они.

Иван Дмитриевич встал, подошёл к окну, постоял, глядя на улицу. Потом повернулся:

— Егор Андреевич, я понимаю. И вы правы — одному человеку не охватить всё. Мы найдём людей. У тайной канцелярии есть ресурсы, есть связи. Мы подберём толковых мастеров, вы их обучите, обеспечим всем необходимым. А дальше вы будете наставником, консультантом.

— Вот это разумно, — кивнул я с облегчением.

Он вернулся к столу, сел, снова взял перо:

— Теперь следующий вопрос. Эфир — это хорошо. Но кто и как будет его использовать? Нужны лекари, которые будут уметь с ним обращаться, которые будут знать, когда его применять, в каких дозах.

— Вы абсолютно правы, — согласился я. — Именно поэтому я и хотел с вами это обсудить. Нужно начать обучать лекарей — как пользоваться эфиром, в каких случаях он нужен, какие дозы безопасны. Без обученных специалистов весь наш эфир просто лежать будет мёртвым грузом или же приведет к ненужным смертям.

Иван Дмитриевич задумчиво постукивал пером по столу:

— И как вы предлагаете это организовать?

Я наклонился вперёд, с энтузиазмом начиная излагать свой план:

— Я думаю, нужно сделать некую клинику, больницу. Не просто лазарет, а настоящее медицинское учреждение, где будут проводиться сложные операции, где лекари смогут практиковаться, учиться друг у друга.

— Клинику, — повторил Иван Дмитриевич. — Это амбициозно.

— Но выполнимо, — настаивал я. — И поставить туда за старшего Ричарда — моего английского врача. Он знает анатомию, хирургию, у него опыт военно-полевой медицины. Он будет вести практику, проводить операции с использованием эфира, показывать другим лекарям, как это делается.

Иван Дмитриевич слушал внимательно, не перебивая.

— И ещё, — продолжал я, всё больше увлекаясь идеей, — нужно сделать кабинет для лекций. Место, где лекари смогут собираться, обмениваться опытом, обсуждать сложные случаи, учиться у более опытных коллег. Представьте — регулярные встречи, где хирурги, акушеры, терапевты делятся знаниями, показывают новые методы, обсуждают ошибки и успехи.

Иван Дмитриевич молчал, обдумывая. Я ждал, не прерывая его размышлений. Наконец он поднял взгляд:

— Егор Андреевич, идея хорошая. Более того — она блестящая. Такого в России ещё не было — чтобы лекари собирались вместе, обменивались опытом. Обычно каждый варится в своём соку, боится делиться знаниями, опасаясь конкуренции.

— Именно поэтому и нужна такая клиника, — подхватил я. — Место, где будет поощряться обмен знаниями, где опыт одного станет достоянием многих. Это ускорит развитие медицины во много раз.

Иван Дмитриевич встал, прошёлся по кабинету, потом остановился:

— Хорошо. Я согласен. Более того — я сразу дам добро на этот проект. У меня есть подходящее здание — бывший особняк купца, который уехал в Москву и сдал свое имущество в пользу государства. Большой дом, много комнат, можно переоборудовать под больницу. Через пару дней оформим на вас, выделю людей для переоборудования.

Я едва сдержал радостный возглас:

— Серьёзно? Так быстро?

— Когда дело касается государственной важности, я действую быстро, — сказал он с лёгкой улыбкой. — Ставьте своего человека — этого Ричарда. Пусть занимается организацией, планировкой, закупками. Всё, что нужно — инструменты, лекарства, мебель — обеспечим.

Я встал, протянул руку:

— Иван Дмитриевич, спасибо. Это… это больше, чем я ожидал.

Он пожал мою руку в ответ:

— Не за что, Егор Андреевич. Мы работаем на благо России. А ваши идеи — как раз то, что нужно стране. Только не забывайте — с большими возможностями приходит и большая ответственность.

— Понимаю, — серьёзно кивнул я.

Мы ещё немного поговорили о деталях — о сроках, о финансировании, о людях, которых нужно будет привлечь. Иван Дмитриевич оказался человеком дела — он не просто соглашался, он сразу предлагал конкретные шаги, называл имена, сроки, суммы.

Наконец я встал:

— Ну что ж, Иван Дмитриевич, на этом, пожалуй, всё. Спасибо за приём и за поддержку.

Он тоже поднялся:

— Хорошо, Егор Андреевич. С вами приятно работать. Вы не из тех, кто только говорит — вы делаете. Это редкость.

Я слегка кивнул и вышел из кабинета. Спускаясь по лестнице, я чувствовал лёгкость и удовлетворение. Дела двигались, планы воплощались. Конечно, впереди ещё много работы, но главное — начало положено.

Захар ждал у саней, прохаживаясь туда-сюда, чтобы не замёрзнуть.

— Ну как, Егор Андреевич? — спросил он, увидев меня.

— Отлично, Захар, — ответил я, садясь в сани. — Всё идёт по плану. Теперь поехали обратно на завод. Нужно с Гришей переговорить, да заодно посмотреть, как у них дела с площадкой.

— Как скажете, Егор Андреевич, — кивнул Захар, забираясь на козлы.

Мы поехали обратно через город. Солнце уже поднялось высоко, день разгорался.

Когда мы подъехали к заводу, караульный уже знал меня в лицо и просто кивнул, открывая ворота. Мы проехали на территорию, направились к реке.

Картина, открывшаяся мне, была впечатляющей. За какие-то несколько часов мужики успели сделать немало — на льду была размечена площадка, в нескольких местах уже начали пробивать лёд. Григорий стоял на берегу, с моими чертежами в руках, раздавая указания.

Я подошёл ближе. Григорий увидел меня, помахал рукой:

— Егор Андреевич! Смотрите, уже начали! Василий Кузьмич с мужиками лёд режут, намечают, где сваи вбивать будем.

Я огляделся. Действительно, работа кипела. Одни мужики пилили лёд большой пилой, другие кирками и ломами отбивали куски, третьи вытаскивали их на берег.