Хрупкое убежище (ЛП). Страница 18

— Просто гоню волну.

Сайлас в ответ не улыбнулся.

Карлос разрядил обстановку, подойдя к моей машине и постучав в открытое окно:

— Как дела в цветочном бизнесе?

Но прежде чем я успела ответить, Бисквит зарычал, и Карлос сделал шаг назад:

— Ты уверена, что его можно держать у себя дома?

Я почесала Бисквита под подбородком, успокаивая его:

— Просто к мужчинам он пока не привык.

Карлос усмехнулся:

— Моя жена сказала бы, что он умен.

— Это ты сказал, не я. — Я махнула рукой. — Спокойной ночи, ребята.

Я плавно отъехала в сторону коттеджа. Пикап Шепа уже исчез, а у викторианского стоял только один знакомый черный грузовик. Я поймала себя на том, что задержала взгляд.

Энсон был в эти дни словно призрак. Я его почти не видела. Но чувствовала. Казалось, воздух начинал двигаться иначе, стоило ему появиться рядом.

Я заставила себя оторвать взгляд от его машины и сосредоточиться на дороге, ведущей к коттеджу. Остановившись перед домом, заглушила двигатель. Бисквит глухо тявкнул.

Я потянулась назад, почесала его:

— Рад вернуться? Сегодня тебе пришлось много общаться.

И надо признать, он справился отлично. Пару раз порыкивал на мужчин на кассе, но стойка давала ему чувство безопасности, пока он привыкал к окружающим.

Я выскочила из машины, открыла заднюю дверь и быстро пристегнула поводок. Бисквит спрыгнул, принюхиваясь, а я захлопнула дверь и повела его к коттеджу.

Мышцы ныло. Может, все-таки сначала ванна, а потом еда? Желудок заурчал в ответ. Ясно, вариант отвергнут.

Поднимаясь по ступеням, я замедлилась, заметив что-то на коврике у двери. Прищурилась, присев.

Как только я рассмотрела изображение, из меня будто выбили весь воздух. Фотография с обожженными краями, изображение немного покорежено от жара, но я все равно могла разобрать, что на ней изображено.

Моя семья. Счастливая. Беззаботная — мы сидим на пикнике у ручья неподалеку отсюда. На фото мои глаза сияют, рот приоткрыт в наполовину смехе, наполовину крике — папа щекочет меня в бок. Мамины руки обнимают Эмилию, сжимают крепко, и она улыбается во весь рот.

Я тогда не хотела фотографироваться. Поэтому папа и щекотал меня, пытаясь вызвать улыбку. Почему я тогда была такой упрямой? Почему не ценила то, что было прямо передо мной? Почему не впитывала каждую минуту, что провела с ними?

Дыхание стало сбиваться, каждый вдох спотыкался о предыдущий. Лёгкие жгло, словно в ту ночь, когда я дышала чистым дымом. Это ощущение так врезалось в память, что только усиливало нарастающую панику.

Бисквит жалобно заскулил, пока я судорожно пыталась хоть как-то наполнить легкие. Перед глазами заплясали черные пятна — я знала, что сейчас потеряю сознание.

11

Энсон

Я следил за ней с того самого момента, как ее машина въехала на подъездную дорожку. Будто у меня был какой-то хренов радар на Роудс. И выключить его я не мог, как бы ни старался.

Так я и стоял у закопченного окна, словно какой-то извращенец, наблюдая, как она разговаривает с Оуэном, Сайласом и Карлосом. Сайлас пытался пустить в ход свои самые обаятельные улыбки, но ничего не вышло. Роудс отшила его так, будто делала это уже сотни раз. И если Сайлас воспринял отказ спокойно, то Оуэн выглядел чертовски раздраженным, когда они все направились к своим пикапам.

Но я не переставал за ней наблюдать.

Я следил за каждым ее движением, пока она парковывалась у гостевого домика. Пока выходила из машины и помогала выбраться собаке с заднего сиденья. Даже эта чертова собака смотрела на нее обожающими глазами.

Кто бы ни попадался Роудс на пути, все, казалось, оказывались загипнотизированы ею. Это злило меня еще сильнее, потому что я сам стал одним из них.

Я стиснул зубы, но не отводил взгляда.

Роудс замедлила шаги, подходя к двери, но не достала ни ключей, ни чего-либо еще. Просто смотрела вниз.

Я поднял руку и тыльной стороной ладони протер стекло. Гарь почти не отступила.

Роудс наклонилась и подняла что-то с крыльца. Меня охватило беспокойство — то самое шестое чувство, которое редко меня подводило. Еще не зная зачем, я уже двигался к боковой двери.

Стоило мне выйти наружу, я сорвал с лица респиратор, который носил, чтобы защитить легкие от токсинов, оставшихся после пожара, и не сводил глаз с Роудс. Ее плечи вздымались и опускались с частыми, но поверхностными вдохами.

Дышала только грудью, а не диафрагмой. Лицо побледнело, она чуть покачнулась.

Блядь.

Я ускорил шаг. Что бы там ни происходило — это было плохо.

Я оказался на крыльце в тот самый момент, когда ее колени подогнулись. Бросился вперед и подхватил ее, не дав упасть на доски.

Но Роудс, казалось, даже не заметила этого. Она дышала так часто и быстро, что я понимал: кислорода ей не хватает. Если она не замедлится, потеряет сознание.

Я медленно опустился на крыльцо, усаживая ее перед собой и прислоняясь к перилам. Собака металась взглядом между нами. Я ожидал, что она зарычит или попытается напасть, но вместо этого издала жалобный стон. Она понимала, что происходит что-то не так.

— Роудс, — произнес я хрипло, вкладывая в голос приказ, надеясь, что это поможет пробиться сквозь её панику.

Ее голова повернулась в мою сторону, но взгляд оставался стеклянным и расфокусированным. Она меня не видела.

Я обхватил ладонью ее лицо. Ее кожа была удивительно мягкой, в полном контрасте с моими грубыми, израненными ладонями.

— Посмотри на меня, — скомандовал я.

Она моргнула. Глаза по-прежнему не фокусировались, но я видел, что она пытается. Борется.

— Тебе нужно замедлить дыхание, — сказал я.

Но ее дыхание не изменилось. Стало даже хуже.

Я выругался сквозь зубы. Если она не сбавит темп, потеряет сознание. Я запустил пальцы в ее волосы, слегка натянув их. Еще одно ощущение, на котором она могла бы сосредоточиться. Что-то кроме паники.

Роудс снова моргнула, глаза забегали, уловив движение волос.

— Вот так, — подбодрил я. — Чувствуешь? Значит, ты здесь. Почувствуй дерево под собой. Почувствуй меня.

Она пошевелилась, будто впервые ощутив все вокруг.

Я продолжал легонько тянуть и отпускать ее волосы.

— Ты справишься. Слушай меня. Вдох — на четыре.

Я сжал ее руку в ритме: раз, два, три, четыре.

— Задержи дыхание на семь.

Отсчитал так же семь ударов.

— Теперь выдох на восемь. Медленно. Не выпускай весь воздух сразу.

Снова помог отсчитать ей движение руки.

Роудс не смогла продержаться все восемь, но ее дыхание заметно замедлилось. Я повторил цикл еще четыре раза, прежде чем ее взгляд по-настоящему сфокусировался на мне.

Она несколько раз моргнула, наконец узнав меня.

— Энсон?

В ее голосе звучала растерянность — она явно не понимала, где находится и что произошло.

Я вытащил пальцы из ее волос, уже скучая по шелковистым прядям.

— Нам пора перестать встречаться в таких обстоятельствах, Безрассудная.

— Я… Что случилось? — спросила она, пока собака лизала ее руку.

— Ты мне скажи. Я видел тебя в окно. Ты что-то подняла, и тут началась паническая атака.

Роудс подняла на меня глаза.

— А как ты понял, что это паническая атака?

Правда едва не сорвалась с языка, но я вовремя сдержался и только буркнул:

— Знаю признаки.

Она нахмурилась, явно понимая, что это не вся правда.

— Что ты подняла? — осторожно сменил тему я, отодвигая ее от себя, но ведя туда, куда мне нужно было.

Роудс резко вздрогнула, оттолкнулась от меня и огляделась. Ее взгляд уперся в предмет в нескольких шагах от нас. Она потянулась и подняла его.

— Я не была уверена, что мне не показалось.

Я посмотрел на предмет. Нет, это была не просто бумажка — фотография. Углы скрутились, изображение деформировалось. Местами всё было перемазано сажей. Но людей на снимке все еще можно было различить.

Женщина казалась мне знакомой. Темные растрепанные волосы, загорелая кожа. Но больше всего меня зацепили глаза. Те самые глаза, что преследовали меня всю последнюю неделю — мшисто-зеленые, с золотыми огоньками.