Часовой: Курсант (СИ). Страница 8

— Альрик, Ал… Алексей, не бросай меня! Бестужев, не бросай меня!!

По моему лицу градом катился пот и слезы. Я, закусив до крови губу, тянул. Но Сойка все больше исчезал в ненасытной утробе. Вот снаружи остались только его облаченная в стальной шлем голова и высунутые по локоть руки, которые я никак не мог бросить. Полный боли и страха взгляд пронзительных голубых глаз не сходил с меня.

— Алексей, помоги… Я прошу тебя во имя твоего Рода, помоги мне!

И тут мои руки сорвались, и я шлепнулся на железную задницу. Со скрипом и скрежетом я встал на колени. Сейчас, сейчас… Поздно!

Огромная пасть окончательно поглотила Сойку и клыкастые челюсти сомкнулись. Следом они втянулись в стену, рябь кожистыми складками прошла по поверхности, и все исчезло. Передо мной опять была голая стена, в лохмотьях отвалившейся штукатурки и грязной, в следах копоти побелки.

Напоследок прокатившиеся по помещению ужасающие вопли Сойки, казалось, будут преследовать теперь меня еще много ночей…

Но времени на рефлексию, конкретно в эту минуту, не оставалось. Я с трудом поднялся на ноги. Двигаться становилось все тяжелее. И дело было не только в усталости. Словно сами доспехи начали уставать и все хуже слушаться меня. Кристалл, с тревогой понял я. Энергия кристалла, питающая мои латы, почти на нуле. Надо убираться отсюда! Я тут же обернулся, готовый отразить нападение оставшихся тварей. Но, к моему удивлению, их и след простыл.

А затем где-то снаружи раздался гулкий удар, от которого волна сжатого воздуха прошла во все стороны, ударив меня под колени и чуть не заставив упасть. Даже само здание полуразрушенной церкви содрогнулось. День озарился яркой зеленой вспышкой и все стихло. На секунду я ощутил непонятную ноющую боль во всем теле. Но это ощущение быстро ушло. Не теряя более остатков драгоценного времени, я враскорячку побежал к выходу. С наскоку сорвал уцелевшую дверную створку и вырвался наружу, под угрюмое, все чаще освещаемое приближающимся грозовым фронтом небо. С удивлением увидел, что все кончилось.

Не знаю, что это было, но земля перед церковью была сплошь усыпана трупами остававшихся до того в здравии Ведьминых гончих. Над церковью снизился «Циклоп», и на сброшенных им тросах ввысь один за другим устремлялись оставшиеся в живых после этого побоища курсанты. Я был последним. Надеюсь, что Герману и Ладе, в отличие от бедного Сойки, оставшегося здесь навсегда, удалось выжить в этой мясорубке.

Но как бы и мне тут не остаться навеки. Я с руганью бросился к ближайшему тросу и несколько секунд пытался его поймать непослушными, все тяжелеющими руками. Вконец отчаявшись, я в последний момент успел защелкнуть карабин на торчавшей из загривка скобе, для чего пришлось немыслимо изогнуть лязгающую, словно издыхающий двигатель древнего трактора руку. И тотчас меня потянуло вверх. Остатки энергии вышли, и я враз отяжелевшей глыбой с опавшими вниз руками безвольно повис в воздухе.

— Быстрее, быстрее, быстрее… — беззвучно шептал я, желая как можно скорее оказаться на борту корабля. И даже морда Фляйшера мне теперь не казалась такой уродливой как ещё час назад.

Поднимаясь, я увидел, как на вершине кургана выпрямилась внушающая ужас долговязая фигура. Опираясь на древко косы, хагер задрал голову, под капюшоном была непроницаемая тьма. Он напомнил мне Назгула из Властелина колец. Он был жив! Чтобы не сбросили с дирижабля, упокоившее всех гончих, хагер этот спокойно перенёс. Он стоял на макушке холма и, подняв длинную когтистую руку, указывал на меня пальцем. От несусветного страха я всхлипнул, словно маленький ребенок. А потом скрылся в десантном трюме корабля.

И Герман, и Лада, хвала всем новым и старым богам этого мира, были живы. А вместе с ними еще шесть человек. И я. Итого девять. Из выпуска в двадцать курсантов в живых остались девять. Израненные, потрёпанные, похожие на вернувшихся с того света покойников, но живые. У двоих поседели короткие ежики волос. Один, кажется, Борис, потерял левый глаз. Еще у двоих были в труху измочалены руки. И броня не спасла. Герман вывихнул ногу. Так что мне, можно сказать, повезло. Такой недотепа и вообще ни хрена не понимающий ничего вокруг оболтус смог не только выжить, но и сохранить все важные органы в целости. Кажется, Фляйшер был этим фактом жутко расстроен. Не удивлюсь, если он поспорил с кем-то на целое состояние, что больше не увидит меня на борту корабля.

Позже я узнал, что нас спасла сброшенная с зависшего над церковью «Циклопа» алхимическая энерго-бомба, напрочь вышибшая дух из всех гончих. Иначе никто из нас не успел бы вернуться на корабль. От ударной волны бомбы нас спасли вытравленные на доспехах охранные руны. Как это сработало, я не мог понять. Магия? В этом мире есть магия! Что ж, и это объяснение пока восприму как данность. Хотя тому же хагеру взрыв бомбы не повредил совершенно. Поднялся, отряхнулся, и еще показал на меня пальцем. Как расценивать его жест, я тоже не знал. Но в душе поселился противный холодок. А ну как эта тварь меня таким образом отметила и запомнила!

Падающих с ног, вонючих, облитых своей и чужой кровью, выхаркивающих собственные легкие, не в силах пошевелиться в навалившихся всей ужасающей тяжестью на плечи доспехах, нас втянули в десантный трюм и подвесили к лебедкам. Палубная команда размотала брезентовые рукава и, не слушая наших протестующих стонов, стала поливать мощными струями ледяной, пахнущей каким-то дезинфицирующим раствором воды. Лично я был даже рад. Мне казалось, что внутри умерших доспехов я превратился в печеную картофелину. И на мне было столько грязи, пота и просочившейся через сочленения крови, что прилипшее к телу нательное белье стало напоминать вторую кожу. Моряки немилосердно поливали нас, как заправские пожарники, возвращая изувеченным ободранным доспехам прежние цвета и блеск.

И только потом пришли оружейники, чтобы заменить сдохшие энергокристаллы. Чтобы мы смогли пройти в оружейку и наконец избавиться от этой скорлупы. И если я думал, что после того, как мы, насквозь мокрые, на трясущихся ногах ступив на палубу, ощущая непривычную легкость в теле после освобождения от брони, сможем сразу пойти отдыхать — то хера с два, я ошибался. Свое веское слово незамедлительно взял мастер-сержант Фляйшер.

Хорошо хоть, в оружейном отсеке было тепло и мы быстро согрелись после ледяного душа. И я почему-то подозревал, что это купание нам вместо всех возможных гигиенических процедур. Переводить еще на нас запасы воды дирижабля, пока мы находились над вражеской территорией, никто не собирался. Все оставшиеся в живых замерли навытяжку, даже я вскинул подбородок. Восемь парней и одна девушка. И никого не волновало, что некоторые и стоят то с трудом, и истекают кровью. Фляйшер с ходу ткнул в меня крюком.

— Ты, отродье предателя. Не передать, как ты меня расстроил. Погибло много курсантов, более достойных, чем ты. Но они мертвы, а ты почему-то стоишь здесь и пялишься на меня своими тупыми зенками. И еще ты сподобился потерять свой учебный меч, что абсолютно недопустимо для настоящего солдата. И если ты думаешь, что лично к тебе я начну после сдачи экзамена обращаться иначе, ты заблуждаешься, недоносок. Официально звание Часовых вы получите, и ты в том числе, к моему огромному сожалению, когда вернемся в Новоград, — на этих словах он наконец отвернул от меня свою рожу и немного более спокойно продолжил: — Пока же я от себя лично хочу поздравить вас со сдачей экзамена. Все, кто вернулся, достойны стать настоящими Часовыми. Вы истинные дети Великого Ордена. За исключением, конечно, Альрика Безродного!

Палубная команда и моряки привычно заухмылялись. Мои подавленные товарищи молчали. Лишь Герман бросил на меня косой взгляд, а Лада беззвучно ругнулась под нос. Она стояла дрожащей былинкой, мокрая роба подчёркивала каждую линию ее фигуры.

Скользнув взглядом по телу девушки, воспоминания о её обещании невольно проникли в мой мозг. Тут же покачав головой из стороны в сторону, я поразился тому, что даже в такой момент смог об этом думать. Наверно, я еще до конца не осознал, где нахожусь…