Хрупкое убежище (ЛП). Страница 54

Когда лифчик упал на пол, Энсон поднял руку. Его большой палец скользнул по нижней губе, пока он смотрел на меня, озаренный солнечным светом.

— Мог бы смотреть на тебя годами и каждый раз замечать что-то новое.

Пульс застучал в шее, когда он сделал шаг ко мне, затем еще один.

— Например, эту маленькую веснушку. — Он наклонился, его губы скользнули по пятнышку чуть ниже ключицы.

Дыхание у меня перехватило.

Энсон выпрямился, все его тело было натянуто, сдержано.

— Ложись на кровать.

Я облизала губы:

— А как же раздевание? — На мне все еще оставались шорты.

— Какая дерзость, — пробормотал Энсон.

А потом он двинулся. Так быстро, что я ахнула. Он схватил мои шорты и трусики, стянул их вниз. Его движения замедлились, когда он, не отрывая от меня взгляда, поднял одну мою ногу, потом другую, полностью освобождая меня от одежды.

— Теперь не нужно, — сказал он.

И вправду — больше ничего не оставалось.

Энсон продолжал смотреть на меня, не отводя взгляда:

— Ложись на кровать.

Сердце бешено колотилось, когда я сделала шаг назад, потом еще один. Уперевшись в край матраса, я развернулась и легла, как он велел.

Позади меня раздался слышимый вдох. Я обернулась через плечо и встретилась взглядом с Энсоном. Он гладил себя поверх джинсов.

— Эта задница... убьет меня.

Щеки мои вспыхнули, но не от смущения, а от удовольствия.

— Ложись на спину. Руки вверх, — прохрипел Энсон.

Во мне на миг вспыхнуло волнение, но я подчинилась. Устроившись на подушках, я подняла руки над головой.

— Возьмись за изголовье, — голос Энсона больше напоминал рык, от чего по моему телу прокатилась новая волна дрожи.

Я обхватила пальцами кованые прутья.

Энсон шагнул вперед, расстегивая ремень. Одним движением он выдернул кожаную полосу из петель джинсов, и у меня отвисла челюсть. Он скинул один ботинок, потом второй, после чего забрался на кровать.

В том, что я лежала совершенно голая, а Энсон возвышался надо мной, оставаясь одетым, было что-то особенное. Это обостряло всё во мне. Ощущение легкого ветерка из открытого окна. Прикосновение мягкой ткани его футболки к моим соскам.

Энсон потянулся надо мной, продел ремень сквозь прутья и обвил мои запястья. Пульс бешено заколотился, пока он закреплял кожу и слегка дернул ремень на проверку. Его лицо оказалось близко к моему, но он меня не касался.

— Не больно?

Я едва заметно покачала головой:

— Нет.

— Отлично.

Потом он слез с кровати и подошел к моей тумбочке, открывая верхний ящик и начав перебирать его содержимое.

— Эй! — возмутилась я. — Ты что делаешь?

Энсон оскалился:

— Помнишь тот первый день в коридоре, когда ты оставила меня с худшим случаем синих яиц за всю историю человечества?

Я только уставилась на него в ответ.

— Ты тогда угрожала мне игрушкой. Думаю, пришло время немного расквитаться.

— Ты не посмеешь, — процедила я сквозь зубы.

Он открыл второй ящик, и в глазах у него вспыхнул огонек:

— Есть!

Энсон вытащил черный бархатный мешочек на шнурке. Раскрыв его, он достал небольшой золотой вибратор-пульку.

Мое лицо пылало.

— Энсон! — прорычала я.

Он покатал игрушку между пальцами, оценивая вес, затем включил ее и проверил разные режимы.

— Идеально.

Подойдя к краю кровати, он приказал:

— Раздвинь ноги. Пора мне немного помучить тебя так, как ты мучила меня.

О, Господи.

Жар и влага мгновенно скопились внизу живота. Но я хотела подчиниться. Хотела быть в его власти.

Медленно я раздвинула ноги.

— Какое прекрасное зрелище, — пробормотал Энсон, не отрывая взгляда от точки между моими бедрами.

Он поднялся на кровать, став на колени между моих ног.

— Уже блестишь для меня.

Мои бедра дернулись, прижимаясь к матрасу в поисках хоть какого-то контакта, хоть чего-то.

— Моя жадная девочка, — мягко промурлыкал Энсон.

Он провел одним пальцем вверх по внутренней стороне бедра к самому центру. Круговыми движениями он обводил мой вход, дразня и играя. Я заскулила, пытаясь пошевелить бедрами, чтобы получить больше.

Рука Энсона молниеносно метнулась вперед — резкий шлепок по бедру обжег кожу.

— Спокойно.

Острая боль от одного его удара смешалась с наслаждением от движений другой руки, создавая изысканную смесь ощущений. Мне безумно хотелось двигаться. Получить больше. Но я замерла. Пальцы ещё сильнее сжали металлические прутья изголовья.

— Умничка, — прошептал Энсон и ввел в меня два пальца.

Я снова застонала, мои бедра и ноги буквально кричали о том, чтобы двинуться.

— Посмотрим, как долго ты продержишься, — промурлыкал Энсон, медленно вводя и выводя пальцы. Темп был мучительно медленным, нарочно неспешным.

Мой рот то открывался, то закрывался, пытаясь сформулировать мольбы о большем.

— Такая идеальная, — пропел он, а затем его пальцы изогнулись.

Я застонала. Громко и отчаянно, но мне было плевать. Энсон ведь ничего не сказал насчет тишины.

— Обожаю эти твои звуки. Эти стоны, всхлипы. То, как ты втягиваешь меня в себя, жаждая большего.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки так сильно, что во рту появился металлический привкус крови.

— А теперь? — Энсон повернул вибратор, и в воздухе раздался гул. — Думаешь, сможешь остаться неподвижной теперь?

Холодный металл игрушки коснулся моей кожи и я вздрогнула. А потом вибрация прошлась по моим мышцам волной.

— Энсон…

— Ты такая красивая, когда умоляешь, — прорычал он, круговыми движениями ведя пульку по моему клитору, а пальцы продолжали ритмично входить и выходить.

— Я не могу… — простонала я. — Мне нужно двигаться.

— Сможешь. Держись, Безрассудная.

Я сильнее вцепилась в металлические прутья, ремень врезался в запястья. Эта легкая боль помогала, но одновременно толкала меня еще выше.

Энсон ввел третий палец, а вибратор подвел еще ближе к самому чувствительному месту.

— Такая умница.

Глаза наполнились слезами, но не от боли, а от отчаянной потребности отпустить все: не только ощущения, но и накопившееся внутри. Стресс, страх, злость.

— Энсон… — взмолилась я.

— Почти. Ты почти там. Еще чуть-чуть.

Мои бедра дрожали от усилия удерживать их неподвижно. Запястья ныли от натяжения ремня. Все внутри меня дрожало, перед глазами плясали черные точки. Волны накатывали и отступали, пока я изо всех сил пыталась сдержать нарастающее безумие.

— Сейчас, — приказал Энсон.

Мои бедра выгнулись ему навстречу, когда он прижал вибратор к моему клитору, а пальцы мощно вонзились внутрь и надавили на самую чувствительную точку. Все нахлынуло разом: легкая боль и цунами удовольствия.

Я закричала, разлетаясь на осколки. Волна за волной захлестывала меня. Энсон направлял каждую, как искусный музыкант, играющий на моем теле. Каждый раз, когда мне казалось, что все уже позади, он снова заставлял меня взлетать, снова и снова, пока я окончательно не обмякла на матрасе, не в силах пошевелиться.

Энсон передвинулся, выключил вибратор и лег рядом, его пальцы вырисовывали на моей обнаженной коже тысячи узоров.

— Что сейчас творится в этой твоей прекрасной голове?

— Ничего, — пробормотала я, едва в силах связать слова. — Абсолютно ничего.

И это было восхитительно.

— Отлично. — Энсон расстегнул ремень, мягко массируя каждое запястье, освобождая их. — Никогда не видел ничего прекраснее, чем смотреть, как ты разлетаешься на осколки.

Я прижалась к нему и к тому чудесному, дурманящему состоянию, в которое он меня погрузил. Три коротких слова вертелись у меня на языке, но я их сдержала.

— Спасибо, — прошептала я.

— Я всегда дам тебе все, что тебе нужно, Безрассудная.

И он действительно дал. Я утонула в послевкусии блаженства, где все казалось слегка размытым — в самом лучшем смысле этого слова.

Но потом зазвонил его телефон и все разрушил.