Шепоты дикого леса. Страница 3
Но Саре часто было известно больше, чем другим.
К примеру, она знала, что Мэл вовсе не уготовано судьбой варить кофе до конца своих дней. Только вот не знала, как заставить подругу выйти из роли спасателя-опекуна и позаботиться о самой себе.
– Они опять тебе позвонят раньше положенного. И ты опять уйдешь, потому что меня не будет рядом, чтобы отговорить, – продолжала Сара, на что подруга пожала плечами и отхлебнула еще чаю, не став спорить.
Сара хотела предупредить: вот-вот случится что-то нехорошее. Кроме трудоголизма Мэл ее беспокоило и нечто другое, считывающееся где-то на периферии чувств. Знаки приближающейся опасности. Они слышались в ворковании голубей, сидящих на подоконнике. И в шуме ветра, колеблющего ветви деревьев. В ее жизни до сих пор звучал голос природы, и Сара не могла взять и отмахнуться от того, что он говорил. Но она не представляла, как передать это знание Мэл, чтобы не усугублять и без того нелегкое бремя, которое та решительно несла на своих сильных плечах.
И вот ее названая сестра поднялась с места, допив оставшийся чай. Затем решительным движением стукнула донышком о стол. Проходя мимо стула Сары, она остановилась и наклонилась, чтобы поцеловать ее в макушку.
– Иди на занятия. Я со всем разберусь, – сказала подруга, легонько толкнув Сару бедром в бок. Это не отменяло нежного поцелуя, однако обозначило конец разговора.
Сара наблюдала, как, избегая серьезного обсуждения, Мэл ретируется в свою комнату. Чтобы там, несмотря на успокаивающий чай с валерианой, ворочаться в кровати, думая, где наскрести денег на оплату стажировки Сары и как долго можно будет проносить собственную старую обувь. Когда дверь в комнату закрылась, Сара с неохотой потянулась к кружке с веселым лисом, которую купила для Мэл на прошлое Рождество, скопив понемногу денег. Нужно было взглянуть на остатки молотого корня валерианы на дне чашки, хоть Сара и опасалась того, на что они укажут.
Сердце оглушительно забилось, а глаза широко распахнулись. Комочки и завитки в чашке Мэл сводили на нет улыбку мультяшного лиса. Сара уронила чашку на стол. Она со стуком опрокинулась набок. Девушка взглянула в сторону комнаты Мэл и приподнялась, собираясь пойти к ней… За утешением? Чтобы предупредить? Но ни то ни другое не могло решить проблему. Ее взгляд переместился на входную дверь и замер. Три дополнительных засова, которые поставила Мэл, не могли защищать их вечно. Угроза, выгнавшая Сару из горных лесов, все еще шла по ее следу, и на сей раз даже Мэл не под силу остановить падение.
А кто подхватит саму Мэл?
Сара тихо собрала со стола посуду и смыла заварку в раковину, надеясь, что ошиблась. Споласкивая тарелки, она изо всех сил старалась уловить правдивые ответы, но воркующим голубям на подоконнике больше нечего было сказать.
Глава первая
Сара Росс, двенадцати лет от роду, схватила под подушкой пахнущий травами оберег – сделала она это так стремительно, как если бы это был не оберег, а вытяжное кольцо парашюта, а ее грубо вытолкнули за борт самолета, летящего на высоте нескольких тысяч километров. Кошмары часто заставляли проснуться, но от этого воображаемого падения дрожащие пальцы сжали крошечную вязаную мышь с такой силой, будто от нее зависела жизнь Сары. Оберег, подарок матери, набитый полынью, мелиссой и прочими травами, должен был помогать заснуть – и, как правило, помогал, но сновидение разбудило ее и наполнило неодолимым ужасом, словно под ней вместо земной тверди зияла бездонная пустота.
В этот раз пальцы продолжало ломить даже после того, как она почувствовала под собой матрас. Она никуда не падала. Сон прошел. Простыни на мягкой кровати все еще пахли солнечным лугом: они впитали его аромат, пока сушились на улице.
Только руки все равно болели.
Подобные ощущения сопровождали пробуждения Сары с самого раннего детства и не имели рационального объяснения. С ее пальцами, костяшками и ладонями физически все было в порядке. Обычно мышка помогала за несколько минут, возвращая девочку в реальный мир.
Но в этот раз все было иначе.
Сара села на кровати, но без оберега в руках. Она оставила его там же, под подушкой, потому что в двенадцать лет уже стыдно хвататься за Шарми, выцветшую розовую игрушку, когда тебе страшно. Сердце все еще лихорадочно билось. Желудок сводило от тошноты: деревянные половицы под босыми ногами Сары не казались достаточно осязаемыми. И все равно Сара встала и прошла несколько шагов, чтобы закрыть окно.
Может быть, ее разбудил остывший утренний воздух?
Только вот иногда женщин семейства Росс посещали предчувствия, объяснить которые с помощью привычной логики было нельзя.
Предрассветное марево едва окрашивало небо. Сара напрягла слух. Не было слышно криков козодоя. Не раздавалось насмешливого лая койотов, спешащих залечь на день в логове, и петухи, сбежавшие из курятника, не сообщали округе о своей ловкости и удаче из укромных уголков.
В диколесье было непривычно тихо.
Внезапная тревога стряхнула с девочки остатки сна и заглушила боль в костяшках. Хижина казалась неродной, и это противоестественное ощущение словно расползалось от точки, где неподвижно и безмолвно стояла Сара, по аппалачской глухомани, простиравшейся на сотни километров вокруг.
Сара хотела было снова нащупать мышиный оберег, но тут вспомнила, что сегодня день ее рождения. А значит, будет традиционный в этих горах многослойный яблочный пирог, подарки, и, может, если очень повезет, мама наконец разрешит кому-нибудь из своих подруг приложить девочке к ушам грелку со льдом и проколоть мочки иголкой. Тогда можно было бы надеть новые сережки, которые наверняка лежат в одной из ярких коробочек в маминой спальне.
Радостные мысли.
И тем не менее сердце Сары продолжало биться быстрее, чем следовало. Этого не объясняла тишина леса и приснившееся падение. И фантомная боль была слишком обычным явлением, чтобы послужить причиной. Что-то не так. Поэтому Сара и проснулась. Не от прохлады. Не из-за кошмара. И не от возвращающихся болей в пальцах, источник которых, как сказала мама, когда-нибудь отыщется.
Вчера ночью, перед тем как лечь спать, Сара распахнула окно, чтобы выпустить испуганного мотылька-сатурнию, угодившего в промежуток между сеткой и волнистым стеклом. Беспокойное биение в груди напомнило девочке трепет крыльев насекомого. Та же беспомощность и желание освободиться. Мотылька она отпустила, но своему неистово колотящемуся сердцу помочь сейчас не могла.
Пол под ногами казался холодным, но Сара не стала искать носки или тапки. Она поспешно вышла из своей расположенной на чердаке спальни на маленькую лестничную площадку, от которой вниз вели ступени из горбыля. На них были разостланы лоскутные коврики, так что Сара спустилась в гостиную почти бесшумно.
Света нигде не было – даже в ванной рядом с маминой спальней. Мать Сары всегда оставляла эту лампочку гореть на случай, если посреди ночи придется открывать входную дверь. Живущую в горах целительницу могли побеспокоить в любое время, пусть до современной клиники теперь было меньше часа езды.
Неожиданная темнота была временной. Вот-вот должно встать солнце. Розоватая дымка уже обрамляла силуэты предметов вокруг.
Вместо того чтобы бежать будить маму, Сара пошла на кухню. Она ведь уже не ребенок – несмотря на трепещущего мотылька в груди.
Ей исполнилось двенадцать. Она скоро проколет уши, а потом начнет помогать матери в семейном ремесле. Наблюдая за ней, Сара уже многое узнала: как выращивать травы и перемалывать их, как готовить настойки и отвары. Теперь уже не по возрасту пугаться плохих снов и предчувствий.
Боль в костяшках прекратилась. А с ее причиной можно будет разобраться потом.
Когда Сара открыла холодильник, тот ободряюще загудел. Она потянулась за апельсиновым соком, который мать держала в графине на верхней полке. Знакомый терпко-сладкий вкус помог успокоиться. По крайней мере, так она думала, пока не вернула графин на полку и не закрыла дверцу. Оказалось, ее успокаивал свет изнутри холодильника. А когда дверца захлопнулась и девочка снова очутилась в странной мгле, мысли о скором рассвете и праздничном пироге не удержали от того, чтобы побежать в комнату матери.