Первый Артефактор семьи Шторм 2 (СИ). Страница 10

— Можете оставить свой артефакт здесь. Это самое надёжное место пока Александры Валерьевны нет.

— А скоро она вернётся? — спросил я, не спеша оставлять Инъектор в этом чулане.

— О таких вещах она не отчитывается. У неё важная встреча в Совете князей.

Пришлось повернуться к охранникам:

— Подскажите, насколько надёжно оставлять что-то здесь?

— Если бы мы говорили про ящик с патронами, пулемёт или даже боевой жезл, то этот тамбур вполне сгодился бы ненадолго. Но с этим, — Черкасов указал на Инъектор в руках и покачал головой, — как-то не по себе.

Если уже человеку-пустыне не по себе, что уж говорить про меня.

— Тогда мы вынуждены отказаться. Будем держать рядом, — сказал я, выходя из помещения.

Всеволод Николаевич промолчал, но его походка стала более резкой. Стоило нам отойти подальше от оружейной, управдом подошёл совсем близко и прошептал так, чтобы охранники не услышали:

— Господин Шторм, ваше положение в этом доме крайне шатко. Не стоит задирать нос там, где это не нужно.

Я резко остановился, из-за чего Всеволод Николаевич чуть в меня не врезался.

— Вы мне угрожаете, уважаемый? — в моём голосе вообще не было уважения. — Предполагаю, вы в курсе, что случилось с моей семьёй и кто стоял за всем этим. Вы удивитесь, но я тоже знаю.

На моём лице на мгновение появилась резкая неприятная ухмылка, но которая тут же пропала, оставив испуг для управдома.

— Если вы думаете, что после такого я буду переживать из-за ваших слов, то вы явно стали терять хватку. Доверенные лица госпожи Вороновой должны быть в гораздо лучшей форме, нежели вы. Когда она приедет, я передам ей ваши слова. Думаю, в контексте этого, — я указал себе за спину на запакованный артефакт, — она согласится с моей точкой зрения.

Всеволод Николаевич сделал вид, что его не задели мои слова, но его дыхание ускорилось, а лицо стало бледнее. Неровным движением поправив свои густые волосы, он пошёл быстрым шагом и привёл нас в столовую.

Этот, не побоюсь этого слова, зал был в несколько раз больше нашей малой столовой и в пару раз больше сгоревшей обычной. Огромная золочёная, надеюсь золочёная, а не золотая, люстра свисала с потолка, который терялся где-то в высоте. Судя по всему, он был на уровне потолка второго этажа, если не выше.

Ровно по центру зала и под этой самой люстрой расположился круглый стол, казавшийся в этом помещении крошкой. При этом он был на двенадцать персон, судя по стульям. Сбоку стоял небольшой разделочный стол на колёсиках.

— Красиво жить не запретишь, — с удовольствием сказал я, подходя ближе. — Когда ужин?

Всеволод Николаевич демонстративно достал из кармана часы на цепочке, посмотрел время.

— Как только приедет Госпожа. — И не прощаясь пошёл к двери.

Его красивый уход в закат прервал звонок мобильного телефона, от которого он сбился с шага. Стоило ему снять трубку, как зал наполнил возмущённый голос бабушки. Я не слышал, что именно она говорила, но тональность считывалась легко.

Управдом покраснел до кончиков волос и его красный затылок, казалось, просвечивал даже сквозь густую чёрную шевелюру. Он кивал и говорил: «Да, да, конечно», потом обещал всё подготовить.

В конце концов, когда казалось, что он сейчас упадёт под давлением Вороновой, он сообщил:

— Вы просили сообщить, когда Роксана Юрьевна придёт в себя — сообщаю, она приходила в себя.

— Что значит «приходила»? — неожиданно чётко прозвучало из трубки.

— Эм. В том, что она встретила ваших гостей. Юный Шторм приехал.

Наступила резкая тишина. А затем трубка выдала:

— Ужин на всех. И достань бутылку шираза.

Всеволод Николаевич положил трубку, на мгновение обернулся на нас, получил доброжелательный оскал от Сухова и «V» от меня, и скрылся за дверью.

Через минуту на стол начали накрывать, выставляя тарелки, бокалы, приборы и графины. Пока только с водой.

— Судя по всему, сегодня нас покормят.

Сказав это, я нахмурился. Мы потратили слишком много времени на дорогу, на ожидание и вежливые расшаркивания. Сейчас мы будем есть и улыбаться друг другу, как гиены, готовые сожрать зазевавшегося за столом. Мы будем жить дальше. А вот Максим…

Инъектор поставили на передвижной разделочный столик, охранники сели за обеденный стол. Я же воспользовался затишьем и сделал звонок. Святослав Георгиевич дал мне свой личный номер телефона после того, как мы вышли из палаты.

— Звоните, Сергей, если что-то понадобиться. Мы сделаем всё, что сможем для вашего друга, — сказал он. — Разве что будьте готовы подождать — я телефоне не ношу с собой, храню в кабинете.

По его старому лицу скользнула улыбка, но его мысли были где-то далеко.

Затем мы ушли, и Сухов в машине рассказал, кому были те лекарства, которые мы перехватили. Оказалось, что в соседней палате лежит пожилая женщина. Серьёзная онкология, куча лекарств, обезболивающих, антикоагулянты. При этом нет данных о пациенте, личные вещи убраны, кроме одежды.

— Кто-то очень высокого положения, но без Дара, — уверенно сказал Андрей. — Силы в теле нет, но видно, что человек ухоженный, дорогая одежда, пусть и вида «пижама-халат». Плюс лечение в этой больнице — ох как недёшево.

Я поморщился от этой фразы. Мне ещё предстоит решить этот вопрос.

— Однако, — продолжай Андрей, — здесь даже смертельные диагнозы имеют повышенный шанс на излечение. Поэтому сюда и стремятся попасть.

В общем, мы каким-то образом пресекли передачу неподходящих — а судя по испуганному лицу Святослава Георгиевича очень неподходящих — лекарств пациентке. В медицине я разбираюсь постольку-поскольку, поэтому точно сказать какой эффект произвело бы лишнее лекарство не скажу.

Скорее всего смерть выглядела бы естественной. Например, кровоизлияние в мозгу или сердце: изношенный организм, онкология. Никто бы не стал разбираться. Либо наоборот, изменения были бы очень заметными, чтобы подставить врача или ту Серафиму, под которую мимикрировала девушка с кольцом.

По дороге к машине я постоянно оглядывался, пытаясь найти Серафиму — настоящую или поддельную, — но не находил. Лишь у выхода мы встретили администратора Герду, которую отчитал Святослав Георгиевич. Она смерила нас недовольным взглядом и продолжила медленно печатать на компьютере.

Сейчас же я слушал гудки в телефоне, понимая, что врач скорее всего пошёл отдыхать. Или бегает по больнице и решает свои врачебные дела.

Сбросив звонок, набрал номер приёмной. Ответила Герда — я узнал её бархатный голос.

— Больница Святослава Светлого, приёмное отделение. Чем могу помочь? — последняя фраза прозвучала её голосом настолько двусмысленно, что на мгновение оторвался от трубки проверить номер — вдруг не туда позвонил?

— Это Сергей Шторм. Хочу узнать состояние своего друга, Максима Подорожникова.

Девушка заклацала по клавишам, проверяя информацию.

— К сожалению, ничего не могу вам сообщить по телефону. Мы охраняем медицинскую тайну. Могу дать контакты лечащего врача, но он сможет ответить только в понедельник.

— До понедельника он скорее всего не дотянет.

Девушка деланно вздохнула:

— Тогда предлагаю вам посетить его лично. Всем требуется поддержка в такой трудный момент.

Она говорила вроде мягко и правильно, но у меня её слова вызывали отторжение. Возможно, из-за чрезмерно бархатного, эротичного голоса. Возможно, из-за того, что я чувствовал полное бессилие в этой ситуации. Тем более мы уехали всего полтора часа назад.

Сколько ему осталось? И почему я так переживаю за чужого, в общем-то, человека?

Потому что он дал мне жизнь. Ценой своей. И если у меня хотя бы есть шанс переродиться ещё раз, то у него — нет. И это грузило меня, несмотря на позолоту вокруг.

— Я могу вам ещё чем-то помочь? — прервала мои размышления Герда.

— Спасибо, нет. Постараюсь приехать, как только смогу.

Она пожелала мне приятного вечера и положила трубку. Я же вернулся к столу и налил полный стакан воды, выпил не отрываясь.