Звери. История группы. Страница 34

Фантазёры

Прошло довольно много времени с тех пор, как мы съездили к Войтинскому. Как‐то звонит мне Валера:

– Слушай, надо встретиться. Приедешь к Саше? Дорогу помнишь?

Мы встретились: Саша, Валера и я. Валера говорит:

– У нас тут родилась идея: делать музыкальный проект с тобой. Я буду тексты писать, Саша – музыку, а ты будешь петь.

Меня совсем не покоробило, что я буду петь не свои песни. Мне просто очень хотелось что‐то делать. Мне было приятно, что нашлась компания людей, с которыми это возможно. Я же прекрасно понимал, что никто из них не продюсер. Но я видел гитары, барабаны нормальные, микшерский пульт. Круто же песню записать, пусть и не мою! Здорово! Полиенко говорит:

– Надо недели две, чтобы я текст написал. А потом мы тебя поселим в отдельную квартиру.

Я сказал сестре, что скоро съеду. Я так ждал, чтобы прошли поскорее эти недели! Я очень хотел переехать куда‐то, чтобы жить одному и заниматься музыкой. И вот наконец‐то это свершилось. Мы поехали с Сашей снимать мне квартиру. У него была красная BMW, на которой он страшно гонял. Когда я в первый раз сел к нему в машину, я очень испугался. «Да ты не переживай, все нормально, никто пока не погиб!» – он так шутил.

Мы приехали снимать квартиру на Хабаровской улице. Это там, где заканчивается Щёлковское шоссе, рядом с поворотом на МКАД. Район называется Гольяново. Однокомнатная квартира стоила 170 долларов в месяц. Дверь открыли хозяин с женой, стали задавать вопросы: а кто здесь будет жить? Москвич ли? Саша говорит:

– Я – москвич. Я ручаюсь за парня, который будет жить. Он музыкант и будет жить один.

– О, музыкант…

Нам показали квартиру: комнату, кухню, ванную с туалетом. Все было такое раздолбанное! Но мне это было абсолютно не важно. Я радовался, что у меня будет свой дом. «Да-да, подходит, подходит!» – я согласился, не особо рассматривая. Они извинились, что в люстре не было лампочек, предложили еще раз взглянуть при свете дня, но я не настаивал: «Нет, все отлично!» Мне лишь бы только съехать от сестры побыстрее и одному жить. Подписали договор, заплатили деньги. Саша заплатил. Я перебрался туда на следующий же день.

Утром, когда я, радостный, приехал туда с вещами, открыл уже своими ключами дверь, увидел комнату и, конечно, чуть-чуть разочаровался. Обои были жуткие: половина от стены отошла, затертые, грязные, особенно возле дивана. У выключателя вообще все было черное, видимо, перегорало неоднократно. Старый черно-белый телевизор, диван полуразвалившийся – за гранью. Все было настолько раздолбанным… Но это было не важно.

Пришел электрик, починил свет. Я весь день наводил порядок: окна вымыл, отдраил ванную, туалет, кухню. Убрался в комнате, расставил свои какие‐то книжечки (я несколько с собой привез из Таганрога, одна из них Ремарка, кажется, была). Еще фотографии повесил, CD-диски на веревочках, несколько картинок и пару рамок, которые я склеил из обрезков плинтусов с работы. Надо же как‐то украшать свое жилище! А еще мне выделили магнитофон – бумбокс, в который сверху вставляется диск. Потом я отправился на улицу и прочесал местность, изучал, где какие магазины, где еду можно покупать, сигареты.

Наступил вечер, надо было ложиться спать. Какое‐то постельное белье у меня было – сестра Наташа дала. Я постелил, выключил свет и лег. А через какое‐то время услышал странный хруст в комнате. Что‐то трещало, шуршало, двигалось. Думаю, что за хрень?! Я включил свет… И увидел, как под эти самые обои, отходящие от стены, стали залезать тараканы. Их было столько! За батареями, за плинтусами, в шкафах… Я, конечно, видел днем несколько штук на кухне, но не мог предположить, что их столько в комнате! Все же знают, как мужчины полы моют: посередине протер, а что там под диваном творится – нафиг отодвигать? На следующий день Саша привез всевозможные баллоны с жидкостью против тараканов, какие‐то химикаты, мелки. И я сдуру стал брызгать этим на все вокруг, уничтожать врагов. И только потом понял, что наделал: спать я там не мог – этими химикатами воняло нечеловечески. Вся квартира в ядах! Сколько я ни проветривал, раскрыв окна и двери, все без толку.

Саша вообще был очень такой… Не то что заботливый, а переживающий за все. Меня очень удивляло, как он ко всему относился чересчур эмоционально. Даже с тараканами этими – привез целую гору всяких средств. Или, допустим, если нет у меня кастрюли или чайника, он привозит гору кастрюль и чайников. Он всегда все делал максимально. Поначалу, когда мы с ним только познакомились, он, конечно, мне не очень понравился. Он шутил. Была эта московская неискренность. Немножечко цинизма. Он постоянно задавал вопросы, будто не знает чего‐то. Меня это сильно раздражало. Чего он до меня докапывается? И еще эти его очки, интеллигент какой‐то, а сам с этими косичками, ботинками. Персонаж, короче. А потом, когда мы уже разговорились, все встало на свои места. Встретились московская размеренность и зрелость с таганрожской безудержностью и молодостью.

Постепенно я обжился. Даже начал рисовать. Купил себе в соседнем канцелярском магазине гуашь, акварель, кисточки, бумагу. Притащил все это домой: буду творить! Рисовал ахинею всякую. Узорчики абстрактные, разводы, разноцветную рябь. Потом нарисовал картину «Ледоколы». Ледоколы исчезают, океаны остаются… побеждают. Побеждают сильные люди и сильные чувства. А капитаны, которые рвутся куда‐то, пытаются покорять, они исчезнут все. Рисую я не очень, но кораблик нарисовать смогу. Всего картин я нарисовал штук десять. Тут еще что важно: ты хочешь нарисовать дорогу какую‐нибудь, машину, девушку или застолье, а навыков нет. Поэтому рисуешь какие‐то абстрактные вещи. Вся квартира была в этих красках. Рисунки я приклеивал прямо к стенам.

Какое‐то время я еще работал на стройке, а потом наступил момент, когда появились тексты, музыка и надо было уже записывать песни. И вот Саша говорит:

– Надо тебе заканчивать работать на стройке. Мы взяли в долг у одного товарища под этот музыкальный проект, и у нас есть деньги на твое содержание.

Было десять тысяч долларов под наш проект. На меня – примерно долларов 300 в месяц: 170 на оплату квартиры и 130 на жизнь. На еду приходилось рублей по 60 в день. На моей улице Хабаровской был рыбный магазин «Океан», а вдоль него тянулся рынок, не такой цивилизованный, не крытый, а просто лотки. Там, конечно, стояли бабушки с капустой, огурчиками. Азербайджанцы продавали фрукты. Окорочками замороженными торговали с машин. Вот там я и покупал все продукты, потому что на рынке было дешевле, чем в магазине или супермаркете. Я выдумывал, что буду сегодня есть. Так рассчитывал, чтобы хватило денег на еду на месяц. И мне хватало. Иногда я варил борщ и растягивал его дня на три. Но чаще всего я покупал рыбные консервы в этом «Океане»: я очень любил морскую капусту, покупал ее в банках и ел. Мне не хотелось тратить время на приготовление пищи, а хотелось ездить в студию и все время работать.

Один я в город выезжал очень редко. По дороге на студию или обратно я любил гулять в парке Сокольники, наблюдать за людьми – кто с кем как общается. Кто‐то на аттракционах катается, кто‐то сахарную вату ест. В «Трамвае» она присутствует. Я хотел, чтобы ко мне кто‐нибудь подошел, пообщался, заговорил. Мне хотелось с кем‐нибудь познакомиться, потому что, кроме Саши, Полиенко и еще человек трех, я никого тогда не видел. Мне не хватало общения, хотелось побыть в обществе. А вдруг какое‐то знакомство? И я приезжал в Сокольники. Они мне были известны с детства: я читал книжку про то, как Ленин приехал к каким‐то детям в Сокольники. У меня слово «Сокольники» связано почему‐то с иголками. Да еще и рассказ тот назывался «Дети и елка». Так что была и какая‐то праздничная ассоциация.

Я все время проезжал мимо на трамвае – хромом, потому что трамваи, когда едут, качаются, неровно идут, как бы прихрамывая. Иногда я выезжал из дома часа за три, чтобы погулять в Сокольниках. Там стояли агрегаты, которые делали сахарную вату. Я своими глазами видел, как «тает и течет сахарная вата». А еще там был прокат, где было можно взять самокат. «Сладкий лимонад» – это просто газировка обычная, ее пролили, вот и «липнут самокаты». Такие моменты бывают, когда на миг все пространство замирает, как в «Матрице»… Трамвай, который тебя везет до Сокольников от Подбельского. Одиночество жуткое. Нет уж, я не буду старым. Не буду!