Хрупкое убежище (ЛП). Страница 2
— Зефир есть? — спросила я с надеждой.
Мама улыбнулась:
— А я, по-твоему, кто?
— Точно не дура, — ответила я с ответной улыбкой.
Она все так же держала меня под руку, пока мы проходили через прихожую и шли по коридору на кухню. По обе стороны от нас — резные деревянные панели, словно рама для сказочных обоев. На этих стенах оживали феи с блестящими крылышками — сцена будто из волшебного мира.
Когда папа впервые увидел, что мама выбрала для этого коридора, он только покачал головой и улыбнулся:
— Моя девочка все делает волшебным.
На кухне уже витал легкий аромат шоколада, и мама наконец отпустила меня. Я уселась на высокий стул у широкого острова и обхватила руками свою кружку, будто из «Алисы в Стране чудес» — неровную, с закрученной ручкой.
Закрыв глаза, я сделала пробный глоток. Идеальное сочетание шоколада и сахара растеклось по языку.
— Самое лучшее, — пробормотала я.
Открыв глаза, я увидела, что мама внимательно меня разглядывает. Ее взгляд неторопливо скользил по моему лицу, будто она пыталась разглядеть, что там под поверхностью. Мне вдруг захотелось убежать в комнату.
А потом ее глаза начали быстро моргать, и они заблестели. По мне пробежала паника.
— Мам?
Она отмахнулась:
— Все нормально. Просто сентиментальничаю. Моя девочка взрослеет.
Паника исчезла, уголки губ поползли вверх:
— Это всего лишь одна вечеринка.
— Первая, — сказала мама, обхватив кружку. — Было еще какие-нибудь «первое»?
Щеки тут же вспыхнули, взгляд опустился в кружку с какао.
Мама положила руку на мою:
— Ты ведь знаешь, что всегда можешь со мной поговорить. Я все это уже проходила. Первые вечеринки, первые симпатии, первые поцелуи...
Я прикусила губу и все вылетело разом:
— Феликс меня поцеловал. Он мне нравится. Сильно нравится. Он добрый и милый, и каждый раз, когда я рядом, у меня в животе все как на карусели. Но он ничего не сказал, когда мы уходили. А вдруг я ему не нравлюсь? А вдруг я плохо целуюсь? А вдруг...
Мамин тихий смех прервал мою панику:
— Ро, — мягко произнесла она.
Я подняла на нее глаза.
Ее карие, как у меня, глаза смотрели прямо в душу.
— Он дурак, если ты ему не нравишься.
— Ты же моя мама. Ты необъективна.
— Конечно, — кивнула она. — Но я видела, как он на тебя смотрит, когда забираю тебя из школы. Ты ему тоже нравишься.
Где-то внутри разгорелась надежда:
— Правда?
Мама улыбнулась:
— Правда. Хотя я пока не знаю, как к этому относиться. Тринадцать — это все-таки рановато для бойфренда.
— В моем классе у половины уже есть, — возразила я.
Мама вздохнула, сжала мою руку:
— Если он тебя пригласит, только групповые встречи. Никаких свиданий один на один.
— Маааам, ну серьезно...
Она только посмотрела на меня тем самым взглядом, после которого спорить бессмысленно.
Я вздохнула:
— Ладно. Все равно сначала пусть сам пригласит.
Мама отпустила мою руку:
— Пригласит. Дай ему время.
Мне бы ее уверенность. Но внутри все равно все трепетало, как будто я из кусочков, и каждый отвечает за свое: тревогу, надежду, радость. Я потягивала какао, пока мама расспрашивала про вечеринку. К счастью, тему Феликса она больше не затрагивала.
— А у Фэллон кто-нибудь на примете есть? — спросила мама.
Я покачала головой. При всей своей легкости рядом со мной, в компании Фэллон закрывалась. Прятала все светлое и теплое за панцирем, чтобы никто не проник.
— Не особо.
Мама постучала пальцами по столешнице:
— Просто постарайся включать ее в эти ваши групповые встречи. Даже если у нее пока никого нет.
Я закатила глаза:
— Да я вообще без нее никуда не хожу.
Мама засмеялась, забрала наши кружки и поставила в раковину:
— Как я могла забыть?
Я соскользнула со стула, и мама снова заключила меня в объятия:
— Люблю тебя до бесконечности.
— Люблю тебя до бесконечности в квадрате.
Мама улыбнулась, уткнувшись в мои темные волосы:
— До бесконечности в квадрате.
Я обняла ее крепче:
— До бесконечности в бесконечной степени.
Она рассмеялась, отпуская меня:
— Ну все, победила. В этот раз.
Я улыбнулась, и мы вместе поднялись по лестнице, пока мама по пути гасила свет.
— Папа с Эмилией уже спят? — спросила я, когда мы поднялись на второй этаж.
— Эмилия, кажется, еще не легла, а вот папа — точно давно.
Поскольку большинство его клиентов жили на Восточном побережье, он по-прежнему вставал по их времени. Просыпался до рассвета — но зато всегда встречал нас, когда мы возвращались из школы.
Мама постучала мне по носу:
— Он оставил тебе новую книжку на кровати.
Я расплылась в улыбке. Если с мамой нас сближали клумбы и цветы, то с папой — книги. Он всегда находил для нас новое приключение между страниц. Мы только что закончили «Трещину во времени», и я знала — он уже ищет следующую историю. Мне не терпелось узнать, что он выбрал.
У моей двери мама остановилась, поцеловала меня в лоб:
— Что хочешь на завтрак? Передам повару.
Я прикусила губу:
— Блинчики?
— Вижу, пошла ва-банк.
— Они мои самые любимые, — улыбнулась я.
Мама в последний раз обняла меня покрепче:
— Посмотрю, что можно сделать. Сладких снов.
— Тебе тоже.
Зайдя в комнату, я вдруг почувствовала, как усталость налетела на меня, словно грузовик сбил. Я поморщилась, глядя на разбросанную повсюду одежду. Раньше я в панике перебирала наряды в поисках идеального, и после меня остался настоящий погром. Разберусь завтра. Если не разберусь — вещи начнут таинственно исчезать: мамино наказание за бардак.
Быстро почистив зубы в своей ванной комнате, я надела пижаму с подсолнухами. Но, выйдя из ванной, остановилась как вкопанная — Эмилия сидела у меня на кровати, держа в руках одну из маек, которые я рассматривала перед выходом.
— Можно я ее возьму? — спросила она с надеждой.
Моя младшая сестра была младше меня всего на год, но постоянно пыталась таскать мои вещи и влезать в мою компанию. Я нахмурилась:
— Зачем?
Она пожала плечами:
— Ну… Может, схожу в Pop?
Soda Pop — пятидесятническая закусочная, любимая всеми возрастами за свои невероятные бургеры и потрясающие молочные коктейли. Но все в городе просто звали ее Pop.
— Для Pop это слишком нарядно, — сказала я, забираясь под одеяло.
Губы Эмилии плотно сжались:
— Разве не мне решать, что слишком нарядно?
В голове мигнули тревожные лампочки. Эмилия была самой упрямой двенадцатилетней, каких я знала. А я слишком устала, чтобы сейчас с ней спорить.
— Бери, — махнула я рукой, потянулась к лампе и выключила свет.
Лунный свет все еще заливал комнату через огромные окна, выходящие на балкон. Я увидела, что Эмилия и не думает уходить.
Я простонала:
— Что опять, Эм? Я спать хочу.
Она замолчала на мгновение:
— У тебя появился парень?
Я резко села в кровати:
— Ты что, подслушивала нас с мамой?
Челюсть Эмилии напряглась в знакомом упрямом изгибе:
— Я просто хотела попить. Мне нужна была вода.
— Тогда нужно было, как нормальный человек, спуститься на кухню и взять стакан воды, а не стоять в коридоре, как любопытная мышь.
Она вскочила с кровати:
— Я не любопытная! Это вы с мамой шептались!
— Мы не знали, что ты там.
На лице Эмилии мелькнула обида:
— Все равно. Я и знать не хочу про твоего глупого парня.
Она бросила майку на пол и выскочила из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Я упала обратно на подушки с громким стоном. Чертовы младшие сестры. Где-то внутри шевельнулась вина, как маленькие иголочки под кожей. Я должна была пойти за ней. Но сил уже не было. Я помирюсь с ней утром: принесу эту майку и ее любимый мой блеск для губ и все снова будет хорошо. А сейчас мне нужен был только сон.