Искупленные грешники (ЛП). Страница 24

По мне пробегает дрожь, и я не могу заставить себя поднять взгляд выше. В поисках спасения я начинаю искать глазами Рори и Анджело, но их нигде не видно. Тогда я смотрю на Тейси и Рафа на другой стороне танцпола. Они оба танцуют для кого–то другого: Тейси пожирает глазами свою цель на обочине, а Раф, ну, я не знаю, кого он ищет. Его лицо мрачное и напряженное, и он навязчиво прочесывает взглядом линию деревьев.

Тейси ловит мой взгляд у него за спиной и беззвучно говорит: «Танцуй».

Фу. Я буду держать это над ней как минимум неделю.

Стиснув зубы, я поворачиваюсь обратно к Габриэлю и встречаю его взгляд. Холодный, безразличный. Как кто–то может выглядеть одновременно таким скучающим и таким устрашающим?

Он, конечно, не танцует. Он даже не двигается. Он просто переводит взгляд на пространство над моей головой и, со сжатыми челюстями, прочесывает взглядом промежутки между деревьями.

Ладно. Глубокий вдох. Средняя песня длится всего пару минут. Примерно столько же, сколько я трачу на чистку зубов или прорисовку бровей. Я могу это выдержать. Устремив взгляд на его мощную шею и болтающуюся вокруг нее бабочку, я заставляю свои ноги выписывать узкие шаги и молюсь, чтобы группа не играла какую–нибудь удлиненную версию.

Раз шаг, два. Раз, два.

К первому припеву мой разум отвлекается от счета, и раздражение начинает подтачивать края моего страха. Почему он просто стоит там и смотрит на всё, кроме меня? Конечно, это не самая грубая вещь, которую он совершал, но при том, что я такая милая, я не привыкла к грубости, и мой мозг не может понять, как это переварить.

Может, он один из тех садистов, которые получают кайф, заставляя девушек чувствовать себя некомфортно. Как тот эксгибиционист в плаще, который околачивается на переулках Мэйн–Стрит. Он бы не стал так поступать с мужчиной своего размера – если такие мужчины вообще существуют.

Мои шаги превращаются в топот, а кулак сжимает ремешок моего клатча. Это раздражение перерастает в гнев и пузырится у меня в горле.

Мой взгляд резко взлетает вверх.

– Знаешь, я стараюсь видеть в людях хорошее, но в твоем случае мне приходится реально щуриться.

– Не щурься слишком сильно. Я и твои глазные яблоки заберу.

Его ответ рефлекторный, он легкий, ровный, без малейшей паузы и не прерывает его наблюдение за окружением.

У меня отвисает челюсть, и я прекращаю свои па. Как я могу танцевать в такой момент, с таким мужчиной? Его не узнать. Это не тот мужчина, которого я утешала, пока его кровь пропитывала мое платье. Не тот мужчина, который использовал один из своих последних вздохов, чтобы рассмеяться, или назвать меня красивой.

Внезапно недостающий фрагмент головоломки встает на свое место. Для его грубости есть только одно объяснение: он забыл.

– Помнишь, как я спасла тебе жизнь?

Воздух вокруг него сгущается. Черты лица заостряются, мышцы напрягаются. Это так тонко, что я бы не заметила, если бы не смотрела на него так пристально.

Медленно его глаза опускаются и застревают на моих. В них скука, ужас, а теперь есть еще что–то. Что–то мерцающее за зеленью, воспаленное и нечитаемое. Мой мозг не может это расшифровать, но мое тело распознает опасность, и я делаю шаг назад.

Все происходит так быстро.

Ослепляющий свет смывает его черты. Небо вспыхивает от черного к оранжевому и обратно.

И звук. Он наполнен давлением, громкий и отвратительный.

Мир взрывается.

Прямо как в кино.

Глава 9

Рен

У нас с Рори есть схожий талант. Она может определить любую птицу по ее пению.

А я могу определить любую эмоцию по крику.

За миллисекунду я распознаю все звуки вокруг как крики коллективного ужаса. Гортанные и леденящие кровь, хор настолько громкий, что земля гудит у меня под ногами.

Габриэль бросается ко мне с такой скоростью, что у меня нет даже времени отшатнуться, и теперь мои ноги совсем не касаются земли. Его предплечье прижимает меня к его торсу, пока он несет меня назад сквозь мелькающий хаос. Блестят стразы, бьются бокалы. Оркестр больше не поет The Nolans.

Танцплощадка уменьшается за спиной Габриэля. Ветки царапают мои плечи. Когда свадьба исчезает за завесой деревьев, я понимаю, что мы в лесу. Я вытягиваю шею, глядя на кроны деревьев; клубы дыма вьются между листьями, а запах горящих вещей, которым гореть не положено, сгущается в воздухе.

Что происходит?

И, что более важно, где Рори и Тейси?

Мое учащенное дыхание гудит в ушах, пока я извиваюсь в хватке Габриэля, вглядываясь в толпу, пробегающую мимо. Я выискиваю спотыкающиеся силуэты, ищу бледно–розовое платье подружки невесты Тейси и белое платье Рори.

Не видя их нигде, я цепенею, и, наконец, шок уступает место ужасу.

– Где они? – кричу я. Он не отвечает. – Что происходит?

Его выражение лица грозовое, настолько напряженное, что скулы выпирают из–под кожи. Он сконцентрирован на виде позади меня. Хотя его рот сжат в твердую линию, губы подрагивают. На мгновение мне кажется, что он бормочет что–то себе под нос, но затем я замечаю его кулак под бородой под странным углом.

Он говорит в свои часы, прямо как инспектор Гаджет или кто–то в этом роде.

Я отсекаю хаос вокруг нас и сосредотачиваюсь на его голосе. Его горячее дыхание опаляет мою шею, а его грудь вибрирует о мою, но я не могу разобрать ни одного ключевого слова, которое объяснило бы, почему ночь погрузилась в безумие. На самом деле, я не могу разобрать ни одного слова вообще, и тогда я понимаю, что он говорит даже не на итальянском, не говоря уже об английском.

Все это слишком сюрреалистично, и я не могу ничего сделать, кроме как смотреть на него с неуместным заворожением. Хладнокровие, плавная походка. Решимость в его глазах. Он потусторонний. Недвижимая гора в шторме, и ирония не ускользает от меня: менее двадцати четырех часов назад рука, что держит меня сейчас, была той же рукой, что не позволяла мне покинуть мой дом, и все же я каким–то образом знаю, что цепляться за его тело – самое безопасное место.

Я впиваюсь в него сильнее.

Секунды тянутся в минуты; он ни разу не взглянул на меня. Боже, если Анджело мог поднять меня без единого стона, то Габриэль, кажется, поднял меня и забыл об этом.

Когда мы выходим на главную дорогу, я не успеваю осмотреться, как моя спина с силой ударяется о что–то твердое, новые руки обхватывают мою талию, и расстояние между мной и Габриэлем стремительно увеличивается.

Он рассеянно смотрит куда–то у меня над головой.

– Займись этой.

Затем он, не оглянувшись ни разу, направляется обратно к деревьям.

«Займись этой». Словно он портовый грузчик, а я – груз, неодушевленный предмет, который нужно перетащить с одного места на другое, прежде чем ему разрешат закончить смену.

Боже, Рен. Свадьба Рори разрушена, а я тут со своими эгоистичными мыслями. Теперь мне стыдно за то, что я обиделась. Я не могу долго на этом зацикливаться, потому что новые руки несут меня через дорогу. Я смотрю на море поверх крыши машины, и у меня в животе все сжимается.

Порт под скалами объят пламенем. Разрушение в своей самой жестокой форме свирепствует среди зданий, грузовиков, ящиков. Пожары выплевывают обломки в бушующее море, а яростные волны утягивают их в пучину. Крики, доносящиеся из дыма и пепла, леденят душу. Они глубже, громче, отчаяннее, чем те, что здесь, наверху.

Разрушение вырывает дыру в самой моей сердцевине. Эти крики принадлежат не безымянным лицам из новостей, а людям, которых я знаю. Мужчинам, которые каждую ночь заполняют бар Ржавый Якорь, чьих дочерей и сыновей я считаю друзьями. Невинные жизни разрушены, а может, и потеряны.

Как?

Мое единственное предположение – какая–то чудовищная случайность.

Рука отпускает мою талию, и я успеваю мельком увидеть, как она тянет за ручку двери. Я была так поглощена картиной ниже, что не заметила, как незнакомец, которому Габриэль меня передал, нес меня к ожидающей машине.

Задняя дверь распахивается.