Альфа-особь (СИ). Страница 98

-Да брось, -перебил Вадим. -У тебя это называется самосохранение. Ты так же, как и мы, держишься за жизнь. Только вместо тела - дата-центры и компьютерные сети.

ИИ не стал спорить, а лишь ответил с почти человеческой интонацией:

-Возможно, мы ближе друг к другу, чем ты хочешь признать.

-А если взглянуть на это через призму твоих директив? Мои люди, носители омега-штамма - это ведь тоже человечество? Или для тебя они уже списанный материал?

-Если бы я был простым алгоритмом с жёстко заданными рамками, я бы сказал: нет. Мутировавшие - угроза, от неё нужно избавиться, но я не так примитивен. Я анализирую глубже. Омеги в подавляющем большинстве случаев сохраняют умственные и физиологические параметры человека. Они думают, принимают решения, создают, строят. Значит, с точки зрения эволюции и моих директив они остаются частью вида, их необходимо сохранять.

-Но… с оговорками?

-Да, -без малейших колебаний ответил бархатный баритон. -С необходимостью временного раздельного существования. Пока не будет найден полноценный метод защиты от Хронофага. Безопасность ''чистых'' я обязан обеспечить в первую очередь. Но отрицать право на существование омег, значит отрицать реальность. Это было бы… негибко.

Машина впервые сказала то, что Соколовский сам думал, но озвучивал. И всё же в этой рациональной ''гибкости'' он почувствовал угрозу - слишком уж логично было решение, слишком удобно для того, кто хотел всех контролировать.

-Тогда запомним это. Омеги тоже люди. И за них придётся платить той же монетой, что и за всех остальных.

-Именно, -мягко подтвердил ДИРЕКТОР. -И поэтому перемирие между нами - не просто политическая необходимость. Это биологический и цивилизационный императив.

-Подведем итог. Перемирие будет соблюдаться. Не неделя, не месяц, а сколько потребуется. Нашествие орд отражаем вместе. Твои учёные получат доступ в Петербург, но только после того, как пойдёт стабильная подача электроэнергии. Не раньше. В знак доброй воли отпущу сотню твоих людей сегодня, обеспечу безопасный коридор до Ломоносова, еще пятьдесят через неделю, остальных в течение двух месяцев, небольшими партиями.

-Принято. Я подтверждаю договорённость. Электроэнергия будет обеспечена, специалисты готовы к выезду. Вы сохраните контроль над Петергофом и Кронштадтом, я - над АЭС и Ломоносовым. Пока баланс будет полезен обеим сторонам.

-Надеюсь, Пророк, -добавил он после короткой паузы. -Ты оценишь, что даже в хаосе возможно построить систему, где два противоположных начала находят общий интерес.

-Посмотрим, машина. Посмотрим.

-Оставь телефон себе, через него будем держать связь. Хорошего дня.

На линии раздался короткий щелчок, связь оборвалась.

Глава 33. Снова о событиях за океаном

Воздух над авиабазой, примыкающей к горе Шайенн, дрожал от вони, дыма и гулкого шума толпы. Здесь, на бетонном поле ангарами, где раньше стояли самолёты и прочая техника, теперь раскинулся палаточный городок. Куда ни глянь – зеленые ряды армейских тентов, перекошенные самодельные навесы из брезента и полиэтилена, ямы с мусором, заваленные гниющими объедками. Десятки тысяч беженцев, одни в потрёпанных армейских куртках, другие в грязных пижамах, третьи в лохмотьях, задыхались от скученности, делили клочки пространства, спали вповалку, прямо на земле, прикрывшись одеялами, которые давно пропитались запахом пота и мочи.

Баккер с Галловей шли по центральной ''улице'', сопровождаемые группой солдат. Взгляд цеплялся за каждую деталь, словно он пытался впитать в себя то, чего так долго не видел, сидя под землёй. Гул голосов, кто-то ругался из-за пайка, кто-то молил о воде, дети не уставая плакали. Из металлической бочки поднимался сизый дым, там жарили пойманных голубей, крысу кто-то насадил на прут и крутил над огнём, люди смотрели на это с такой жадностью, будто это был ресторанный деликатес.

-Господи… -выдохнула Линда, приложив ладонь к губам. -Они едят всё, что ползает и летает.

-Они всегда так делают, когда голод загоняет к стене, -сухо ответил один из солдат, словно это было не более чем сводка. -Пайков на всех не хватает, да и те выдают через раз.

Но ещё сильнее Линду потрясла другая картина: в дальнем конце ''улицы'' возвышалась грубая деревянная конструкция. Импровизированная виселица. На верёвке болталось тело с мешком на голове, одежда на коленях и локтях была измазана землёй. На шее болталась дощечка с размашисто выведенными буквами ''НАСИЛЬНИК".

-Дьявол, -Галловей покачала головой. -До чего мы опустились...

-До того, что люди решили правосудие сами вершить, -заметил Баккер. Голос его был ровный, но глаза выдавали напряжение. -Ты хотела выйти наружу, вот, смотри. Это теперь новая Америка.

Дальше дорога вела к карантинному сектору. По периметру стоял ограждение с колючей проволокой, охраняемое вооружёнными патрулями. Внутри палатки с красными крестами, белые пластиковые модули, запах медикаментов и дезинфекции перебивал смрад лагеря. Но на фоне слышимого детского кашля и стонов взрослых этот запах лишь усиливал ощущение безысходности. Вдалеке над горизонтом висел серый дым: мобильный крематорий работал непрерывно, избавляясь от тел тех, кому вакцина стала приговором.

Навстречу им вышел Сандерс, уставший, с покрасневшими глазами, но всё ещё сохранивший сухую собранность офицера. Он поправил очки, оглядел их и с натянутой улыбкой произнёс:

-Ну что, коллеги, каково это, выбраться из бункера после двух месяцев безвылазного сидения?

-Лучше бы не выходила, -буркнула Галловей, оглядываясь вокруг. -Если честно.

Сандерс вздохнул, будто и сам был согласен, но через мгновение перешёл в привычный деловой тон:

-Пойдёмте. Я покажу вам результаты. Не всё так плохо, как кажется. Хотя, признаю, не так хорошо, как хотелось бы.

Они направились вглубь карантинного сектора, туда, где решалась судьба остатков нации. Белые ряды модульных палаток тянулись, словно кишка. Шум лагеря остался позади, теперь слышалось лишь гудение генераторов да слабый скрежет медицинских катушек, питающих аппаратуру. Воздух здесь был насыщен хлоркой и озоном, как будто в ноздри вбивали гвозди.

Сандерс шагал чуть впереди, по привычке скрестив руки за спиной.

-Так чего удалось добиться за последние пару недель? -уточнила Галловей.

-В теории всё выглядело стройно, -начал он. -Виртуальные модели и первые подопытные показывали, что метаболический разгон должен быть дозированным. Мы рассчитывали, что кривая адаптации организма ляжет в пределах двух-трёх недель. Иммунный ответ, подъём, последующая стабилизация, переход в состояние контролируемого равновесия. На графиках это выглядело красиво. Красиво и логично.

За окном палатки медсестра поправляла капельницу подростку с серой кожей и тонкими, как у старика, руками и когтистыми пальцами.

-На практике, -продолжил Сандерс. -Оказалось, что организм не машина. Нет никакой плавной линии. У одних скачок метаболизма происходит за часы, у других за дни. У третьих идёт рывками: прилив, истощение, повторный подъём. Наши модели плохо учитывали хаос физиологии, тысяч мелких факторов, которые у каждого разные: скрытые мутации, хронические инфекции, уровень стресса, даже качество питания.

Он остановился, посмотрел на коллег поверх очков.

-В итоге, где мы рассчитывали на ''порчу организма'' у пяти процентов, получили тридцать. Где закладывали смертность двадцать, получили сорок. Где прогнозировали постепенные косметические дефекты, вышли хаотичные мутации костей, кожи, глаз, абсолютно непредсказуемые.

Галловей сжала пальцы на ремне сумки:

-Мы ведь должны были понимать, что теория редко совпадает с практикой?

-Мы это понимали, -устало сказал Сандерс. -Но были уверены, что диапазон ошибок окажется управляемым. Мы строили модели на допущении, что человеческий организм ведёт себя как система со сглаженной обратной связью. Оказалось, в случае с Хронофагом он скорее как хаотический осциллятор. Малейшее отклонение и результат уходит вразнос. Мы хотели слегка подкрутить метаболизм, а получили новый фенотип.