Роза, что Изменила Графа: История Попаданки (СИ). Страница 45

— А еще, леди не живут в охотничьих хижинах, прячась от сумасшедшего жениха.-добавила я.

Теодор посмеялся, но с тихой грустью, и завалился рядом. Его пальцы лежали так близко к моим, что я осторожно коснулась их. В ответ он сжал мою руку в своей.

— Как только я наберусь сил, Алисия, мы пойдем туда. И я заставлю этого самодовольного балбеса пожалеть, — говорил Теодор с привычной веселостью, но я чувствовала — ему больно.

Мы смотрели на небо, и я старалась не думать о будущем. Я прощалась с настоящим. Ведь я уже точно знала, как поступлю. Уже сегодня.

— Скоро начнет темнеть, — неохотно проговорил Теодор.

— Тогда пойдем, — ободряюще улыбнулась я. Не хотела, чтобы он грустил. Хотя бы сейчас.

Мы направились в хижину. Приготовили грибную похлебку — густую, ароматную, с кусочками "солнечников" и душистыми травами. Потом сели у камина на старую шкуру какого-то неведомого мне зверя — мягкую, с серебристой шерстью, переливающейся в огненном свете.

Теодор протянул мне деревянную ложку.

— Попробуй. Говорят, "лунные серьги" придают еде вкус медовых снов.

Я сделала глоток — и правда, похлебка была сладковатой, с едва уловимым привкусом чего-то волшебного.

— А шкура... чья это? — я провела ладонью по шелковистому меху.

— Снежного ирвина. Отец добыл его давно... Говорят, эти звери умеют становиться невидимыми в лунном свете.

Я улыбнулась. Как же много в этом мире чудес...

Но мысли снова возвращались к нему. К Каспиану. К тому, что ждет нас завтра.

Теодор, словно почувствовав мое настроение, взял мою руку.

— Все будет хорошо.

Я кивнула, не веря, но желая верить хотя бы для него.

Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Наши тени — такие близкие сейчас... и такие хрупкие.

Я прижалась к нему, слушая стук его сердца.

Последний вечер.

Последний покой.

Последние мгновения перед бурей.

Если мне суждено навсегда остаться в лапах безумного Каспиана, то хоть перед этим я имею право почувствовать себя счастливой, — думала я. А может, оправдывала себя перед тем, как сделать то, что изменит всё. Или всё уже изменилось давно, а я просто не успела понять?

Я повернулась, глядя прямо в зелёные глаза Теодора. Провела рукой по его щеке — его кожа была бархатистой, а лёгкая щетина за дни в хижине лишь придавала ему мужественности. Он не отстранился, а лишь накрыл мою ладонь своей, его пальцы слегка сжали мои, будто боясь, что я исчезну.

Я потянулась, осторожно касаясь его губ.

Он ответил мгновенно.

Мир вокруг потерял очертания. Проблемы, страхи, тяжёлые решения — всё это осталось где-то там, за пределами этого мгновения.

— Алисия… — настороженно прошептал он, отрываясь на миг.

— Теодор, я хочу этого, — тихо ответила я, и в этих словах было всё: и страх, и желание, и прощание.

Его дыхание стало прерывистым. Он медленно провёл рукой по моей шее, пальцы скользнули под прядь волос, затягивая меня ближе.

— Ты уверена?

Я ответила не словами, а поцелуем — горячим, нетерпеливым, лишённым всякой осторожности.

Он вздохнул, и в этом звуке было столько облегчения, столько боли и страсти, что у меня перехватило дыхание. Его руки скользнули по моей спине, прижимая так близко, что я чувствовала каждый изгиб его тела, каждое биение его сердца.

Мы опустились на шкуру, и мягкий мех снежного ирвина ласкал мою кожу, пока его губы исследовали мою шею, ключицу, плечо. Каждое прикосновение оставляло за собой след огня, и я тонула в этом пламени, не сопротивляясь, не думая.

Он был нежен и нетороплив, будто хотел запомнить каждый мой вздох, каждый стон. Его пальцы сплетались с моими, когда он прижал мою руку к меху над головой, а другой рукой медленно расстёгивал шнуровку моего платья.

— Ты такая красивая… — прошептал он, и в его голосе дрожала неподдельная нежность.

Я закрыла глаза, чувствуя, как его ладонь скользит по моему боку, обжигая кожу даже сквозь ткань.

— Я не хочу, чтобы это заканчивалось, — призналась я, и тут же пожалела о сказанном.

Он замер, потом прижал лоб к моему плечу.

— Тогда давай сделаем так, будто у нас есть целая вечность.

И мы сделали.

Огонь в камине потрескивал, отбрасывая танцующие тени на стены. Наши тела сливались в едином ритме, дыхание сплеталось, а губы находили друг друга снова и снова.

Я цеплялась за него, как за последнее спасение, зная, что завтра всё изменится. Но сейчас…

Сейчас мы были просто двое.

Без Каспиана.

Без проклятий.

Без будущего.

Только этот миг.

Только этот камин.

Только его имя на моих губах, когда мир вокруг рассыпался на тысячи искр.

А потом — тишина.

Мы лежали, сплетённые, под одним одеялом, и я слушала, как его сердце постепенно успокаивается.

— Я не отпущу тебя, — прошептал он в темноте.

Я не ответила.

Потому что знала — завтра мне придётся отпустить его.

Я лежала на груди Теодора, слушая его ровное дыхание. Его сердце билось под моей щекой — спокойно, уверенно, словно обещая, что всё будет хорошо. Ложь.

Две слезинки упали на его кожу, прежде чем я осторожно выскользнула из его объятий.

Холодный пол хижины обжег босые ноги. Я оделась в темноте, нащупывая шнуровку платья дрожащими пальцами. На столе лежала тетрадь и чернильная ручка — та самая, что он нашел под кроватью.

Я оторвала чистый лист.

"Теодор," — начала писать.

Чернила расплывались — от слез или от дрожи в руках, я не знала.

"Я ошиблась. Я люблю Каспиана и всегда буду его любить. Я не хочу прятаться в пыльных хижинах, когда он может дать мне в разы больше. Думала, что смогу принять твои чувства... но ошиблась."

Каждое слово резало горло, как стекло.

"Живи счастливо. И если ты по-настоящему меня любишь — исполни мою просьбу. Никогда больше не появляйся в моей жизни. Ты будешь лишь напоминанием о моей ошибке."

Я придавила листок тетрадью, чтобы утренний ветер не унес его.

Дверь хижины скрипнула, когда я открыла ее. На пороге я обернулась в последний раз.

Теодор спал, его светлые волосы растрепались по подушке. В полутьме он выглядел таким молодым. Таким... беззащитным.

— Прости меня, — прошептала я в тишину.

И шагнула в предрассветные сумерки.

Холодный ветер обнял меня, словно понимая, что больше никто этого не сделает.

Я не оглядывалась.

Не могла.

Потому что знала — если увижу его лицо, если услышу, как он зовет меня...

Я не смогу уйти.

А я должна.

Ради него.

Ради отца.

Глава 21. Жертва пламени

Тишина в моих покоях была оглушительной. Я стояла у окна, глядя на темнеющий сад, и не могла отогнать от себя воспоминания. Воспоминания — о теплых руках Теодора, о его смехе, который звучал так легко и искренне. О том, как мы лежали на лугу, и он, смеясь, сдувал с моего носа что-то похожие на одуванчик. О нашей ночи в хижине, где единственным светом были угли в камине, а единственным звуком — наше дыхание.

Он был таким живым. Таким настоящим. А Каспиан... Каспиан был вечной зимой. Вечным холодом и игрой в тени.

И все же, когда в дверь без стука вошел он, мое сердце предательски екнуло. Он был одет в простой, но безупречно сидящий черный камзол, и в его волосах играл отблеск заходящего солнца.

— Надеюсь, ты не планировала провести вечер в одиночестве, — произнес он, и его голос, низкий и бархатный, заставил мурашки пробежать по коже. Проклятие. Почему даже это должно было казаться мне привлекательным?

Ужин проходил в Малом бальном зале. Стол ломился от яств, но я почти ничего не могла проглотить. Каспиан был невероятно обаятелен. Он рассказывал о своем детстве, о том, как учился фехтовать в этом зале. И я смотрела на его улыбку и думала: У Теодора улыбка шире. И глаза смеются вместе с губами.