Чехов. Последнее дело (СИ). Страница 16

— Эх, жаль прошли те времена, когда такой вот начальник третьего отделения за такие разговоры мог вдруг скоропостижно скончаться от избытка свинца, — протянул он, и Волков усмехнулся:

— Что ты помнишь о тех временах, мальчик? — произнес он. — Ты тогда был мал и глуп. Да и слухи, которые ты слышал или смотрел в телевизоре, сильно преувеличены. Даже в Смуту людей сажали. Причем, очень часто. Уж поверь, я знаю, о чем говорю.

Плут хмыкнул, но спорить не стал. В комнате повисла пауза. Спокойная, как стол, с которого убрали острые ножи.

Свиридова едва заметно поморщилась. Эта гримаса длилась не дольше вздоха, но я уловил её. Елена Анатольевна перевела на меня изучающий взгляд.

— Можно попытаться поискать призраков, которые пойдут в свидетели, — произнесла она сдержанно, скорее как предположение.

Я медленно кивнул, но тут же развёл руками:

— Можно. Но, думается мне, шаманы «Содружества» избавились от таких едва только приказчики холдинга узнали, что я вступаю в дело.

Елена не стала спорить. Она коротко кивнула, будто признавая, что всё это звучит логично.

— Полагаю, что ни одного духа нам не найти, — продолжил я рассеянно. — Всех, кто мог говорить, упокоили. Или увели в такую глушь, что и следа не осталось.

Елена Анатольевна тяжело вздохнула и скрестила руки на груди, прищурив глаза.

— А вы, наверняка, сами сообщили о себе, — проговорила она сухо. — В излюбленной манере: пришли на встречу, и угрозами с шантажом пытались заставить «Содружество» отступить?

В её голосе прозвучала ирония, которой она прикрывала разочарование. Мне вдруг стало неловко. Не потому что она ошиблась — наоборот, потому что угадала слишком точно. Слишком легко. И, кажется, не только она одна так подумала.

Я отвёл взгляд, задержал дыхание, а потом выровнял голос, стараясь говорить спокойно:

— Если вы имели в виду нашу первую встречу, то там я использовал вполне законные основания. А вовсе не угрожал, и тем более не шантажировал.

Слова прозвучали нейтрально. Но я знал, что напор и тон, с которым я говорил тогда, могли быть восприняты как давление. Может, так оно и было. Тогда внутри горело желание сыграть на опережение, не дать им почувствовать силу. И всё это теперь неудачным эхом возвращалось ко мне.

В комнате повисло напряжение. Плут усмехнулся уголком губ и посмотрел на свою спутницу со смесью гордости и одобрения. Волков бросил короткий взгляд в мою сторону и заметил:

— Я видел уже слишком много лобовых атак, которые заканчивались ничем. Вам не стоит себя винить. Иногда именно так и надо поступать. Иначе не поймешь, сработает или нет.

Свиридова склонила голову набок, глядя на меня с такой вежливой ехидцей, что любой, кто ее не знал, решил бы сейчас последует комплимент.

— И какой теперь план? — осведомилась она, подняв брови. — За неделю построить поместье или купить его и надеяться на то, что «Содружество» решит его у вас отобрать?

Я открыл было рот, но не успел ответить.

— А если… — подал голос Плут, — если, например, подкинуть одному из их приказчиков девицу… из недавно упокоенных… — он запнулся, покосившись на Свиридову, — и потом объявить, что он из этих?.. Ну вы понимаете. Из извращенцев.

В комнате повисла пауза, чуть вязкая и немного комичная. Из тех, когда все уже поняли, что было сказано, но еще не решили: смеяться, отругать или сделать вид, что не слышали.

Свиридова медленно повернулась к Плуту. Посмотрела на него так, как смотрят на человека, который только что предложил починить порванное исподнее скрепкой и молитвой. Молча. С достоинством.

— Простите, — произнесла она наконец. — Это было сейчас… сказано вслух?

Плут внезапно покраснел и пожал плечами:

— Ну, а что. Народ любит скандалы. Особенно с мертвецами. Прессу можно предупредить заранее. Подбросить пару намёков в местные издания. Сыграть на низменном интересе к чужим отклонениям…

— И все это за неделю? — уточнил я, стараясь сохранить лицо.

— За двое суток можно, — с энтузиазмом ответил он. — Только нужно знать, где копать. Ну, и мертвую девушку раздобыть.

Свиридова подняла глаза к потолку и выдохнула:

— Отлично. Осталось только выбрать кладбище.

Я молчал. И, пожалуй, даже сочувствовал ей. Ибо, кажется, коалиция у нас собралась не из простых.

— В этой идее есть кое-что, — протянул я, и в комнате сразу стало чуть тише. Все удивлённо посмотрели на меня. Даже Волков, казалось, оторвался от своих мыслей. Только Плут довольно ухмыльнулся, хлопнул себя по колену и метнул в сторону Юрия взгляд, в котором читалось: «А говорил — щенок».

Я выдержал паузу, а потом добавил, глядя перед собой:

— Если один из приказчиков недавно умер…

— Да это несложно организовать, — слишком живо подхватил Плут, но тут же осёкся. Елена Анатольевна метнула в него взгляд такой силы, что, будь он немного сильнее, мог бы и вспыхнуть.

— … то можно будет попытаться воскресить и допросить его труп, — спокойно закончил я.

Сказанное повисло в воздухе. Я поставил ладони на стол, чуть подался вперёд.

— Без насилия. Без скандала. Если повезёт, и тело ещё не разложилось слишком сильно — я смогу вытащить из него часть памяти. Воспоминания, мотивацию, или хотя бы имена. А это уже направление для удара.

Свиридова медленно кивнула. Её лицо оставалось каменным, но пальцы расслабились. Для неё это был почти знак согласия.

— Осталось выяснить, кто из них умер недавно, — добавил я. — И где его похоронили. Остальное — дело техники.

— А если его кремировали? — не удержался Волков.

— Тогда будем работать с живыми, — пожал плечами я. — Но пока надежда есть, лучше её использовать.

В этот момент мне показалось, что впервые с начала собрания мы не просто перебрасывались репликами, а начали двигаться в одном направлении. Пусть и медленно. Пусть и каждый со своим умыслом. Но всё же вместе.

— А ещё можно выяснить тех, кто помогает «Содружеству», и поискать мёртвых в их окружении, — задумчиво протянул Волков, склонив голову набок, словно прикидывал что-то в уме. — Думаю, они тоже могут что-то знать.

Я покачал головой:

— Не думаю, что они оставили нам такую лазейку. Если приказчики и правда работают с сильными мира сего, те наверняка давно прикрыли все тылы. Стерли следы, уничтожили свидетельства. А мёртвых… таких мёртвых, как нам нужны, рядом с ними просто не осталось.

Юрий слабо усмехнулся и, не глядя на меня, сказал тихо:

— Знаете, Павел Филиппович… Я знал таких колоссов. Таких, что, казалось, сами тень отбрасывали в другую сторону. В начале они очень осторожны. Даже чересчур. Просчитывают каждое движение, перестраховываются, словно боятся собственной силы.

Он поднял взгляд, в котором виделся опыт, усталость и легкая тень сожаления.

— Но потом… приходит уверенность. Мол, если никто не поймал за столько лет — значит, и не поймает вовсе. Если не рухнули вчера, значит, и завтра устоим. Они начинают верить в собственную исключительность. В то, что играют по особым правилам, которые больше ни на кого не распространяются. А потом… потом пропускают удар. Не потому, что слабые, а потому что расслабились. Потому что решили, что нож больше не опасен. И вот именно тогда — именно в этот момент — и приходит расплата.

Он замолчал. Только пальцем негромко постучал по столу, словно ставя точку.

И, как бы банально это ни прозвучало, я понял: он прав.

Плут закатил глаза, будто услышал что-то слишком наивное, чтобы тратить силы на спор. Он даже не обернулся к Волкову, просто отвёл взгляд в сторону, сделав вид, что оценивает полотно на стене. Видимо, решил не ворошить только что зарытую топорную ссору. На этот раз все же промолчал.

Юрий всё видел, но никак не отреагировал. Только чуть приподнял брови и взглянул на Плута с лёгким, почти дружелюбным снисхождением — как старший, который привык к юношескому бунту и знает, что тот пройдёт. Он не стал заострять внимание на этом моменте, а вместо этого повернулся ко мне и протянул ладонь.