Ком 10 (СИ). Страница 39

А пока я сидел в человеческом виде в кармане «Саранчи», а рядом на крыше глазели по сторонам Айко и Миша Дашков, который с переброской и началом боя готовился выступить в виде поддержки с воздуха. Нам с лисой задача была поставлена предельно просто: заходим в купола, прорываемся к друидическим деревьям, отрубаем их от жертв, ищем как первоочередную цель Катерину Кирилловну, во вторую голову — Джедефа.

А потом раздался общий сигнал — и весь накопленный железный кулак одним духом перенесло в найденную нами точку.

СКАЧЕМ ВДОЛЬ ФРОНТА

Вот несколько раз уже говорил. Когда, значицца, правильная военная операция, когда ровными, строгими линиями шагоходы выстроены — это внушает! Да ежели поддержка правильно мажеская организована…

Это сверху, из невидимого дирижабля так смотрелось.

А внизу, едва я огляделся, так остро мне русско-польский фронт напомнило…

Никто с нами красиво и правильно воевать не собирался. Из марева невидимости, что обеспечивали эти, по словам Айко, друидские деревья, на нас вышли…

Вот красиво, наверное, во всяких книгах напишут — «Исполчилась на наши силы велико-огромная рать, и были мы, словно песчинки…» А когда в реальности из-за барханов, закрывая небо, вылетают дымные ленты ракетных выстрелов, и, раздвигая эту дымку, на тебя выходит строй новейших англских шагоходов — это, батенька, внушает. И от былинного стиля внутре вообще ничего не остаётся.

А что остается? Всё как всегда… Со всей дури долбануть ногой в крышу «Саранчи» и заорать:

— Гони, залётный! — А самому заорать монгольский напев, чтоб родимая железка вывела тебя из-под удара. И не думать, не думать! О своих друзьях, оставшихся прямо на острие удара. О выполнении основного приказа… потому как мёртвые приказ выполнить не могут, а значит — сначала выживем.

Я пел монгольские песни. Рядом, вцепившись когтями в броню и распушив хвосты, висела Айко. А Урдумай стремительно вёл нас в обход основного фронта.

К чести этой безумной выходки, мы таки собрали на себя основную порцию «аплодисментов» от противников. Ну ещё бы! Вот ты такой важный выходишь, а поперёк будущего поля боя, как укушенная, несется неопознанная железка. Это я про «Саранчу», ежели непонятно. Мало того, что вся сплошь модифицированная, так ещё и тварь шерстяная поверх! Куда бежит? Зачем? Непорядочно… Как по нам палили, мама моя!

Но, что характерно — не попали. Вот, думаю, вражеским стрелкам было обидно. Урдумай, словно издеваясь, пропустил за собой все выстрелы и убежал за бархан. Вылитый я в Сирии!

Вот только когда основная опасность миновала и этот, Боже благослови его, бархан скрыл нас, наш пилот откинул верхний люк и что-то восторженно заорал мне на тувинском.

— Говори на русском, детина ты ни разу не образованная! — пытался остановить его Швец, но Урдумай махал руками и что-то вопил по-своему.

— Дисциплина у вас в экипаже… — недовольно высказалась Вера Пална.

— Ой, я вас умоляю, заткнитесь уже, пожалуйста, а? — интеллигентно ответила Айко, а я нагнулся в люк и встряхнул Урдумая за шкирку.

— Боец! Успокоился! Упал за рычаги и вперёд!

— Илья Алексеевич, вы видели? Вы видели, как я? — наконец более менее внятно (и главное — по-русски!) заорал Урдумай.

— Красавчик ва-аще! — похлопал я его по плечу. — Теперь ещё дай господину Швецу пару раз стрельнуть — и совсем молодец будешь! Вперёд! Доставь нас в тыл этим уродам!

— Да! — По-моему, Урдумай решил, что он теперь реально могёт всё.

Я захлопнул люк. А что я ещё могу? Паренёк вообще первый раз в настоящем бою. Оно, конечно, учёба там, тренировочные выезды, все дела. А вот когда по тебе настоящими стреляют, чтоб тушку твою драгоценную попортить, это, знаете, некоторым образом бодрит.

— И какие у вас, дальнейшие планы, господин герцог?

— Вот ты нудятина, а, Вера Пална? — Я сердито повернулся к Вьюге. — Нас тут убить вообще-то могут…

— Ф-фу! — фыркнула она. — Меня? Эти убогие железки? Доставьте меня в центр этого…– она пошевелила пальцами, — образования и…

Договорить нам не дали, ибо Урдумай, мягко разогнав нас под прикрытием бархана, видимо, решил повторить свой феерический пробег. Ага.

Как я орал! Орал, пел, хрипел — называйте это любыми словами, но наша «Саранча» неслась прямо под носом у вражеских машин. Ей-Богу, если в первый раз это было наглостью, то теперь выглядело сущим безумством! Вы когда-нибудь видели вражеские шагоходы вот так, в упор? Метров с десяти? А? А я могу сказать, что видел. Охренеть, опыт.

Ну что могу сказать? Швец палил прямо в кабины. В бронестёкла. А они на стрельбу в упор вообще-то не рассчитаны. Ну и по нам палили, не без этого. Но попасть — вот с этим проблемки вырисовывались. Это когда прямо перед тобой, на скорости мало за сто пятьдесят, поднимая тучу пыли, несётся непонятно что…

К слову сказать, Белая Вьюга, до того сидевшая на попе ровно, тут решила тоже выступить. Ага, на все деньги. Пока Антоха лупил по вражьим машинам, она аккуратно — вот не подберу другого слова! — аккуратно отпиливала огромным ледяным лезвием опоры подвернувшимся шагоходам. Оно понятно, что не всем — мы ж летели как укушенные. А самое важное (для меня, по крайней мере), что наша «Саранча» собрала за собой такой веер ракет — мама не горюй! И ни одна не попала. А это что значит? Это значит, в наших прилетит меньше!

— Туда давай! Туда! — Ух ты, неужели нашу ледяную дамочку горячка боя пробрала? Вьюга залихватски долбанула ножкой в сапожке в крышу «Саранче» и, увидев бешеные глаза Урдумая, ткнула куда-то вправо.

— Яволь! — не совсем по-русски, но понятно в ответ проорал Урдумай, и «Саранча», лягнув опорами песок, прыгнула в указанном направлении. Вот ежели не было б у меня опыту, летел бы в песок, как та птичка. Но с Хагеном побегай, не такое выучишь. Вцепившись в поручень, под восторженный (Айко) и возмущенный (Вьюга) визг, я летел в…

Куда?

Куда-то.

Господа студенты, вначале в Новосибирске, а потом и в Иркутском училище, всячески изгалялись над «Саранчой», и теперь она мало напоминала свой медленный и слабовооружённый прототип. Это теперь была такая… знаете, вот даже не подберу слов цензурных. Это ж не «Саранча», это «Пиранья» какая получается. Дядька рассказывал, есть мол в реке Амазонке такая рыбёшка. Маленькая, а зубы — во! И скоростная — страсть! Вот и мы теперь — быстрый ужасть, да и зубы на загляденье.

Только я про зубы подумал, как Антоха стволы Рябушинского в бочину здоровенному «Скорпиону» ка-ак разрядит. Моё почтение! Бедолаге не только хвост с ракетницей оторвало, так и весь бок разворотило. Кто-то отвоевался, ядрёна колупайка!

— Наш выход? — повернулась ко мне Вера Пална. Ага, вот сейчас самое время. «Саранча» проскочила строй вражеской техники и неслась в центр базы.

— Оно самое. Урдумай, давай назад! — долбанул я в крышу. Вот есть же переговорные трубки, а старые привычки всё равно сильнее. — Айко, Вьюгу прикрой!

И под совместные возмущённые вопли я прыгнул вниз.

О, да-а-а!

СПЕЛИСЬ!

И что вы думаете? Эти две мерзавки, (я специально проследил, чтоб не сказать это вслух) уже через несколько секунд оказались у меня на спине! Причём, Вьюга (видимо, под влиянием момента) забыла о своём стервозном характере и, ловко балансируя у меня на загривке, хохотала и швырялась во все стороны ледяными сосульками. И если в исполнении Дарьи, Марьи и Софии это реально были сосульки, то Вера Пална метала просто исполинские ледяные колья. Как бы не с бревно толщиной.

Пень горелый, я даже стукнуть никого когтями не успевал! Шестихвостая отбивала всё, что в нас летело — исправно занималась защитой, а Вьюга… Ну что сказать? Не зря же её считают сильнейшим магом холода в мире? Ой, не зря. Пески Сахары до сего дня, наверное, и не знали о существовании таких холодов.

Пока мы носились по базе, я внезапно подумал. Идиотская привычка, от которой я так и не избавился — мысли всякие гонять в башке во время боя. И не отвлекает, вроде, а всё равно…