Госпожа преподаватель и Белый Феникс (СИ). Страница 18

— Ты же Эржабета де Вальдан, верно?

Я удивлённо застыла возле двери. Откуда привидению известно, как меня зовут? «Он призрак, и наверняка знает всё обо всех, — брюзгливо отозвался внутренний голосок. — Если сейчас не поторопишься, то влетит от ректора».

Но я уже развернулась и приоткрыла дверь ванной.

— Ну, допустим. И что?

Уловив момент, что может получить долгожданную свободу, Жан прильнул к зеркалу, расплющив своё, в общем-то, симпатичное лицо.

— Если не выпустишь, то я не скажу, что у господина министра есть особая папочка, — он многозначительно приподнял бровь и заговорщицки добавил: — Папочка, способная испортить твою жизнь.

Рассудок вовсю орал, что, если я опоздаю на занятия, мне придётся придумать вескую причину нарушения регламента. Такую, по сравнению с которой собственная смерть покажется столь же несерьёзной, как и лёгкая простуда. Мало ли что может наговорить нахальный призрак, чтобы его выпустили из ловушки? Студенты тоже рассказывают байки, когда дело касается проверки домашнего задания. Да такие, что великие классики нервно оплакивают свою бесталанность.

Любопытство твердило, что если не выслушать Жан Сержана, то оно меня сожрёт. Причём сделает это самым изощрённым способом. После недолгих раздумий я распахнула дверь в ванную комнату.

— У вас есть две минуты, чтобы рассказать, — выдохнула я, но сразу пригрозила: — Не уложитесь, до конца жизни будете блуждать по призрачным коридорам зазеркалья. Как вы понимаете, я могу устроить это.

Жан примирительно поднял руки и мило улыбнулся. Ну как мило, — скорее оскалился, как хищник, загнавший добычу в угол. Ощущение загнанности мне совершенно не понравилось.

— Вы задавались вопросом, почему сам министр магической безопасности решил ни с того ни с сего посетить Академию?

— Ваша светлость!

— Понял-понял! Дело в том, что у министра есть досье на каждого из преподавателей. В том числе и на вас. Каждый день, расписанный по минутам, если желаете. В этой папке есть очень интересные сведения о вас , — призрак сделал паузу, чуть прищурился, оценивая эффект сказанных слов. Но, заметив иронично приподнятую бровь, торопливо добавил: — И поверьте, отношения с кредиторами далеко не самые опасные для преподавательской карьеры. Думаю, вы не забыли имя ван Вильсона, не правда ли?

По спине мазнуло холодом, а живот неприятно скрутило. Я не слышала об Абрахаме ван Вильсоне несколько лет и предпочла бы не слышать о нём до конца своей жизни.

Когда-то у нас были отношения, которые едва не закончились трагично для меня. Красивый, обаятельный мужчина, внушавший окружающим неподдельное уважение и почти раболепное поклонение, оказался хитрым и изощрённым садистом. Он знал, какое впечатление производит на других, и пользовался этим без зазрения совести. Хотя сомневаюсь, что ему было известно такое «совесть».

В своё оправдание я могла сказать, что была молода, неопытна и безумно мечтала о любви и семье. Шестое чувство буквально кричало мне держаться подальше от ван Вильсона. Но кто прислушивается к своей интуиции, когда окрылён мечтами о красивой любви?

Ван Вильсон незаметно и методично выбивал из-под меня и моей жизни одну опору за другой, а мне казалось это проявлением заботы. Всё преподносилось, как забота. Постепенно я растеряла всех друзей. Общение с семьёй практически оборвалось

« Милая, зачем тебе друзья, которые тебя не поддерживают? Сложно назвать общение дружбой, когда за спиной распускают о тебе сплетни ».

« Разве ты не замечаешь, что твои родные обращаются к тебе только тогда, когда им от тебя что-то нужно? После встреч с ними ты приходишь разбитая и уставшая. Разве любящие люди так будут поступать? »

« Ты так много работаешь. Только глаза и остались. Давай я возьму заботы о финансах, а ты позволишь себе отдохнуть ».

И так капля за каплей из жизни ушло всё, что было ценным для меня.

Я искренне верила, что всё, что делает Абрахам, исключительно из любви и заботы. Он перевёз меня в свой дом, который, как оказалось, позже, вовсе не принадлежал ему. Но тогда моя жизнь была похожа на сказку, о которой мечтает каждая девочка — красивый, сильный и богатый мужчина клялся в любви, говорил о скорой свадьбе и о том, какими будут наши дети.

О том, что ван Вильсон женат, я узнала слишком поздно. В тот вечер я осторожно поинтересовалась, а правдивы ли слухи о жене. Вместо ответа Абрахам вышел из себя. Испугавшись его гнева, я попыталась сгладить ситуацию, перевести разговор на другую тему. Но его было не остановить. Не выдержав, я замолчала и попыталась уйти в другую комнату, но он вцепился в мои волосы и отшвырнул к стене, крича о том, что если женщина не может быть благодарна за то, что мужчина ей даёт, то её следует воспитывать.

— Прости, я не хотел, — виновато сказал он успокоившись. — Но ты сама виновата. Я же ведь всё делаю для тебя, а ты веришь чужим слухам. Что тебе не хватало? Может, ты перестала меня любить и теперь придумываешь причину, чтобы уйти?

Закрывая голову руками, я лежала в позе эмбриона и не верила, что осталась жива. На мне не осталось ни единого живого места.

— Тебе не поверят, — помолчав, сказал ван Вильсон, глядя на меня сверху вниз. — Никто не поверит женщине, которая так легко легла под чужого мужика до свадьбы. Тем более под женатого.

Я снова промолчала. Просто закрыла глаза, пытаясь собрать себя. Я не верила, — не хотела верить, — что мой ласковый и заботливый Абрахам оказался чудовищем. Но страшнее было осознание правоты его слов: никто бы не стал защищать девицу, которая вразрез с общественным нормами морали стала сожительствовать с женатым мужчиной до брака. Это было несмываемое пятно на репутации. На приличную работу не возьмут, если есть печать: «женщина невысоких моральных устоев».

Тогда я сбежала. Далеко, как только это было возможно. Чтобы ван Вильсон не смог меня найти. Никогда. Правда, это удалось не сразу, а лишь спустя несколько месяцев, превратившихся в беспросветный ад для меня.

И вот спустя несколько лет мне показалось, что врата Бездны распахнулись снова.

— Мне надо забрать эту папку, — наконец проговорила я после длительного молчания, и голос показался чужим. — Я потратила годы, налаживая жизнь, и не позволю, чтобы кто-то её разрушил.

— Э-э-э, я бы советовал тебе не горячиться, — отозвался Жан Сержан, явно довольный тем, что его слова угодили в цель. — К министру так просто не попадёшь. У него охраны, как в королевском дворце.

Трудно было не согласиться, но всё же оставалось одно «но». Я наклонила голову и внимательно посмотрела на осклабившееся привидение.

— Тогда зачем вы мне рассказали о папке? Ради того, чтобы я вас выпустила?

Жан самодовольно ухмыльнулся.

— Скажем так, если ты меня выпустишь, то я помогу тебе её достать.

***

— Как видите, я сегодня в дурном расположении духа, — я буквально влетела в аудитории, не удосужившись поздороваться со студентами. — А потому любой звук или телодвижение будет восприниматься как угроза. Надеюсь, я понятно объяснила?

Рафаэль скорчил рожу, отложил в сторону перо и брюзгливо поинтересовался:

— Первокурсники напортачили с заклинаниями, и вас обвинили в некомпетентности? Так, вы только скажите, мы им сразу объясним, кто они и почему не правы.

Раскрыв журнал, я хмуро глянула на него и угрюмо хмыкнула.

— О-о-о! Не, не первокурсники, — прищурился Андреас. Почесав подбородок, приподнял указательный палец и несколько раз дёрнул им вверх-вниз. — Неужели оттуда?

— Оттуда, — кивнула я и принялась искать нужную страницу.

Получилось как-то нервно. Меня трясло от напряжения и мрачных мыслей, лезущих в голову. Скрыть своё состояние от студентов было невозможно. Эти черти только по одному движению головы способны понять, в каком состоянии находиться преподаватель и как себя вести, чтобы не огрести неприятностей.

— Э-э-э, нэхорошо как! Очень-очень нэхорошо, — цокнув, покачал головой Фархух и насупил кустистые брови. — Нэкто не должэн портить настраэние госпожа прэподаватель, да? Давайтэ йа говорю с этим нэхорошим чэловэк, да? Он понимать, что нэ прав и извэница!