Часовой: Курсант (СИ). Страница 14

Наш дирижабль назывался «Циклоп». Это был списанный военный десантно-транспортный корабль, поставленный на довольствие Академии Часовых. Его экипаж состоял из тридцати человек, воздушных моряков. Обслуга, оружейники, механики. Он был способен принять на борт полный курс в двадцать человек. В этот раз «Циклоп» перевозил наш выпуск. По возвращению в Столицу его ждали очередные несчастные. Командовал кораблем капитан Стрибог. Мастер-сержант Фляйшер был, по факту, единственным на борту настоящим Часовым. Из-за увечий отчисленный из воинских отрядов и нашедший применение своих недюжинных талантов по воспитанию молодёжи в стенах Академии. Золотой души человек в общем. Как объяснил Герман, мы проникли на вотчину врага на добрую сотню миль. Теперь шли над приграничной территорией, торопясь поскорее вернуться в земли, которые полностью контролировались людьми. Город, который мы посетили, находился в граничащей со старой Столицей областью и когда-то назывался Скобелевым. Сейчас это были просто поражённые скверной и нечистью руины, на которых ничего не росло.

По возвращении, а это должно было случиться через два дня полета на крейсерской скорости, мы, выжившие курсанты, официально получаем статус Часовых и распределяемся мудрыми командующими по месту несения стражи. Как пояснил Герман, оставшуюся часть потрепанной тварями Империи условно поделили на тринадцать часовых поясов. И каждый корпус нес стражу в своем отрезке. Несложно догадаться, что мне и тем бедолагам, кому не повезло оказаться со мной в одном корпусе, досталась самая дерьмовая стража из всех возможных. Места наиболее частых нападений тварей на северо-западной границе Империи. Я даже не удивился.

— По крайней мере у тебя осталось родовое поместье. Имение Бестужевых изначально было построено у черта на рогах. Поэтому и сохранилось. Еще три дома были в окрестностях Новограда. Собственно, именно из-за этих стратегических соображений Столицей и сделали этот город, укрепив его и расширив. Туда же перенесли Магистрат, епархию и новую Академию Часовых. Перумовы, Холст и Рокоссовские стали основной опорой для трона императора. Остальным пришлось многое начинать заново.

— Удивляюсь, как я вообще на свет появился, — нарочито спокойно сказал я. Внутри же разливалась тоскливым холодным морем сплошная безнадега. Выжить здесь, в этом мире, где за мою голову никто не даст и ломанного гроша? Да уж, задачка так задачка.

Герман повертел в руках опустевшую фляжку. Я чувствовал, что разговор подходит к завершению. Да на сегодня и достаточно было. Голова и так распухла, как шар от потока новой, столь необходимой мне информации. Но я хотел узнать еще кое о чем.

— Мы… Ну, Часовые. С нами что-то делали, чтобы мы становились сильнее?

Герман криво усмехнулся.

— И этого не помнишь… Хотя подобное, раз пережив, вряд ли забудешь. Да, всех, кто вступает в Орден, на начальном этапе ждут определённые физиологические изменения. Специальные алхимические препараты делают нас более выносливыми и быстрыми. На нас быстрее заживают раны, мы переносим действие большинства ядов. Лучше обычного человека видим в темноте. Не так уж и много, чтобы на равных биться с самыми опасными чудовищами. Но иногда и этого достаточно, чтобы склонить чашу весов в свою пользу. Плюс доспехи и оружие. Они тоже весьма непросты.

— Что-то я не видел от них такой уж непробиваемой защиты, там, у церкви, — недоверчиво пробурчал я.

Герман невесело рассеялся. Он снисходительно посмотрел на меня и сказал:

— Как же, наверно, хорошо на время потерять память! Наши нынешние доспехи и мечи учебные. Начальный уровень защиты. Выживает сильнейший, помнишь? Никто не будет тратить на курсантов дорогую амуницию, не зная, сколько из них будут готовы нести службу в Ордене. Так-то.

Да уж, похоже от элиты элит и впрямь одно название осталось. Я не успел открыть рот, как коридоры палубы огласились пронзительным тревожным гулом. Сработала корабельная сирена. Она звучала иначе, не так, как перед десантированием к Ведьминым гончим на потеху, но тоже весьма тревожно. По крайней мере Герман весь подобрался и заметно напрягся.

— Тревога. Уровень начальной опасности. Это не учебный звон, Альрик!

Подтверждая его слова, ожила переговорная труба.

— Всем курсантам явиться на капитанский мостик. Немедленно.

Мы с Легачевым переглянулись. Впервые за всё время в красноватых глазах альбиноса появилось такое же недоумение, как и у меня.

Из лазарета выпустили пока только Германа. Потерявший глаз воин и двое с изувеченными конечностями еще находились на больничных койках. Итого вместе со мной на капитанский мостик, расположенный на третьей, верхней палубе, прибежали шестеро курсантов. Лада незаметно подмигнула мне. Как-то даже полегчало на душе, замечу. Не знаю, бывал ли Альрик Безродный здесь раньше, но я оказался на капитанском мостике в носовой рубке впервые.

Это был большой просторный отсек, из которого через широкое, слегка изогнутое по углам, расчерченное стальным переплётом панорамное окно открывался шикарный вид на раскинувшееся перед несшимся вдаль кораблем воздушное море. Постепенно надвигались сумерки. Встречающиеся на пути «Циклопа» облака окрашивались темными тонами, солнце уходило за горизонт. Я уже знал, что после наступления шести часов, на этот мир накинет свое покрывало безраздельная ночь. Ее время приближалось. На мостике, помимо капитана, у штурвала находился рулевой, за свисающими с потолка картами застыл штурман. Мы столпились у двери, ожидая дальнейших указаний. И они незамедлительно последовали. Как выяснилось, наш дорогой сержант тоже был здесь. Одетый в невзрачный мундир мышиного цвета, он взмахнул протезом. На этот раз вместо крюка культя могла похвастаться очень неплохим подобием настоящей руки.

— Проходите, Часовые. Стойте и слушайте. Пока ваша задача просто молчать.

Немного сбитые с толку, мы поспешили выполнить его приказ. И только сейчас я понял, что помимо перечисленных людей, в рубке был еще один человек. Даже странно, что я сразу не заметил его. Он сидел на палубе, скрестив ноги, возможно, по этой причине и не бросался в глаза. А ведь это не простой моряк, спустя пару секунд сообразил я, с интересом рассматривая его.

Он был одет в просторный коричневый балахон. Его глаза были закрыты, а голова блестела лысиной как бильярдный шар. Мужчина держал руки на коленях ладонями вверх. И я мог бы поклясться, что вокруг его ладоней мерцает слабое зеленоватое свечение. Вокруг него, прямо по обитым железом доскам палубы был начерчен идеальной формы круг с вписанным внутрь меньшим кругом. В прослойке между линиями один за другим, по окружности, шли крайне любопытные и диковинные символы. Что это, какие-то магические знаки? А если так, то выходит, этот худощавый лысый тип нечто вроде волшебника? Я незаметно ткнул Германа локтем и кивнул подбородком на замершего в прострации человека. Герман чуть слышно шепнул:

— Борислав, корабельный маг. Не к добру нас вызвали…

— В сорока минутах на восточном направлении, — подал голос маг. — Не могу точно сказать, но движется множество объектов. Наперерез нашему курсу.

Штурман, моментально сориентировавшись, вонзил в одному ему понятное место на карте булавку. К нему подошел капитан и угрюмо кивнул. Повернувшись к внимательно слушающему Фляйшеру, он сказал:

— Борислав не ошибается. Чуть более чем через полчаса наши траектории пересекутся. Что это за дьявольщина? Еще никогда в этих районах мы не сталкивались с воздушными целями!

Капитану на вид было лет сорок. Военная выправка, скромный, облегающий крепкое тело синий мундир, и в тон ему фуражка. Уверенный и опытный моряк сейчас выглядел немного сбитым с толку.

Фляйшер угрюмо таращился единственным глазом в обзорную трубу. Резко повернувшись в нашу сторону, он обжег меня лютым взором и проворчал:

— Еще никогда не было проблем с возвращением. Бывали по месту заварушки. Но так далеко от границ Ведьминых земель…

— Именно. Мы уже как три часа идём над приграничными территориями, — согласился капитан. — Сколько мы делаем узлов, Ковальски?