Хрупкое убежище (ЛП). Страница 48

Ро тяжело вздохнула:

— Ты не обязан делиться со мной своими тайнами. Я знаю, что у нас не… то самое. Мне просто… нужно домой.

Но в глубине души я знал, что всё-таки обязан. Я играл в игру обмана и она в ней обожглась.

— Я не хотел, чтобы кто-то знал, — сказал я тихо.

Золотистый оттенок ее глаз потускнел. Она скользнула взглядом к брату, потом снова ко мне:

— Шеп ведь знал?

— Мы знакомы со студенческих времен, — объяснил я. — Он знал всегда. А когда мне нужно было место, где никто не знал бы моего прошлого, он дал его мне.

Она кивнула. Понимание отразилось на лице. Но это не заглушило боль:

— Я понимаю. Правда. Но я рассказала тебе все, а ты дал мне лишь крошки.

Каждое ее слово было, как лезвие по коже, словно кто-то резал меня и заливал раны кислотой.

— Я рассказал тебе больше, чем кому-либо.

Ро покачала головой, и глаза ее наполнились новой болью:

— Я не могу сейчас с этим справляться. — Она повернулась к Фэллон и громиле рядом с ней. — Вы можете отвезти меня домой?

Фэллон мгновенно оказалась рядом, мягко обняла ее за плечи, взяла поводок Бисквита:

— Конечно. Пошли.

Я не двинулся с места. Ни когда Ро уходила. Ни когда садилась в темный внедорожник. Ни когда машина скрылась из виду. Я только смотрел, провожая глазами то единственное, что сделало меня хоть немного счастливым. Пусть даже на короткий миг.

33

Роудс

Я натянула на себя плотный, пушистый плед и уставилась на звездное небо, лежа на шезлонге на задней террасе. Голова стучала в ровном ритме, но пара таблеток обезболивающего помогли немного притупить боль. Вот только с болью в сердце они справиться не могли.

— Еще мороженого? — с надеждой спросила Фэллон.

Она хотела исправить ситуацию, сделать все лучше. Но раз я молчала всю дорогу домой и вот уже целый час, мороженое было всем, чем она могла мне помочь.

— Если я съем еще хоть ложку этого двойного шоколадного брауни, просто взорвусь.

— Тебе надо тренироваться в поедании мороженого, — пробормотала Фэллон, ставя свою миску на стол между нами.

Я усмехнулась, и было приятно позволить себе этот звук. Но смех не укоренился, как обычно.

Наступила короткая тишина, прежде чем Фэллон снова заговорила:

— Ты в порядке?

Я откинула голову, глядя на небо. Из-за сотрясения звезды размывались сильнее обычного, но я знала, что Фэллон имела в виду не это. Я теребила край пледа, пальцы выискивали слабую ниточку, за которую можно было бы зацепиться.

— Я знала, что у него есть секреты.

Фэллон протяжно хмыкнула:

— Мистер мрачный молчун? Конечно, были. Эти глаза кричат о тайнах.

Я повернулась к ней боком:

— Но почему тогда так больно было узнать один из них? Я ведь не имею права знать все о нем.

Она внимательно посмотрела на меня:

— Что между вами? То, как он сегодня пробивался через толпу к тебе… это не просто дружба.

Я выдохнула. Воздух не был достаточно холодным, чтобы увидеть пар, но я чувствовала его тяжесть:

— Я не знаю, как это объяснить. Между нами какое-то взаимопонимание, которого у меня не было ни с кем. Он понимает, через что я прошла.

Я заметила легкую тень боли в глазах Фэллон. У нее тоже была своя потеря — отец, брат. Но это было другое. Хоть она всегда была рядом, я не могла показать ей те стороны себя, за которые стыдилась. А Энсону открыла их с легкостью.

Фэллон отогнала свою боль, чтобы быть рядом со мной:

— Я рада, что он дал тебе это.

Я облизала губы:

— И между нами есть… мощное притяжение.

Один уголок ее губ приподнялся:

— Да? Вот как?

Щеки запылали. Даже в темноте Фэллон наверняка видела это:

— Он заставил меня кончить так, как никто до него.

Фэллон громко расхохоталась, отчего Бисквит внутри дома завыл в ответ:

— И что в этом плохого? Эмоциональная связь, физическая связь — звучит как отношения.

— Это не отношения. Он не… — Я не знала, как объяснить.

— Он не парень для серьезных отношений? — уточнила Фэллон.

— Он сам сказал, что не строит их. И я не про тех, кто переспит со всем, что движется. Он просто не хочет ни к кому привязываться. Даже от Шепа держится на расстоянии, а это его лучший друг.

Фэллон задумалась:

— Может, он не хочет привязываться, но он уже заботится о тебе. Ты же видела его сегодня. Он был вне себя от страха за тебя.

— Я ненавижу это, — прошептала я. — Не хочу быть причиной его боли. Даже сейчас, несмотря на собственную боль, я не хочу причинять ему такую.

Фэллон смотрела на меня сквозь темноту:

— Невозможно жить, не испытывая боли. Если будешь все время избегать неприятных чувств, проживешь полужизнь. Да, ты избежишь низов, но и до высот не доберешься.

Господи, как же она права. Я всегда это делала. Даже стараясь ценить каждую радость, я все равно не позволяла себе пустить в жизнь что-то новое. Ничего постоянного.

Съемные дома, приемные животные. Даже цветы я любила такие, что цвели один раз, а не возвращались каждый год. И особенно это касалось отношений. Я встречалась с теми, у кого не было шанса на будущее, а тех, с кем могло бы что-то выйти, держала на расстоянии. Я делала то же самое, что и Энсон, только чуть иначе.

— Я боялась, — наконец призналась я.

Фэллон села ровно, поджав ноги под пледом, внимательно на меня глядя:

— Я знаю.

Слезы защипали глаза:

— Конечно, ты знаешь.

Фэллон усмехнулась:

— Я люблю тебя, Ро. Ты всегда была для меня сестрой по духу. Но от этого не становится менее больно, что ты потеряла Эмилию. И родителей. Ты потеряла семью самым ужасным образом. И неудивительно, что боишься создавать новую.

Сердце забилось быстрее, грудная клетка сжалась:

— Но у меня есть ты, Нора, Лолли… наша вся стая.

Фэллон печально улыбнулась:

— У нас ты оказалась не по своему выбору. И мне кажется, ты даже от нас все равно держишь в себе кусочек, который никому не отдаешь. Держишь его и так тебе безопаснее.

Слезы потекли по щекам:

— Я так боюсь потерять кого-то из вас. Я не выдержу еще одной потери.

— Ро, — хрипло прошептала Фэллон, скинула плед и пересела ко мне, обняв. — Я знаю. Это страшно. Но не позволяй страху мешать любить нас всем сердцем, пока мы рядом.

Я сжала ее изо всех сил, будто, удерживая ее крепче, смогу не потерять:

— Я люблю тебя, Фэллон.

— И я тебя. Больше, чем ты можешь представить. И я рядом — в радости и в беде, со всем этим бардаком чувств.

Я всхлипнула сквозь смех:

— Это хорошо. Потому что, похоже, я влюбилась в человека, которого толком не знаю.

Фэллон отстранилась, взглянув мне в лицо, уселась обратно на край шезлонга, расплывшись в улыбке:

— С другой стороны, он, похоже, был крутым агентом ФБР.

Я не смогла улыбнуться в ответ:

— Дело в том, что он скрывал от меня целую часть своей жизни. А я открыла ему то, что не показываю никому.

Улыбка сползла с ее лица:

— Я знаю, как больно это осознавать. Но тебе стоит с ним поговорить. Дать шанс объясниться. Было бы жаль потерять того, кто тебя по-настоящему видит.

Но дело было даже глубже. Энсон видел мои темные, изломанные стороны и принимал их. Они его не пугали. Он не отворачивался. Может быть, он даже ценил их — ведь они часть меня.

— Я не знаю, вернется ли он, — произнесла я то, чего сама не осознавала до этого момента. Теперь, когда все узнали ту часть Энсона, которую он так прятал, он может сбежать. Найти новый город, где никто не знает его шрамов.

Фэллон слегка улыбнулась:

— Я бы не была в этом так уверена.

Прожектор на боковой стене дома вспыхнул, и я вздрогнула. В его свете вырисовалась фигура Энсона. Он, видно, успел принять душ и переодеться, но глубокие борозды в волосах говорили о том, что он не раз и не два запускал в них пальцы.

Фэллон поднялась, одарив меня улыбкой:

— Я вас оставлю поговорить. Доберусь домой с Каем.