"Фантастика 2025-171". Компиляция. Книги 1-18 (СИ). Страница 129

В темном костре, который разгорается в ладонях старухи, есть своя пленительная и отвратительная красота. Этот огонь, он веками подпитывался любовью и скорбью.

Пламя весело потрескивает и с виду кажется не слишком грозным оружием. Оно жило внутри хрупких женщин, с которыми случилось самое ужасное, что может произойти с матерью, – потеря ребенка. Умещалось в груди каждой. Но меня не обманывает внешний вид – от проклятья веет чудовищной силой.

Стоит Марье направить его в кого-то – костер задорно разгорится. После десятков витков программы пламя может спалить не только всех, кто косвенно или осознанно вредил Але. Черный огонь способен поглотить целый город.

– Давай, – сладко шепчут фурии из прошлого, – делай то, чего так сильно жаждешь. Мы все это сделали.

Наставница поднимает обреченные, налитые кровью глаза. Марья не глупа, ведьма чувствует: ее желания больше не играют особой роли.

Старуха сжимает проклятье в дрожащих руках. То яростно жжет ладони. Еще секунда, и ворожея не выдержит – направит его на всех, кого ненавидела. Хочется старой колдунье того или нет.

Будь возможность, я бы сказала одно.

Так, к сожалению, не победить. Я не знаю, как действовать, чтобы остановить бесконечный цикл зла и бессмысленных смертей. Вы гораздо сильнее и умнее меня, чтобы понять, что нужно сделать на самом деле.

Но точно не следовать диктату программы.

Шанс, что мой голос донесется до ворожеи, ничтожно мал. Скорее всего, его заглушат крики разгневанных фурий. Но… раз я могу ощущать то, что происходит со старой ведьмой, значит – «канал связи» между нами установлен. Возможно, он работает в обе стороны по принципу сообщающихся сосудов.

Услышьте меня, Марья, пожалуйста.

Не знаю, повлияют ли мои слова на окончательное решение и способна ли уже ворожея что-то решать. Марья с трудом встает с кресла, прижимая к животу темное пламя, будто больного младенца. Шатаясь, ведьма идет к столу, где стоят фотографии.

Пробегается взглядом по снимку внучки – Лиза там совсем крошка с трогательными хвостиками и дурацкой большеголовой куклой. Старуха неловко наклоняется и целует фотографию сухими губами.

Потом долго смотрит на портрет Али. Юная дочь держит в руках букет тюльпанов – подарок мужа. Она смеется, будто обычная земная женщина со своими причудами и проблемами.

Раньше каждый раз при взгляде на фото сердце старухи терзала нестерпимая боль. Сейчас у колдуньи осталась только светлая нежность. Затем ворожея смотрит еще на одно фото. Странно. Это же мой снимок!

Зачем Марье фотография девушки, которую она ненавидит? Чувствую: раньше изображение воровки, отобравшей жизнь у кровинушки, лишь разжигало пламя, подстегивая колдунью к самым грязным и низким поступкам.

Но сейчас внутри Марьи больше нет ненависти – она снаружи, в ладонях, готова вот-вот взорваться, будто часовая бомба. Но сердце свободно от злости. Марья может позволить себе любить нас обеих. Дочь намного больше, меня – намного меньше.

Но любить.

Программа уже созрела, фурии – прошлые инкарнации ворожеи – требуют свою жертву.

Я видела наставницу в разных обличьях. И как могущественную и мудрую ведьму, и как безутешную мать. Наконец – в образе бездушной марионетки, что жизнь за жизнью подчинялась диктату сценария.

Сейчас, очистив душу от проклятья, Марья предстает передо мной в том виде, в каком я встретила ее впервые. Она кажется беззлобной ласковой бабушкой из советского кинофильма.

Ворожея из последних сил улыбается нам – Марья знает, что ученица и дочь увидят ее последний миг. И под яростный вопль фурий направляет разбушевавшуюся силу пламени на себя.

Мир для нас замер.

– Нет, стойте! – я хочу закричать, но голос срывается. Любые слова бессильны. Ни я, ни Аля не в состоянии повернуть время вспять.

Первые несколько секунд кажется, будто не произошло ничего страшного. Мелькает надежда: может, раз Марья столько времени носила программу в себе, «разрядки» негатива и не случится?

Возможно, ведьма уже адаптировалась и привыкла, что под ее кожей живет паразит, сотканный из собственных и чужих страданий и жажды мести?

Колдунья, видимо, подумала так же. Она пожимает плечами, делает несколько шагов в сторону чайника. В любой непонятной ситуации ворожея предпочитает выпить чашку зеленого чая.

Затем останавливается на несколько секунд – кажется, будто старухе нужно немного отдышаться.

Но ее дыхание не выравнивается, а бешеное сердцебиение, что беспокоило Марью последние несколько дней, возвращается вновь. Вместе с болью.

Замерев от бессильного ужаса, мы наблюдаем, как, вернувшись в родной «дом», костер начинает жадно его пожирать. Программе все равно, кого поглощать, поэтому проклятье принимается поедать свою хозяйку с тем же аппетитом, с каким набросилось бы на меня, на маму.

Или на любого другого человека – неважно, виновен тот или нет. Когда тело Марьи найдут, медики, конечно же, поставят типичный для двадцать первого века диагноз. Инфаркт. Соседи скажут проще: умерла от старости.

Лишь мы с Алей знаем: Марья, будто средневековая ведьма, заживо сгорела в огне.

Моя спутница замирает. Глаза подруги расширены от ужаса, астральное тело бьет крупной дрожью.

– Мама… – Аля шокированно смотрит на Марью, не в силах поверить в происходящее. – Скажи, мы можем помочь?

Ее разум начинает отчаянно перебирать варианты. Конечно, бестелесное существо не в состоянии позвонить в «скорую» или провести реанимацию. Но можно явиться в сон знакомому и умолять того прийти на выручку. Можно попытаться сформировать новую цепочку событий…

Поздно. Старая ведьма уже не шевелится. Ее тело обволакивает зеленая дымка – кокон смерти. Жизненной энергии там совсем немного и последние крохи силы стремительно покидают пустую оболочку.

– Аля. Извини. Тут уже ничего не поделаешь.

– Но она, она… умерла? Такого не может быть. Это неправильно. Нет!

Связь между нами еще достаточно плотная. Меня, словно хлыстом, бьет ужасом и бессилием подруги.

Аля ни разу не видела смерть матери. Раньше все утраты выпадали только на Марьину долю. Не будь мы ведьмами, я могла бы сказать много утешительной чуши – например, что Марья попадет на небеса и будет наблюдать за землей с облаков.

Но Аля слишком умна, чтобы сладкая ложь смогла хоть немного ослабить ее боль.

Никто точно не знает, где дух наставницы окажется в посмертии, – каждый случай индивидуален. Кто-то не может принять кончину и бродит по земле в виде призрака. Кто-то попадает в рай или в ад, в Аид или в Вальгаллу – в зависимости от веры – и дожидается очередного перерождения там.

Ну а некоторые мудрецы умудряются выйти из колеса Сансары, прервав бесконечный цикл перерождений. Навряд ли мои размышления помогут Але – законы мироздания известны ей гораздо лучше. Поэтому я делаю то же самое, что подруга для меня в моменты отчаяния – разделяю с Алей ее неподъемное горе.

Мы сливаемся аурами и собираемся предаться тихой скорби, но вдруг нечто необычное заставляет нас синхронно оглянуться. Вдалеке виднеется силуэт.

По звездному небу плывет невероятно красивая девушка – ее русые волосы заплетены в густые косы, огромные глаза смотрят с настороженностью и любопытством.

Незнакомка ступает осторожно – будто путешествия вне тела для нее в новинку, но каждое движение красавицы преисполнено грации и чувства внутреннего достоинства.

«Что она здесь делает? Кто это?» – я не успеваю задуматься над вопросом, как замечаю очевидное сходство девушки с Алей. Наставница?

– Мама! – астральная подруга бросается Марье на шею. Избавившаяся от оков старости, ведьма прижимает ее к сердцу, гладит по волосам, осыпает лицо поцелуями.

Да, мать и дочь должны многое сказать. Возможно, им впервые удастся услышать друг друга. Лучше, если это произойдет в посмертии, чем никогда. Но любые слова будут позже – пока две ворожеи просто обнимаются и каждая не может наглядеться на самого любимого человека.