Прятки с любовью (СИ). Страница 43

Я молча слушаю. Мне ведь никто ничего не рассказывал, пока шел разбор дела.

— Ищут кого-то, кто может иметь отношение к медицине. Большинство профайлеров в один голос утверждают, что человек, совершивший убийство Воронина — аккуратен до безобразия. Он педантичен и скуп на эмоции. Тщательно подготовился к делу, и уж точно не испытывал какой-то сильной эмоции к жертве. А ты у нас, как ревнивый любовник, да еще и после драки, вряд ли стал бы его разрезать с изяществом творца, — Олег кидает на меня быстрый взгляд, и должно быть улавливает во мне удивление, — Что?

— Это такой портрет убийцы нарисовал специалист?

— Ну, да там у них есть этот штатный врач-психиатор, мы с Троицким заказали экспертизу на всякий случай. Делу не помешает, хотя вероятно и не даст особенных подвижек…

Я тяжело задумался.

«Аккуратен до безобразия. Он педантичен и скуп на эмоции»

Перед глазами тут же возникает образ моего бывшего начальника. Я никогда не мог понять, что им движет, и почему он поступает так, а не иначе. От одной только мысли, что это мог бы быть он — по спине пробегает холодок.

Так, ладно. Не стоит нагнетать ситуацию. Это просто совпадение.

Но Воронин пропал третьего, а я позвонил Нагольскому и сообщил о том что случилось со Светланой — второго числа. Совпадение?

И конечно, вишенкой на торте является то, что я оказался в тюрьме после того, как предал Дмитрия Васильевича. Он не пришел навестить меня, и вел себя так, будто мы чужие люди, хотя я еще даже толком не уволился, а только говорил об этом. Если бы Нагольский не имел личной заинтересованности, стал бы он так себя вести?

Хотя, что я понимаю в поведении бывшего начальника? Совершенно ничего. И никогда не понимал. И эта его странная любовь к протезам.

В горле на мгновение пересыхает.

Протезы, расчлененное тело, отсутствующая рука у Анжелы Стругацкой, что вдруг решила свести счеты с жизнью.

— Где Светлана? — выныриваю из густого обволакивающего меня ужаса, с пониманием того, насколько слеп я был.

Теряев кидает на меня быстрый, грустный взгляд. Мария Ивановна кладет руку на мое плечо с заднего сидения.

— Мы не хотели говорить тебе, родной, — осторожно начинает мама.

— Что? — чувствую, как немеет от ужаса нога.

Он ее убил? Уже? Поэтому меня удалось освободить?

— Свадьба у нее. Сегодня. Сейчас, — Олег кидает быстрый взгляд на часы.

— С Нагольским?

Мама и Олег кивают синхронно, и я тяжело задумываюсь.

Она хотела свадьбу с Дмитрием настолько, что готова была втоптать меня в грязь. Нагольский рвался заполучить Светлану так неистово, что пошел на убийство и даже посадил меня в тюрьму.

Стоит ли мне лезть в это вновь? Могу я навязывать людям свои желания, даже если они правильные? И правильные ли они?

Теряев настороженно наблюдает за мной, тонко чувствуя смену настроения.

— Все в порядке?

— Вези меня туда, — мрачно говорю ему.

Нет, я точно не буду врываться в церковь на моменте, когда святой отец просит говорить сейчас или молчать вечно. Я лишь скромно понаблюдаю со стороны, и удостоверюсь в том, что с ней все в порядке. Что она совершенно счастлива, не смотря ни на что. Удостоверюсь, что она понимает на какой риск идет. И что…

Боже праведный, а Татьяна? Татьяну тоже он?

Спешно проматываю в голове события тех дней, и от пограничного состояния между тотальной паникой, и насмешкой над ней, скатываю в полное непонимание. Но мерзкое предчувствие обволакивает меня, медленно и тотально.

— Марк, это правда, хреновая идея.

— Быстрее, Олег.

Теряев хмурится, но вдавливает педаль газа.

Глава 23

Марк

Я широкими шагами следую через парк, а Олег верным товарищем — за мной. Мне, как человеку, который еще даже не выбил тюремный запах из своей одежды, отправляться на подобные приключения было верхом глупости.

Но чем больше я думал о том, что Свете может угрожать опасность, тем больше ускорялся. Да, она меркантильная дурочка. Да, она меня не ценит и не любит. Но она, все же не достойна смерти.

— Только не натвори глупостей, — осторожно говорит Олег, когда мы приближаемся к стенам роскошного ресторанного комплекса.

Заведение располагалось на невысоком холме, и летом, когда его окружает роскошная лужайка, ресторан вероятно, выглядел как настоящий Версаль. Но сейчас, в снегу, это больше походило на нашу Питерскую романтику. Белое здание раскинулось в две стороны, в форме полукруга, украшенное классической колоннадой и витражами.

Моих ушей уже достигает отдаленно играющая музыка, сквозь красивые балюстрады я вижу всполохи света, и силуэты гостей. С другой стороны комплекса, с папкой подмышкой спешит государственный регистратор, кутаясь в шубу, и прикрываясь от мокрого снега.

— Задержи ее, — киваю на женщину Олегу, сам же спешно оглядываюсь и вижу, как из одного из выходов здания показывается Ника, племянница Самойловой.

Спешу к той, в надежде, что она мне поможет найти Свету и остаться незамеченным. Но быстро идти не получается, протез с непривычки натирает, а от волнения я взмок.

Спешно миную широкий газон, покрытый снегом, и полностью игнорируя дорожк, которые изящно извиваются вокруг, удлиняя расстояние.

— Ника!

Девушка удивленно оборачивается, отнимая электронную сигарету от губ. Она стоит на красивом крыльце, украшенном белыми кованым металлическим декором, и охапками зелени и цветов. И как всегда одета неформально, мешковатые штаны, и смятая рубашка, которые смотрятся довольно не плохо в сочетании с дорогими украшениями на нежной девичьей шее.

— О, привет, Марк, — я ныряю к ней под навес, и жадно вглядываюсь в окна, — Я думала, что уже никогда тебя больше не увижу.

Тяжело дыша, захожу под крыльцо, и смотрю на девчонку, а та с интересом смотрит на Олега, что как раз пытался заговорить и обаять регистраторшу. Правда возраст и последствия его не легкой жизни прилично его потрепали, отчего на это уходило куда больше времени, чем в молодости.

— Почему?

— Света сказала, — просто пожимает Ника плечами, — «Он больше никогда не придет», так и сказала. Было довольно драматично, особенно когда говорится это пьяным голосом.

— Пьяным? — эта весть ошарашила меня, — Света пила?

Насколько я помнил, она очень строго относилась к своему здоровью и старалась не употреблять.

— Ну, ты ж бросил ее, как я поняла.

Хмурюсь, но ничего не говорю. Зачем вовлекать посторонних в личные отношения?

— Слушай, а можешь меня к ней отвести?

Девушка смолкает, и окидывает меня настороженным взглядом.

— Может не надо? Не думаю, что ей это понравится, — осторожно замечает девчонка.

— Я не буду пытаться расстраивать свадьбу, если ты об этом, — спокойно замечаю, едва удерживая выражение брезгливости на лице, — Хочет за него идти, ради бога. Но мы не договорили.

Ника смотрит на меня долгим, сомневающимся взглядом, а после медленно кивает.

— Ты мне всегда нравился больше, чем этот Дима. С ним она сама не своя.

Девушка увлекает меня жестом за собой, и я спешно семеню за Вероникой, пытаясь понять, что она имела в виду под этой фразой.

Стала более счастливой? Спокойной? Не такой стервой?

Впрочем, понять, что не так, мне пришлось довольно быстро.

Ника остановилась у одной из дверей, тихо поскреблась и вошла.

— Смотри, кого я тут встретила.

Я вхожу в комнату, и вскидываю глаза на женщину, что находится там. Жадно оглядываю ее. Белое платье струится по роскошному телу, где страстно обнимая, а где лишь слегка оглаживая. Упругая грудь лежит удобно в изящном бюстье, упокоив огромный бриллиант в ложбинке груди. Медленно ощупываю ее взглядом, как маньяк, до тех пор, пока не добираюсь до ее лица.

Серая кожа, осунувшееся лицо, красные глаза с сомнительно расширившимися зрачками. Примерно такое выражение лица было у Анжелы последние месяцы ее жизни.