Ненужная жена. Хозяйка лавки сладостей (СИ). Страница 4

Мысли снова возвращаются к ссоре с мужем, и я невольно бросаю на него взгляд. Сидит, небрежно откинувшись на бархатную спинку, но я вижу, как напряжены его плечи под дорогим камзолом. Его точёный профиль кажется высеченным из мрамора, такой же холодный и неприступный.

Когда мы выезжаем за городские ворота, и копыта лошадей начинают не стучать, а скорее шоркать по лесной дороге, молчание становится совсем невыносимым, и я, наконец, решаюсь нарушить тишину:

— Так куда ты меня везёшь?

Его губы изгибаются в надменной усмешке:

— Всё-таки соизволила заговорить? — небрежно поправляет манжету камзола. — Раз ты так жаждешь свободы, я решил предоставить тебе такую возможность.

В его голосе звучит что-то, заставляющее меня насторожиться. Надеюсь, он не бросит меня в лесу одну. В городе может и растаяло всё, но здесь весна ещё не вступила в права, так что снега хватает.

— И что это значит?

— У меня есть одна старая кондитерская на окраине Западного леса. Давно заброшенная, между прочим. Думаю, это идеальное место для такой своенравной жены, как ты. Поживёшь там какое-то время, подумаешь о своём поведении.

Он явно ожидает увидеть испуг или отчаяние на моём лице, но вместо этого видит плохо скрытое удивление, которое я всеми силами пытаюсь прикрыть маской спокойствия.

Нет, погодите, мне не послышалось? Он сказал «кондитерская»?

Это точно сон. Наверно я свалилась в том переходе, пробила голову и теперь лежу в коме, а мозг под лекарствами выдаёт нечто подобное.

Кондитерская, ага. Несуществующий муж вручает мне кондитерскую за то, что я ему не дала.

Боже…

Можно я не буду просыпаться? Мне нравится этот бредовый сон.

Осознав, что моя реакция не сходится с его ожиданиями, муж насмешливо щурит тёмные глаза:

— Пытаешься храбриться? Не волнуйся, я не настолько жесток, заберу тебя, как только попросишь пощады. Думаю, день-два в полном одиночестве в старом пыльном здании отлично прочистят тебе мозги.

— День-два? — я не могу сдержать язвительный смех. — Дорогой, я не просто выживу там, я превращу эту кондитерскую в лучшее заведение!

Он откидывает голову назад и хохочет, словно услышал отличную шутку:

— Ты? Избалованная аристократка? Да ты даже не знаешь, с какой стороны подходить к печи!

Мне становится обидно за настоящую Айрис. Мало того что ей по требованию приходилось задирать подол и терпеть колкости этого мерзавца, так он ещё и наказание придумал.

Никто не имеет права так обращаться с другим человеком. Этого мерзавца надо проучить.

— Хочешь поспорить? — слова вырываются прежде, чем я успеваю их обдумать. Кровь кипит от его снисходительного тона.

Красавчик подаётся вперёд, его глаза опасно сверкают:

— Споить? Со мной? Как самонадеянно, дорогая, — он усмехается, обнажая белоснежные зубы. — Но я заинтригован. Какие будут условия?

— Дай мне три месяца. Если я сделаю кондитерскую успешной, ты отдашь её мне. И извинишься.

— За что?

— За своё поведение.

— А что с ним не так?

Он меня специально бесит?

В этот момент лес обрывается, и мы выкатываем на открытое пространство. Повернув голову к окну, я вижу пологий склон, укрытый снежной коркой, из которой торчат уцелевшие после зимы стебельки сорняков. У подножия раскинулось небольшое поселение, а сразу за ним — новый лес.

— Ладно, допустим. А если проиграешь? — в его голосе слышится рычащие нотки.

— Тогда… — я глубоко вздыхаю, — я стану такой женой, какой ты хочешь меня видеть покорной и безропотной.

Экипаж резко останавливается, отчего меня, не удержавшуюся на сиденье, буквально впечатывает в крепкую грудь супруга. Я бы даже сказала каменную. Он вообще человек? Судя по поведению и прочим признакам, больше походит на холодную статую. Чертовски привлекательную, но тем не менее.

Никаких вежливостей. Мужчина хватает меня за запястье, открывает дверцу и чуть ли не выволакивает из транспортного средства. Мы оказываемся перед двухэтажным зданием, и у меня перехватывает дыхание. Старая кондитерская... Некогда, должно быть, она была настоящим украшением деревни, об этом говорят остатки изящной лепнины под крышей и большие арочные окна. Но сейчас...

Облупившаяся штукатурка обнажает почерневшие от времени камни, стёкла затянуты паутиной, а над входом печально покачивается проржавевшая вывеска, на которой едва можно различить название «Лакомка».

— Твой новый дом, дорогая, — издевательски выдаёт мужчина и достаёт из кармана связку ключей. — Вот, держи. Кухня на первом этаже, наверху есть комнаты для проживания. Правда, не уверен, что там осталась хоть одна целая кровать.

— Как мило с твоей стороны так беспокоиться о моём комфорте, — я забираю ключи.

Его глаза опасно сверкают:

— Такая самоуверенность... Посмотрим, что от неё останется через неделю, — он делает шаг ближе, и я чувствую жар его тела. — Последний шанс передумать, Айрис. Попроси прощения сейчас, и мы забудем об этой глупой затее.

— Не дождёшься.

— Что ж, как пожелаешь. Домой попадёшь, только если «Лакомка” принесёт доход. Но что-то мне подсказывает, что приедешь ты не за моими извинениями, а чтобы стать покорной и безропотной…жена!

Он разворачивается и направляется к экипажу. У дверцы останавливается:

— Ах да, совсем забыл. В погребе, кажется, завелись крысы. Большие. Приятного соседства, дорогая!

Я смотрю, как экипаж скрывается за поворотом, унося с собой моего самодовольного мужа. Потом поворачиваюсь к своей новой кондитерской и понимаю, что, возможно, он прав. Я очень поторопилась, поспорив с таким человеком, как мой новоявленным муж, даже не взглянув на это место.

Но теперь уже поздно.

Глава 5

На меня тёмными стёклами давно немытых окон взирает явно заброшенное здание. Судя по всему, даже когда кондитерская ещё работала, её внешним видом никто не занимался. Немудрено, что от неё были одни убытки. Так же сказал мне супруг?

В очередной раз досадую, что даже имени его не спросила, но что уж теперь?

Входная дверь тоже не добавляет оптимизма. Замок-то щёлкает бодро, но ручка ни в какую не хочет проворачиваться. Дёргаю, кручу, пинаю деревянную преграду, но всё без толку. И тут до меня доходит, что войти можно не только через дверь. Окно рядом с ней выбито, на земле тысячами осколков разбросаны разноцветные кристаллики стекла. Расположен обнаруженный мной альтернативный «вход» не очень высоко. Поэтому недолго думая, подбираю юбку платья и карабкаюсь внутрь.

Спрыгиваю с подоконника, цепляясь за остаток рамы, и слышу характерный треск ткани. Кажется, платью конец. Осматриваю юбку и вижу огромную дыру.

— Ты поедешь на бал, Золушка, но для начала…— вспоминаю строки из когда-то любимой детской сказки. — Хотела, Ирочка, в молодые годы по заброшкам погулять, пожалуйста! Мечтала стать кондитером? Вот тебе личная лавка сладостей. Только сделай из неё что-то более-менее приличное для начала. Ах да, нет у тебя на это ни денег, ни знаний, ни даже личных вещей, — бурчу, обходя первый этаж по периметру.

На улице день-деньской, поэтому видно всё хорошо. И понятно, почему не открылась дверь: её изнутри подпирает упавшая с потолка перегнившая балка.

— Зато заряд энтузиазма неисчерпаемый, как говорил мой начальник Пал Иваныч, — обречённо вздохнув, заключаю я.

Стою посреди большого торгового холла с витринами, столиками и множеством полок. Стены в помещении из добротного деревянного среза, то тут, то там опорой крыше служат огромные мраморные колонны.

На потолке висят люстры, свечные, но словно нетронутые временем. Медный сплав, из которого они сделаны, совершенно не окислен и выглядит так, будто их только что подвесили под потолок, который тоже, кстати почти не пострадал. Лишь одна балка и упала. Та самая, что подпирает теперь дверь.

А вот полы… оставляют желать лучшего. Даже если когда-то они и были выложены мозаикой, то теперь это было сплошное месиво из грязи и глины, под которым едва ли угадываются очертания прежней роскоши.