Хозяйка Северных гор 2 (СИ). Страница 10
— Я не считаю нужным экономить на своих людях и своей безопасности.
Я не стала упоминать ни мать Агнессу, ни епископа Линкольнского, уверена, что архиепископ в курсе, но раз ситуацию «замяли», и я с этим согласилась, значит пусть останется непроизнесённым.
Я ожидала ещё пикировок и даже начала готовится, но архиепископ вдруг решил сменить тактику и «зайти с тыла».
Не отвечая на вопрос про серебро, знал или не знал, он неожиданно согласился:
— Здесь ты права, дочь моя, безопасность сеньора равно безопасность земли ему принадлежащей.
И здесь, наверное, было рассчитано, что я расслаблюсь, и будь я немного более доверчива, я бы так и сделала. Потому что уже очень хотелось выдохнуть.
Но архиепископ не привык просто так отступать, пожав плечами он мягко произнёс:
— Значит у меня была неверная информация.
И вдруг его взгляд снова стал пронзительным, и он встал таким образом, что мне пришлось смотреть на него против солнца, это было неприятно, и я даже физически ощутила вновь возникшее напряжение:
— Но ты же не будешь отрицать, дочь моя, что Алан Стюарт какое-то время жил в Гламоргане.
— Нет, конечно, — ответила я, совершенно точно не собираясь это отрицать.
— Что он там делал? — разговор превращался в допрос, а ветер между тем усилился и стало прохладнее.
Я поёжилась, и архиепископ это заметил, но не предложил перейти в более комфортное место.
— Я предоставила ему убежище, в обмен на то, что он предоставил мне своих воинов. Это было непростое время.
Я устремила свой взгляд на море, даже слегка отвернулась от архиепископа:
— Мне было страшно. У меня было мало людей, я осталась одна.
Сказав это, я резко развернулась, встав так, чтобы солнце не падало мне в глаза, и архиепископу пришлось бы сдвинуться, если он и дальше хотел смотреть мне в глаза.
— Теперь эта проблема не стоит, — сказала я, упреждая, возможное предложение защиты от церкви. «Спасибо, уже получали».
Но архиепископ спросил другое:
— И чем же графство рассчиталось с ним за то, что они защищали тебя?
Я улыбнулась, подумала: «Эх, святой отец, совсем за дурочку меня считаешь?»
А вслух сказала:
— Я предоставила ему и его людям убежище, отдала старые казармы, и лорд-стюард Шотландии с его людьми смог пережить зиму, а весной он уехал и больше я его не видела.
Внутри меня всё тряслось, я понимала, что иду по грани. Говорить правду на грани неправды очень тяжело и я старалась контролировать все свои действия. Руки становилось всё сложнее удерживать в расслабленном положении вдоль тела, ужасно чесался нос, и я знала почему он чешется.
В своё время прочитала кучу всего, как можно выдать себя. И нос, один из признаков, я запомнила про так называемый «эффект Пиноккио*», еле сдержалась, что не начать чесать, а то, кто его знает этого архиепископа, вдруг уже в этом веке такие люди как он хорошо разбираются психологических аспектах поведения, иначе как объяснить ту огромную власть, которую имеет церковь.
(*Пиноккио — персонаж сказки Карло Коллоди. Особенностью персонажа являлось то, что у него увеличивалась длина носа всякий раз, когда он лгал)
Следующий вопрос от архиепископа был уже ожидаемый:
— Дочь моя, ты ещё так молода, а уже берёшь на себя так много, может пора задуматься о том, чтобы разделить ношу?
Пришлось делать непонимающее лицо:
— Что вы имеете в виду, святой отец?
— Это прискорбно, дочь моя, что ты так рано овдовела, женщине тяжело одной.
Сказав это, архиепископ взял паузу на несколько мгновений, видимо, ожидая от меня какой-то реакции, но я молча ждала.
Не дождавшись от меня подтверждения своему предположению, архиепископ продолжил:
—Я считаю, что тебе нужно присмотреться к будущему супругу.
Здесь я уже не могла промолчать:
— Я уже сделала выбор, святой отец
— Надо же? — удивился святой отец и мне очень захотелось плюнуть ему в лицо, со словами Станиславского «не верю!» *.
(*«Не верю!» — фраза, ставшая легендарной в мире театра после того, как её стал употреблять в качестве режиссёрского приёма К. С. Станиславский, русский и советский театральный режиссёр, создатель знаменитой актёрской системы).
Уж кто-кто, а архиепископ точно знал, кого я выбрала и, более того, недавно на приёме во дворце его королевского величества он подходил к нам с графом и сбежал сразу же, как только Джон задал ему вопрос про разрешение на отложенный брак.
Но если так, то пожалуйста, и я, медленно, чётко выговаривая каждое слово, произнесла:
— Я выбрала графа Джона Честера.
И архиепископ… снова удивился:
— А почему он? Я знаю, что мой брат тоже отправлял вам предложение на брак?
Настала моя очередь «удивляться»:
— А вы знаете, как он это сделал, святой отец?
Конечно, архиепископ сделал вид, что он не знает, но «Маргариту Павловну» понесло. Я рассказала и про барона Шруса, посланника герцога и про «тёплую» встречу в замке братом Киприаном.
Я понимала, что архиепископ специально выводил меня на эмоции, всё он знал, но, к сожалению, я долго держалась, и сейчас остановиться не могла.
И, конечно, архиепископ не мог этим не воспользоваться, и в этот самый момент и прозвучало ключевое:
— Я вижу, что ты ещё не оправилась от потери супруга. Твой духовник был прав, приняв у тебя обет на столь долгий срок, тебе нужно время, поэтому подумай.
И я вспомнила совет графини Моро, но было поздно спрашивать, что я получу, согласившись на брак с герцогом Кентерберийским.
А архиепископ, морда у которого была сильно довольная, будто бы он именно такого и добивался, сделал мне ещё одно предложение, от которого меня бросило в дрожь.
Глава 11
Дуврский замок. Резиденция архиепископа Кентерберийского
— Дочь моя, — сказал архиепископ Кентерберийский, — в душе твоей много смятения. Я вижу, как ты переживаешь.
Архиепископ, не мигая смотрел на меня, и даже солнце ему не мешало:
—Это всё идёт от того, что ты молода, но в жизни тебе уже многое пришлось пережить.
Голос архиепископа стал проникновенным, и я подумала, что в моём мире это точно назвали бы техникой НЛП*:
—Я хочу предложить тебе переехать в Обитель. У нас есть очень хороший монастырь в аббатстве Шрусбери, святое место, намоленное, в основном туда уходят от мира вдовы и женщины не познавшие материнства. Настоятельницей там аббатиса Еления. Она сама вдова, много лет назад приняла сан и теперь помогает другим.
Голос Архиепископа с каждым словом становился всё более монотонным, он словно факир, гипнотизирующий кобру.
Мысль про кобру повеселила меня и мне удалось скинуть какую-то скованность с сознания.
Но вдруг архиепископ резко изменил тембр голоса:
—Зачем тебе весь этот двор? Зачем тебе столица? Интриги? Переезжай. Побудь в тиши обители до конца обета.
Я стояла, смотрела на этого интригана, и мне даже показалось, что от его наглости стих ветер вокруг. Как будто всё замерло: волны застыли на море, небо превратилось в нарисованную картинку.
А архиепископ между тем продолжал:
— Тебе осталось до конца обета около двух лет. Ты можешь не проводить его там целиком, но я уверен, что как только ты туда попадёшь, ты не захочешь уезжать. Душа твоя станет спокойной, светлой. Проведи хотя бы год в молитвах, воздержании, и ты тогда поймёшь, чего на самом деле хочешь.
«Ага, туда только попади, они там мен так обработают, то точно «не захочу оттуда уезжать, скользкий интриган этот архиепископ, мягко стелет, да спать в келье будет жёстко»
На какой-то миг мне стало страшно.
«А что, если он не даст мне выйти из замка? А моим тэнам сообщат, что я сама приняла решение поехать в эту обитель? Что делать? Что ответить?»
И вдруг какой-то голос внутри меня совершенно чётко произнёс моими губами:
— Нет, святой отец, я слишком люблю жизнь, чтобы помышлять о том, чтобы провести хотя бы год вдали от всего. У меня много планов, и на сегодня у меня назначена аудиенция у Её Величества.