Хрупкое убежище (ЛП). Страница 11

Лолли погладила ее по руке:

— Ну не будь такой наседкой. Ты же знаешь, какие мы, художники, когда входим в раж. Она творит волшебство.

Губы Шепа дернулись:

— Пока что это больше похоже на кусок железа.

Лолли фыркнула:

— У тебя просто нет видения.

— Видение? Как у тебя и твоего цветка-члена? — раздался из прихожей низкий голос.

Мы все обернулись и увидели, как Кайлер широким шагом вошел в комнату, тяжелые байкерские ботинки мерно стучали по полу. Если бы вы его не знали, то наверняка перешли бы на другую сторону улицы, завидев. Он выглядел как смесь лесоруба и бога татуировок — руки сплошь покрыты рисунками, чернильные узоры уже ползли вверх по шее.

— А что такое цветок-член? — спросила Кили самым невинным голоском.

Трейс бросил на Кайлера убийственный взгляд:

— Спасибо тебе.

Кайлер поморщился:

— Я ее не заметил. Она же крошечная, мужик.

Лолли похлопала Трейса по руке:

— Ну-ну. В человеческом теле нет ничего постыдного. — Она повернулась к Кили. — Он про картину, что я сделала для дома Ро.

Глаза Кили загорелись:

— А мне тоже можно цветок-член?

— Нет! — хором воскликнули Трейс и Нора.

Остальные просто разразились смехом.

— Кто-нибудь поможет накрыть на стол? — спросила Нора с нотками раздражения.

— Я помогу, — откликнулась я, направляясь к ящику с приборами.

Нора обняла меня, чмокнув в макушку:

— Обживаешься?

Мы тут вообще были довольно обнимательной семьей. Единственный, кто сторонится прикосновений, — Кайлер. Наверное, потому что попал к нам поздно, в шестнадцать, и многое пережил. Он держал окружающих на расстоянии.

Кайлер подошел к острову, взял виноградину и закинул в рот. Потом взглянул на Фэллон:

— Как прошла проверка?

Щеки Фэллон слегка порозовели, но губы сжались в тонкую линию:

— Нормально.

Руки Кайлера напряглись, словно кобра приготовилась к броску:

— Просто нормально?

Фэллон пожала плечами:

— Папаша там оказался немного придурком.

Кайлер стиснул челюсть:

— Насколько?

Глаза Фэллон сверкнули вызовом:

— Справилась.

— Фэллон...

— Все в порядке, — перебила она.

Она была единственным человеком, которого Кайлер пустил к себе после того, как попал к Норе и Лолли. Может, дело в ее мягкости или в том, что ее хотелось защищать, но они стали неразлучны. Иногда я вообще не понимала половины их разговоров — словно у них был свой собственный язык.

— Над чем сегодня работал? — вмешалась Лолли, спасая нас от споров перед ужином.

— Сносный рисунок на груди и племенной орнамент на икре, — закатил он глаза. — Весна, куча идиотов празднует совершеннолетие.

Лолли усмехнулась:

— Я тоже сделала татуировку в восемнадцать.

Брови Кайлера удивленно приподнялись.

— Я была дикой девчонкой. Прямо на моей...

— Все! — перебил Трейс, поднимая Кили на руки. — Хватит развращать ребенка.

Кили подняла голову:

— Что такое «развращать»?

— Это когда твой дядя и бабуля дурно влияют на тебя.

Кили хихикнула:

— Нет, не дурно. Они самые-самые лучшие!

— Слушай ребенка, — заявила Лолли, прихватив бокал с вином. — Она могла бы тебя многому научить.

— Только не начинай, Лоллс.

Лолли строго на него посмотрела:

— Тебе не помешало бы выбраться в город, выпить пива, потанцевать.

Кили похлопала отца по груди:

— Потанцевать, папа! Танцы — это лучше всего!

Шеп захохотал:

— Твой папа давно не танцевал. Может, поэтому и ходит таким угрюмым.

Кили нахмурилась:

— Ты тоскуешь по танцам? Я бы тоже была угрюмой, если бы не могла танцевать.

Трейс прикрыл ей уши ладонями:

— Ненавижу вас всех.

— Нельзя ненавидеть, папа! — слишком громко выкрикнула Кили.

Нора покачала головой, неся к столу огромную форму с лазаньей:

— Фэллон, принеси салат. — Она бросила взгляд на Шепа, в голосе звучала надежда: — Энсон придёет?

Улыбка Шепа немного погасла:

— В этот раз — нет.

Плечи Норы опустились, а у меня снова вспыхнуло раздражение на угрюмого засранца. Мысль о том, что кто-то остается в одиночестве, всегда разбивала Норе сердце. А Энсону было плевать. Он сидел в своем углу, мрачный и замкнутый.

Лолли фыркнула, неся к столу бокал и бутылку вина:

— Надо пробиться сквозь его броню. Такой красавец не должен пропадать в одиночестве.

Я не смогла сдержать усмешку.

Лолли строго посмотрела на меня:

— Не говори, что ты не заметила его мышцы и пронзительный взгляд.

— От этого характер его лучше не становится, — буркнула я.

— А характер уже не так важен, если рот занят другим, — с хитрой улыбкой добавила Лолли.

Лицо Кили сморщилось:

— А что рот делает? С полным ртом говорить невежливо. Папа так говорит.

Трейс зажал переносицу:

— Ради всего святого, может, вы заткнетесь, пока мою девочку из первого класса не выгнали?

Кайлер хмыкнул, Фэллон захихикала. Через пару секунд хохот охватил всех.

Но я не могла выбросить из головы тот холод во взгляде Энсона. Холод, которого, казалось, раньше там не было. Холод, что появляется только после чего-то ужасного.

7

Энсон

Я откинулся в адирондакское кресло, закинув ноги на перила крыльца. Солнце уже почти скрывалось за горизонтом, оставляя лишь тонкую оранжевую полоску, заливавшую землю мягким светом.

Этого у Спэрроу-Фоллс не отнять. Закаты здесь чертовски красивы. А маленький домик, который я снимал на склоне одной из многочисленных гор, давал отличный обзор.

Но сегодня в этой картине не было привычного покоя. Даже после полного рабочего дня во мне сидела какая-то нервозность. Обычно новая работа выматывала меня настолько, что я вырубался как мертвец.

Мне это было нужно. А в дни без работы я бегал. Раньше я часами пропадал в спортзале, чтобы держать форму. Теперь я уносился по горным тропам, пытаясь убежать от своих демонов.

Пальцы чесались достать телефон, написать Шепу и убедиться, что Роудс заперла, черт возьми, свои ворота. Про двери я даже думать не хотел.

Щека подернулась от нервного тика. Я заставил руку потянуться к стеклянной бутылке с конденсатом. Сделал хороший глоток. Жгучей крепости в этом напитке не было, но хоть что-то.

Взгляд снова упал на лежащую на коленях книгу. Черно-белые квадраты кроссворда смотрели на меня. Половина уже была заполнена, но сегодня этот процесс не затягивал, как обычно. И это только усиливало нервный тик.

Это была единственная словесная головоломка, которую я мог себе позволить сейчас — способ дать мозгу хоть какое-то разрядку без последствий. Буквы плясали перед глазами. Я мог бы подсмотреть подсказку, но, как только заполнял половину, предпочитал идти дальше вслепую. Так сложнее — и интереснее.

Мозг перебирател буквы алфавита, как бегущую строку на табло вокзала. Одна гипотеза сменяла другую, пока не находилась подходящая. Я записал ее в клеточки.

Звук шин по гравию заставил меня отложить кроссворд с ручкой на старый столик. Я потянулся к Глоку, лежащему под столом, но рука застыла в воздухе, как только я узнал серебристый силуэт пикапа Шепа.

Сжатие в груди немного ослабло, но я не шелохнулся. Шеп припарковался перед домиком и вышел из машины с каким-то блюдом в руках.

— Принес тебе еды.

Я посмотрел на него, когда он поднимался по ступенькам:

— Я вообще-то умею сам себя кормить.

Шеп сунул мне тарелку:

— Если ты сожрешь еще одну замороженную жратву, у тебя начнется инфаркт прямо на объекте.

Он уселся в соседнее кресло, даже не дожидаясь приглашения. Это кресло давно надо было пустить на растопку.

Я приоткрыл фольгу — запах чеснока, помидоров, колбасы и сыра тут же ударил в нос. Под фольгой оказались салат, пластмассовая вилка и бумажная салфетка. Нора, как всегда, все предусмотрела. Делать вид, что я не заинтересован, смысла не было — я сразу принялся есть.