"Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ). Страница 188

Женщина прижала пальцы к глазам с такой силой, что суставы побледнели от напряжения. Рот ее раззявился, дыхание вырывалось из легких с хрипом.

— Это не я, — внезапно просипела Мира, стаскивая с себя чалму. — Она все делала. Не я.

Я отшатнулся от женщины и прищурился. Полоса ткани развернулась, явив почти лысый череп с клочками криво подстриженных волос. На коже виднелся рисунок, напоминающий зеркально отображенную руну. В это же мгновение я увидел то, что долго было скрыто от моего взгляда. Передо мной был призрак. Он бился внутри клетки живого тела и тянул ко мне свои тонкие длинные руки.

— Одержимая, — восхитился я. — Большая редкость, скажу я вам, Мира.

Одержимость и правда редко встречалась. У человека одна душа, и призрак может либо аккуратно выдавить ее, заменив собой и взяв тело под свой контроль. Но это было рискованно, потому что хозяин мог запросто умереть, а в покойника вселиться бы уже не вышло. Ещё дух был способен сосуществовать с душой человека в симбиозе. Изредка заменяя ее, и делая из носителя марионетку.

Призрак разевал рот в беззвучном крике, я же внимательно рассматривал женщину. Если дух уничтожил ее душу, изгнание запросто может прикончить Миру. А убивать ее я не хотел.

К моей великой удаче, душа у Ромской все же была. Маленькая, неказистая, но какая уж есть. Я довольно кивнул и поставил тотемы. Вызвал призрака-пирата. Хорошо бы подстраховаться и призвать ещё одного бойца, но рисковать я не хотел. Затем создал "Фонарь Харона", и тонкая ниточка силы потянулась к призраку.

Тот жадно принялся впитывать темную энергию, я же ждал, пока она подействует. Долго ждать не пришлось. Призрак быстро опьянел и потерял чувство самосохранения. Рванулся из тела, я же бросил ещё одну нить, связал его и дёрнул на себя. И дал команду пирату:

— Руби.

Миньон шагнул к призраку, взмахнул саблей и перерубил противника пополам. И тварь истаяла, растворившись в воздухе.

На всякий случай я снова зажёг фонарь Харона, но комната была пуста.

Я довольно вздохнул, отпустил миньона и отменил тотемы. Сел в кресло и принялся ждать, пока лежавшая на полу Ромская придет в себя.

Мира пришла в сознание через несколько минут. Резко жадно вздохнула, словно вынырнула из воды. Села на полу. Растерянно провела ладонью по голове и охнула.

— Какой стыд, — простонала она и схватила было свою старую чалму, а потом резко отбросила ткань прочь. — Я долго не понимала, что со мной что-то не так. Поначалу эта тварь не высовывала свой нос и тихонько спала на самом донышке моей души. Лишь иногда давала о себе знать. И мне стало казаться, что это часть меня самой.

Я протянул женщине стакан воды, и она с благодарностью его приняла. Зубы застучали о край емкости, и часть жидкости пролилась на футболку. Утерев губы рукавом халата, Мира протянула мне ладонь, а потом опомнилась и попыталсь ее отдернуть.

Но я успел схватить ее за запястье и потянул на себе. Потом бережно обхватил за плечо и помог сесть в кресло.

— Спасибо, — робко произнесла Ромская и осмотрелась. — Как же здесь… странно.

— Что именно? — мягко уточнил я.

— Я бы никогда не выбрала такой мебели, — пояснила женщина и вновь пригладила череп. — Это ужасно…

Я подошел к шкафу и распахнул створки. На вешалках висели серые костюмы, напоминающие робы. На полках лежали стопки черных футболок и белья. На самой верхней виднелось что-то красное и я потянул на себя сверток. В нем оказался отрез батиста бирюзового цвета.

— Я помню, как покупала это, — подала голос женщина.

Долго думать я не стал и оторвал полосу шириной около полуметра. Мира забрала ткань и ловко обмотала голову, закрепив края.

— Руки помнят, — произнесла она дрожащим голосом и вдруг прижала ладони к лицу и затряслась.

Мне никогда не удавалось равнодушно относиться к женским слезам. Тем более, таким — тихим, горьким, когда все тело вздрагивает, а душа темнеет от боли.

— Прошу вас, Мира…

— Украл… у меня жизнь. Шанс быть счастливой, — произнесла женщина отрывисто между долгими судорожными вздохами. — И как теперь мне быть? Что делать?

— Жить, — сказал я, садясь на стул напротив.

— Несправедливо, — Ромская покачала головой. Обрывок ткани, который женщина не заправила, качнулся за спиной словно большое крыло бабочки.

— Призрак смог забраться в вас потому, что вы ему позволили. Он не сумел бы сделать это так надолго, если бы вы не подходили друг к другу или у вас не было общей тайны.

Прозвучало немного сурово, но я не хотел лгать.

— То есть?

— Вы знали этого человека, не так ли? — спросил я.

Мира молчала, отвернувшись к окну. Тяжелая полосатая штора выцвела за несколько лет, которые она провела в расправленном состоянии. И хозяйка квартиры рассматривала ее с выражением отвращения.

— Гриня ухаживал со мной, когда мы учились в гимназии. Но встретив мою двоюродную сестру, быстро охладел ко мне и стал увиваться за ней. Они поженились через несколько месяцев, так как сестра потяжелела.

— Сочувствую, — сказал я, но Мира словно не заметила этого.

— Я и виду не подавала, но каждый раз, когда видела их вместе, сердце сжималось. Однако спустя время Гриня избил сестру, и та скинула дитя.

— Это печально.

— Когда Гриня попал в острог, я не стала говорить о том, что знаю его. Хотя мне стоило об этом сообщить начальству.

— И что вы сделали? — я понимал, что все не так просто.

— Отыгралась на нем, как могла. Договорилась с приятелями, чтобы он попадал в карцер чаще, чем заслуживал. И я приходила к камере и смотрела, как он стоял в каменном мешке, и с жадностью смотрел на крохотное окошко, забранное решеткой. Свет из него никогда не падал на бедолагу.

Вскоре до самых глупых дошло, что к этому арестанту не стоит даже подходить. Иначе вся камера могла остаться без ужина. Гриня сидел у стены в одиночестве и не мог даже словом с кем-то перекинуться. Когда начался бунт, он сам вышел из камеры, попросив повесить его, сделав шестым. Был такой метод воспитания…

— Один к пяти, — я кивнул.

— О, — женщина грустно улыбнулась. — Вы знаете историю.

— У меня есть учителя.

— Когда Гриню выводили во двор, он увидел меня и все понял. Осознал, что все это время жил в аду, благодаря мне. И я не могла отвести глаз от него, пока он всходил по ступеням на эшафот. Мы смотрели друг на друга, когда ему одевали петлю на шею. И когда Гриня сорвался вниз…

Женщина замолчала, и лишь громкое дыхание давало знать, что она борется с волнением.

— Я так виновата перед ним.

— Вы не заставляли его избивать беременную супругу, — возразил я.

То, как женщина вздрогнула и опустила плечи, убедило, что я не прав.

— Это я создала, слух, что кузина нагуляла дитя. Я надеялась, что Гриня бросит ее. Не думала, что он напьется и…

— Понятно, — произнес я без осуждения.

— Я виновата, — Ромская выглядела потерянной.

— И вы заплатили цену. Украли его жизнь и шанс быть счастливым, и он ответил вам тем же.

— Значит, мы квиты.

Потрясенная простой истиной женщина поднялась на ноги. Она подошла к окну и резким движением сорвала с карниза штору. В комнату хлынул свет. Я зажмурился и лишь спустя секунду встрепенулся. Мне показалось, что Мира сейчас выпрыгнет в окно, но я вовремя вспомнил, что этаж первый.

— Только он мертв, а я жива, — выдохнула хозяйка квартиры.

— Все так. Но никогда не поздно начать все заново, Мира, — произнес я. — Начать жизнь с чистого листа.

Она громко чихнула, а затем неожиданно рассмеялась:

— Правду говорите. Мне нужно просто открыть все замки. Снять колючую проволоку. Исправить ошибки, которые я совершила. Жизнь только начинается.

Я улыбнулся и кивнул, подтверждая ее слова.

Пропавшие невесты

Я вышел из квартиры Ромской через десять минут. Довольно вздохнул: женщина подписала отказ от претензий. А также поклялась самостоятельно вернуть почтальону велосипед, который она изъяла при его последнем визите. Именно этот транспорт стоял у лестницы обмотанный цепями. Ещё Мира обещала принести извинения Щукину. Мне подумалось, что для почтальона они были не так уж важны. Но я мог ошибаться. Как знать, вдруг такой поступок вернет ему веру в людей.