Нашествие (СИ). Страница 3

Замечаю, как, резко подхватившийся кипчак, тот, которого я выбил из боя первым, удирает к полуразрушенным воротам. Вот же гнида! Да он притворялся до этого, мол, все еще в отключке. Бежать за ним? Да, нужно догнать скотину, пока он не привёл ещё своих. Я делаю с десяток шагов, как…

— Вжух! — в трусоватого беглеца летит болт.

Ну и ладно. Меняю направление движения, подхожу к тому всаднику, что всё пытается выбраться из-под погибшей лошади. Вижу притороченный к животному кистень, или как называется эта хрень на цепи с гирькой. Беру и…

— Снял бы ты шлем, вражина! Погну же! — обратился я к всаднику, взгляд которого застыл в ужасе.

И вопреки своей же просьбе тут же обрушил гирьку с шипами на голову кипчака.

Минус… Все. Никого больше не видно.

— Выходи из укрытия, арбалет! — выкрикнул я.

Но сам был начеку. Поднял неподалеку небольшой круглый щит одного из кипчаков. Если арбалетный болт лупит так, что пробивает кольчугу, да еще и стеганую куртку под ней, то деревянный, обшитый кожей щит — так… скорее, для моего успокоения.

— Sono io, Luciano Totti. Hai comprato i leggings da me un mese fa [итал. это же я, Лучано Тотти. Ты у меня месяц назад поножи покупал] — сказал интурист.

Вот это номер! Я-то уже было полностью смирился с тем, что попал в прошлое, во время монгольского нашествия. А тут итальянец. Каким боком? Может с ним за Челентано с Арнелой Мути поговорить?

— Ратмир, ты знать я, — на русском, ну или на старорусском языке произнес итальянец.

Главное, что я понял. Слышу, вроде бы, и другие слова, но в голове рождаются понятные мне.

— Ты купить понаж у я.

— С «у я» ты тут, я спрашиваю тебя! — сказал я.

Начался адреналиновый откат. И в такой момент далеко не каждый боец может держать себя в руках и оставаться адекватным. А ещё и всё это…

— Дядька Ратмир, так то Лучан. Гость генуэзский. Чай, не признал? Ты же с ним состязался. Ты с луком, а он самострелом своим, — объяснил мне мальчишка, смело выходя из своего укрытия.

— По голове ударили. Многое позабыл, — нашёл я оправдание для своих нынешних и, скорее всего, будущих поступков и слов.

— А, то бывает. Бабка Аграфена порой так прикладывалась до головы мужа своего, что тот и розум потерял, — тоном профессора медицины сказал мальчик. — Али сперва розум потерял, а бабка так вернуть хотела, все палкой да по голове.

А потом малец внимательно посмотрел на меня.

— Ты разум не потерял?

— Приобрёл, — ответил я.

Немного расслабился. Лучано извлёк из своего арбалета заготовленный болт и отодвинул на поясе крюк, которым, наверное, пользовался при заряжании.

— Дитё, иди к воротам и осмотрись, как бы не было кого поблизости. Если кто появится, так дай знать, — приказал я.

— И не дитё я вовсе, дядька Ратмир, в бою был, стало быть, и не дитё! Но муж! — обиженно сказал мальчишка, но указание пошёл исполнять.

Установилась зловещая тишина. Лишь только вороны, напуганные неожиданной активностью людей, поднялись в небо, кружили и то и дело каркали.

Я не видел здесь больше никого, кроме нас, среди живых. Но ведь могут прискакать паразиты, гиены, которые рыскают по следам чудовища, пришедшего на русские земли с Востока. И что мне со всем этим делать? Есть идеи.

Глава 2

Рязань

24 декабря 1237 года (6748 от сотворения мира)

— Спасибо, Лучано, — сказал я, подходя к молодому на вид чернявому парню в коричневой стёганой куртке с наклёпками. — Ты сильно помог мне.

Я протянул ему руку. Генуэзец задумался, а потом схватил меня не за пятерню, а за локоть.

— Если не ты, они нашли бы меня и то, кого я спрятать у себя в погреб, — отвечал мне Лучано. — Простить я за промах конника.

Я усмехнулся. Да, не хитрость бы моя и не страх животного перед огнем, то… Ну не случилось же. Так чего и поминать.

Я посмотрел на арбалет генуэзского стрелка. Серьёзная машинка. И плечи у него стальные. Может, только излишне массивное приспособление для убийства себе подобных. Но, как я успел убедиться, пробивная способность у этого оружия серьёзная.

— Кого же ты спас? Много людей? — заинтересовался я ответом генуэзца.

— В подполе своего гостевого дома пять чад и два бабы, — ответил мне арбалетчик.

Удивление, что здесь вообще можно увидеть генуэзца, немного схлынуло, когда я вспомнил, что в это время у Генуэзской республики должна быть серьёзная торговая фактория в Крыму. И наверняка же они торговали с русскими городами. Особенно, с такими крупными, какой должна была быть Рязань.

Тем более, что времени размышлять нету. Понятно, что кипчаки-половцы уже куда-то спешат на юг от Рязани. И что у них есть пленные. Решать эту проблему мне. Все те, кого молил спасти тот малец — никто не смог подняться на его зов, кроме меня. А меня… Не зов ли парня пробудил? Да нет же… Если есть объяснение, то оно более рациональное.

Нужно ли встревать и освобождать этих людей? Безусловно. Может, эту жизнь, которую мне даровали неизвестные силы, и следовало бы прожить ярко — успев сделать хоть что-то по-настоящему правильное и освободить сколько выйдет христианских душ из басурманского плена.

Вот, уже начинаю размышлять, словно бы и родился здесь. Басурмане… Отличное слово.

— Веди своих спасённых! — приказал я.

На удивление, или же мой голос звучал так уверенно и чётко, но Лучано отправился выполнять приказ.

Понятно, что здесь нельзя никому оставаться. Наверняка ещё не одни стервятники наведаются в разграбленную Рязань, чтобы чем-то поживиться. Когда тигры грызутся за добычу, неподалёку всегда так и шастают шакалы, которые надеются через подлость что-нибудь себе захапать.

Я подошёл к убитому мной главарю банды и принялся его раздевать. Я старался не смотреть на разрубленную голову и сдерживал рвотные позывы, думая лишь о том, что мне нужно одеться. И уже скоро совладал с собой. Ибо холод, который пронизывал меня, стал главной проблемой. Я замерзал.

Тело кипчака было тяжёлое, да и одежда этих времен не имела молний и пуговиц, а руки и ноги у меня совсем застыли. Так что в какой-то момент, ещё не добыв одежды, я даже приблизился к одному из домов, чтобы согреться в дыму пожарища.

Тут же почувствовал себя неловко. На площадь как раз выходили две женщины с пятью детьми. А я стою перед ними — полностью голый. И прикрыться нечем.

Что ж, сейчас не та ситуация, когда стоит стесняться. Перед женщинами мне точно не стыдно. С такими мужскими атрибутами стесняться грешно. Это я в том числе и про поджарую мускулистую фигуру.

— Лучано, раздень этого кипчака, — я указал на главаря. — И дай мне его одежду.

Парень посмотрел на меня. На его лице на секунду отразилось недовольство, скорее всего, потому что я здесь распоряжаюсь. Но он подчинился. Возможно, если бы я выглядел чуть постарше, то и протеста никакого не было бы. А так, даже не смотрясь в зеркало, уже понимал — я довольно молод. Насколько — вопрос вторичный.

— В граде оставаться опасно. Нынче же везде опасно. И нужно искать место, чтобы остаться вдали и схорониться, — я обращался, прежде всего, к женщинам.

Детишки переминались с ноги на ногу, все с виду четырёх-пяти лет. Они выглядывали из-за мамок, толкаясь за спинами женщин. Один маленький свёрток, младенца, женщина держала на руках. Дети были в полушубках, женщины в добротных шубах. Это явно говорило о том, что Рязань была богатым городом.

Да и Русь… Я не историк, я лишь увлекался, когда было на то время, чтением. Но один факт запомнился четко: только к концу XVI века численность населения русских земель сравнилась с домонгольскими показателями.

— Куда ж пойдём, Ратмир Карпович? В Коломну? А там татарвы нет ли? — обратилась ко мне женщина.

Обе женщины казались мне симпатичными, несмотря на то, что имели испуганный, неопрятный и чумазый вид. Одна, помоложе, так и вовсе красавица. Светловолосая, с яркими, зеленью отливающими глазами. В меру полная, но это ещё, видимо, последствия недавних родов. Кулёчек, завёрнутый в множество тканей, именно она держала на руках, прижимала к сердцу.