Прятки с любовью (СИ). Страница 18

— Да ты лучше глянь, какой самец с ней, — перебивает весело мама.

— Он без ноги, — поясняет Лера и смотрит на реакцию матери.

Забавно, но то, что я не ладила с Никой, никак не сказывалось на моей дружбе с её дочерью.

Девушка ставит передо мной поднос, на него чайник, сахарницу, пару кружек.

— Думаю, Светку это не смутит. Главное, чтобы всё остальное на месте было, — сварливо замечает Ника, и женщины начинают смеяться.

— Дура, — обзываюсь я, и, подняв поднос, иду к столику, где меня терпеливо ждёт Марк.

Он уже догадался, что речь о нём, и недоумённо покосился в нашу сторону. Я тоже слышала смешки и догадывалась, как мама и сестра развили эту тему. Впрочем, я не обижалась.

И всеми силами старалась помочь, уламывая друзей и знакомых, посетить наше заведение.

Ставлю поднос на стол, перед Марком, и сажусь напротив. Улавливаю странную улыбку на его лице.

— Что? — спрашиваю настороженно.

— Это твоя семья? — уточняет он.

Киваю, подвинув ему чашку, и наполняю её ароматным чаем.

— Мама занимается управлением, сестра готовит, племянница — официантка и на кассе. Отчим — разнорабочий, а зять у нас ответственный за доставку. Пока справляются.

— А ты что делаешь?

Вскидываю на Марка глаза, пытаясь уловить в них сарказм.

— Спонсирую, — мрачно отвечаю, впрочем, в этом была доля правды.

Я раз в месяц отчисляю маме определённую сумму, на всякий случай. Она, конечно, всегда меня ругает. Но так мне как-то проще. Перед самой собой.

— А что случилось с твоей мамой? — он кладёт в свою кружку кубик сахара, пока Лерка включает кубинскую музыку, и зажигает аромапалочки от комаров.

День клонится к закату, и озеро погружается оранжево-розовую реальность.

Я догадывалась, что он спросит об этом, ведь не стоит забывать, что Марк и сам однажды стал человеком, с ограниченными способностями.

— Они ехали после семейного праздника. Папа был пьян, погода — плохой, сильный дождь. Короче, произошла авария, — наполняю свою кружку и возвращаю чайник на поднос, — Папа погиб на месте. Мама долго лежала в больнице, но выкарабкалась.

Мужчина внимательно на меня смотрит, словно бы ловит каждое слово. А мне неловко от этого. Словно устроила внезапный стриптиз.

— Ты москвичка?

— Нет, мы перебрались сюда из Рязани, — он переводит беседу в более безопасное русло, и я с удовольствием его в этом поддерживаю, — А ты?

— Я москвич, — он виновато улыбается.

— Заметно, — в шутку парирую и отпиваю немного из своей кружки.

Чувствую запах еды. Оборачиваюсь, и правда, балансируя с подносом, к нам идёт Лера с двумя ароматными горшочками ахиоки, обжаренными лепёшками и соусом — приправой.

— Всё хорошо? — вежливо спрашивает девушка, расставляя порции перед нами и убирая второй поднос.

— Да, спасибо, — Марк улыбается моей Лере, и та довольно кивает.

— Если что, я за баром. Приятного аппетита.

Когда она уходит, поясняю Марку:

— Это Валерия, моя племянница.

— Очень милая.

Кидаю на Марка взгляд. Интересно, что он хотел этим сказать? Что она не такая отвратительная, как я?

— У тебя хорошая семья.

— Удивление в твоём тоне, немного задевает, — замечаю с улыбкой и открываю крышечку своего горшочка.

Желудок сводит голодная судорога.

Марк смотрит на меня долгим взглядом и, наконец, говорит:

— Я думал, у тебя всё плохо… поэтому ты такая.

— Какая?

Марк

Сказать, что я был немного удивлён происходящим, ничего не сказать.

Все мои стереотипы разбились. Я уже выстроил определённый образ Светланы в своём воображении. Таня, конечно, добавила красок к портрету решительной сердцеедки.

И что я вижу теперь?

Мать — инвалид, женщины правят бизнесом. Бойкие, обычные, не сказать, что хоть одна из семьи Самойловой выделялась как-то из толпы так, как Света.

Дальше — больше. Она несёт поднос, ухаживает за мной.

Очередной хитрый ход?

Я пытаюсь понять суть происходящего, уловить интригу. Но не очень получается.

Зато отлично выходит проникнуться атмосферой, и прочувствовать любовь ее семьи. С ними Самойлова была другой. Простой. Смеялась, краснела, говорила «мам!» по-детски возмущённо.

Это напомнило Марку о его родителях. Навещал их он довольно редко, за что мысленно себя и отругал.

— Чёрствая, — помолчав, наконец, подобрал я слово.

Она поджимает губы недовольно и берёт свою ложку, принимаясь за еду.

— Я не чёрствая, — упрямится девушка, — просто, как говорится, «с волками жить, по-волчьи выть».

Похоже, она принимала эту пословицу очень уж буквально.

— Ну, — саркастично улыбаясь, осторожно замечаю, — раз уж мы говорим шаблонами, то ты, скорее волк в овечьей шкуре.

Света, к моему удивлению, усмехается.

— Ну, спасибо за комплимент.

Я беру ложку и начинаю есть. Вкусно!

Желудок сжимается от удовольствия, пока мой взор скользит по площадке, где расставлены столики и мирно ужинают другие посетители. Мерцает огонь, а заходящее солнце забрало с собой радостный оранжевый свет. Серые сумерки медленно, но неотвратимо заполнили собой всё.

Невольно задерживаю взгляд на Виктории Сергеевне, матери Светланы. У неё такие же глаза. И это было мило.

Я возвращаю взгляд на Самойлову младшую, любуюсь ей невольно.

Глупо отрицать её красоту, и то, что меня к ней тянет. Но мне очень не хотелось, чтобы чувства трансформировались в нечто большее.

Были в моей жизни отношения, о которых я жалею до сих пор. И не хотелось бы повторять тот плачевный опыт.

— Сколько раз ты была замужем?

Света, в этот миг макнула кусочком лепёшки в соус и замерла на мгновение.

— Почему ты спрашиваешь?

Я пожимаю плечами. Не то, что бы мне очень хотелось знать всех её партнёров, но просто стало интересно.

— Три. А ты, был женат? — она всё же подносит кусочек лепёшки к губам и кладет его в рот осторожно, слегка касаясь подушечек своих пальцев — помады.

Ест она так же сексуально, как и делает всё остальное.

Отрицательно качаю головой.

— Женат не был. Но состоял в длительных отношениях с одной девушкой.

— Почему не женился? Увлёкся другой? — она отряхивает пальцы, и скрестив руки, складывает их перед собой на столе.

— Она увлеклась. Другим, — я тянусь к кружке с чаем и делаю глоток, — Не каждая, знаешь ли, захочет жить с калекой.

По её лицу пробегает тень удивления. Света кидает быстрый взгляд на свою мать, и я понимаю, о чём она думает.

Это тяжело. Заставить родного и любимого человека пересилить жалость к себе, и научить его жить как прежде. Я сам не сразу справился с этим. А Катя даже не попыталась.

Самойлова серьёзнеет, и кладёт руку на мою.

— Ну, ты не должен винить её. Не каждый способен выдержать подобное.

Мне кажется, или Света не упускает возможности сегодня весь день коснуться меня?

— Я и не виню, — осторожно убираю руку со стола, и шарю по карманам, остро желая закурить, — А ты? Любила кого-нибудь из своих мужей? Или только деньги были определяющими в твоих отношениях?

Ничего не могу с собой поделать. В тоне явно проскальзывает негатив, и я вижу, как она закрывается, убирает руки со стола, и откидывается на спинку стула.

— Нет, почему же. Любила. Каждого по-своему, но любила. И с каждым новым мужем, или парнем, я надеялась, что он не поведётся на подставу. Скажет девушке, подкатившей к нему в баре, что занят и любит другую женщину, — лицо, Светланы болезненно исказилось, и я вдруг понял, что шагаю по невероятно тонкому льду.

Света взглянула мне прямо в глаза и с горькой улыбкой добавила:

— Но ни один из них не сказал. Так что, я почти ни в чём не виновата.

Воцарилась длинная и неловкая пауза. И,кроме музыки, и тихого гомона голосов, ничто не нарушало тишину между нами.

Я испытал смешанные чувства.

Жалость, нежность и желание, с одной стороны, с примесью злости, ревности и обиды с другой.