Дом, где живет лето. Страница 16

– Не сейчас, – говорит Мэрилин. – Сиди-сиди. Я сейчас ни глотка сделать не смогу. А тебя я сто лет не видела.

– Да ну брось, – одергивает ее Полин, – я неделю назад приходила. Когда у меня выходной был.

Эта резкость – от страха. Страшно приходить и видеть, что Мэрилин хуже, чем было.

Мэрилин улыбается – неуловимой, почти скрытной улыбкой, только такой она теперь и может улыбаться. Полин заметила еще в прошлый раз.

– А я думала, мне это приснилось, – говорит Мэрилин. – Теряюсь во времени.

– Наверное, так случается… – говорит Полин. Не сказав «в конце». Едва удержавшись. – В смысле, со всяким, – говорит она вместо этого. – Вот, я: никогда не знаю, какой сейчас день недели. – Это неправда. Полин всегда знает, какой сейчас день недели и сколько сейчас времени. Мартин недавно спрашивал, передан ли его иск в суд. Вот уж кто потерялся во времени.

– Думаю, уже недолго, – говорит Мэрилин в полусне.

Из ее руки выходит трубка и тянется ей за спину, но Полин не видит, куда именно. Другая трубка идет к маленькой черной кнопке на боковой панели кровати. Время от времени Мэрилин нажимает на кнопку и после вздыхает.

– От боли, – шепчет Мэрилин, когда понимает, что Полин наблюдает за ней.

Было время – ох, начало старшей школы или, может, класс седьмой-восьмой, – когда Полин смотрела на Мэрилин снизу вверх, и с таким пылом, что едва не обжигала. Мэрилин забирала Полин из школы на отцовском пикапе, и они ехали в Рокленд или Кэмден. Радио вопит, окна опущены, ветер обдувает их молодую кожу и треплет волосы. Лихачество, как это тогда называлось. Вояж.

– Очень больно? – спрашивает Полин Мэрилин.

– Иногда.

– Мне так жаль.

Взять Мэрилин за руку? Нет, это чужая рука, маленькая и сморщенная, Полин ее боится. Помолчав, Полин задает вопрос, который действительно хочет задать:

– Тебе страшно?

– Иногда, – отвечает Мэрилин. Это вырывается у нее как бы само собой. – Иногда, когда просыпаюсь по ночам, понимаешь? Иногда меня охватывает… ну, ужас. Я бы так сказала. Черный ужас, сжимающий сердце, будто в кулаке.

Она складывает маленькие, незнакомые ручки перед собой и выжидающе смотрит на Полин. На миг она становится прежней Мэрилин, в рубашке с коротким рукавом, заправленной в широченные джинсы, с ключами от пикапа в руке. Погнали, говорила она тогда. Погнали, Полли, посмотрим, что в мире творится.

– А как тебе у Фицджеральдов? – спрашивает она.

– Неплохо в целом, – говорит Полин, не в силах перестать думать об ужасе, сжимающем сердце сестры. – Очень неплохо, чего уж там. Платят хорошо, график удобный. Все так же обожают мою еду, сколько лет прошло! Правда, приехала Луиза с детьми, они на все лето, работы прибавилось – мама дорогая. Никогда не видела, чтобы люди так быстро умудрялись разводить бардак.

– Долго же ты у них работаешь.

– Да, долго. Готовлю еду. Храню секреты.

Полин ждет – может, Мэрилин попросить рассказать, и Полин расскажет.

Но Мэрилин спит. Полин сидит возле нее еще несколько минут – достаточно, чтобы увидеть, как в маленькой гостиной изменился свет: солнце почти подобралось к зениту. Время к полудню.

В конце концов Полин поднимается. Эдди попрощается с Мэрилин за нее. Но стоит только ей встать, как Мэрилин просыпается и глядит на Полин все теми же маленькими серыми глазами. Погнали, Полли, посмотрим, что в мире творится.

– Мне пора идти, милая, – говорит Полин. – Билли скоро придет. На мне еще ужин, и дома дел от пола до потолка.

– Ох, Полли, – вздыхает Мэрилин. – Я так рада, что ты здесь. Ты же придешь еще?

– Ну конечно. Каждую среду, в мой выходной. Эдди может позвонить мне, если надо, приду раньше. Фицджеральды и сами справятся, если я буду нужнее здесь. Договорились? Не стесняйся ему сказать. В любое время. Хотя не надо, я сама скажу, когда пойду.

– Тогда до встречи, – говорит Мэрилин. – Увидимся!

– Увидимся, – повторяет Полин.

Долгое мгновение она медлит, сама не понимая зачем, потом наклоняется и касается губами сухого, облезшего лба Мэрилин, обожаемой двоюродной сестры, родной незнакомки.

Как счастлива Полин выбраться на свежий воздух, к машине! Какой живой она себя чувствует по сравнению с Мэрилин, несмотря на ноющие к концу дня суставы и обвисшую на локтях кожу. Какой живой. Уже неподалеку от дома на пассажирском сиденье звонит телефон. Полин вздрагивает. Она почти никогда не пользуется мобильным телефоном. Ограниченный тариф, только Энни Фицджеральд и ее домочадцы знают номер.

– Алло? – Она всегда отвечает по мобильнику осторожно, словно он взорвется, если сказать что-то не то.

– Привет, мам.

– Николь?

– Единственная и неповторимая. – В голосе дочери слышен смех.

– Вот так так! – отвечает Полин.

– Как жизнь? Как там вы с папой? Как мальчики? – Это о братьях. Клифф старше Николь на два года, а Уилл младше на два, у обоих собственные лодки, у Клиффа в Совьем Клюве, у Уилла недалеко от Саут-Томастона.

– Ничего, – говорит Полин. – Потихоньку. Страшно заняты оба. А я тут заходила к Мэрилин.

– Мэрилин! Как она?

– Не очень. Не хочу об этом. Слишком тяжело вдаваться в подробности. – Полин вспоминает руки сестры.

– Ой, вот я дура, – говорит Николь. – Дура дурой. Прости, пожалуйста, мам.

– Ну, ты не знала.

– Не знала, но могла бы…

– Как там в Нэшвилле? – перебивает Полин, почувствовав, что на глазах вот-вот закипят слезы.

– Да нормально. Ну-ка… Да, а я увижу Криса Степлтона на следующей неделе в «Раймане»!

– М-м, здорово.

– Ты знаешь Криса Степлтона?

– Нет, – признается Полин.

– Ха! Вот бы не подумала. Тебе надо его послушать. Он шикарный. Просто шикарный. Я скину тебе пару клипов.

Полин не знает, что такое «скинуть пару клипов».

– Ты за этим звонила, Николь? Рассказать об этом человеке, Крисе Степлтоне?

– Нет! Нет, конечно. Я звонила… Ну, просто сказать «привет».

Ага, свежо предание. Полин ждет. Ждет еще.

– На самом деле… (Вот оно, думает Полин.) На самом деле у нас с Ричардом сейчас сложный период. Мне нужно время, чтобы разобраться. Мы… не живем вместе. Пока. – Остальное Николь договаривает торопливо, слова налетают друг на друга: – Я подумала, может, ты бы взяла Хейзел ненадолго? Я бы немного остудила голову. А она бы выбралась из этой… чего уж там, токсичной среды.

– Токсичной среды? – Что это, интересно, значит?

– Ты не против?

Что тут скажешь? «Ты не против? А солнце встанет завтра на востоке?» Полин знает ответы на оба эти вопроса, но почему-то ждет, чтобы Николь и сама пораскинула мозгами.

Ричард – третий муж Николь. Третий! Первый – отец Хейзел, Коул. Певец. «Певец и автор песен», – всегда поправляла Николь, если случайно скажешь просто «певец». Хотя какая уже разница; они разошлись, когда Хейзел было три года. Коул теперь пишет песни о ком-то другом.

– Возвращайся домой, – просила тогда Полин. – Будешь жить со мной и с отцом. И братья будут рядом.

Нет, говорила Николь, она не создана для тихого штата Мэн, она создана для чего-то большего и лучшего и для зим потеплее. После Коула был Гэри, концертный менеджер. Полин казалось, что в Нэшвилле, в кого ни плюнь, обязательно попадешь в концертного менеджера. Их брак продлился восемнадцать месяцев. Затем период одиночества в несколько лет и прямиком к Ричарду. Ричард продюсер, зарабатывает большие деньги. Они живут в особняке – Полин видела фото, а послушать Николь, так это, оказывается, обычный дом. «Такой уровень в Нэшвилле», – думает Полин. Она не понимает рвения Николь снова и снова выходить замуж, эту неспособность оставить все как есть. Полин бесконечно любит своего Билли, а менять мужей для нее так же глупо, как переодеваться в вечернее платье, чтобы сварить кукурузу. Один – и хватит. Одного вполне достаточно.

– Дай мне подумать маленько. Хорошо, Николь. На сколько она приедет?

– Не знаю… На пару недель? На месяц?