Девушка из другой эпохи. Страница 22
– Я надеялся встретить вас и удостовериться, что вы чувствуете себя хорошо. Мне известно, что вечер у Латимеров оказался для вас большим потрясением, и более того, хотел бы принести вам свои самые искренние соболезнования. Знаю, вы близко дружили с покойной.
– Благодарю вас.
– И так как ваш кузен маркиз – уважаемый член клуба «Четверка» [24] , мне бы хотелось пригласить его принять участие в спортивном заезде, который состоится в субботу в Гайд-парке.
– Непременно буду, – принимает приглашение Арчи.
– Погода должна быть приятной, и мероприятие на свежем воздухе может пойти вам на пользу, леди Ребекка, – добавляет герцог.
– Мы обязательно будем, ваша светлость, – оживленно добавляет тетя Кальпурния.
И все же во всеобщей болтовне есть нечто странное – в этой беззаботности высшего света, и подобные мысли преследуют меня всю дорогу, пока тетя мечтательно рассуждает, что мне надеть.
Про Эмили уже все забыли – кроме меня.
Пятница, 24 мая, 1816 год
16
Эта фальшь мучает меня и следующим утром, когда вместе с тетей Кальпурнией, дядей Элджерноном и Арчи мы приезжаем в новый дом Фрэзеров на Ганновер-сквер, где в будущем откроется магазин «Эппл».
Зал у входа задрапирован черным бархатом, а в центре, в окружении белых цветов и больших свечей, лежит Эмили, которую я впервые вижу так близко.
Под черной вуалью она кажется маленькой фарфоровой куколкой.
Они одели ее в самое закрытое платье, но, несмотря на это, я вижу слева на шее шрам от пореза, который ее убил: он начинается под ухом и по диагонали спускается под белоснежный воротник – грубый порез зашили довольно неуклюже.
Ее отец, майор Эдгар Фрэзер, выглядит разбитым, но в то же время будто находится в своего рода трансе. Даже о камин он словно специально опирается, чтобы не упасть.
Посетителей принимает Леони, его вторая жена, которая, несмотря на бледность, выглядит более собранной и спокойной.
– Мы потрясены, – говорит она моей тете. – Эмили была мне как дочь. Мы с Эдгаром поженились, когда ей не было и двух лет – они с Джемаймой выросли вместе, – вздыхает она и качает головой.
– Чудовищно, – произносит моя тетя.
– Такая трагедия, но по крайней мере она закончилась самым быстрым и безболезненным образом. Надеюсь, этого Харлоу повесят как можно скорее.
– Я всегда считал, что военные низших рангов – подонки, и был прав, – бормочет дядя Элджернон.
Чьи-то холодные пальцы касаются моей левой руки.
– Спасибо, что приехали попрощаться. Ты всегда была ее близкой подругой. – Это Джемайма, младшая сестра Эмили, хотя она гораздо выше ее и унаследовала крепкое телосложение своей матери, Леони.
– Я не могла не прийти. Кто еще был? – с любопытством спрашиваю я.
– Никто, – отвечает она. – К счастью.
Последние слова приводят в замешательство. То, что к смерти Эмили так легкомысленно отнеслись посторонние, мне казалось неуместным, но на это в целом можно было закрыть глаза. Но чтобы даже ее собственная семья от этой новости почувствовала… облегчение?
– Что ж, хотя бы церковь Святого Георгия от нас в двух шагах, так что на церемонию попадем быстро и лишнего внимания не привлечем, – говорит Леони двум другим женщинам, судя по всему, родственницам, которые только что прибыли.
В зале появляется и муж Эмили, Максим Дювиль, также одетый в черное, бледный, с кругами под глазами, как у человека, который не спал много ночей, но в отличие от других собравшихся, которые стоят чинно и напряженно, он нервно меряет комнату большими шагами. Перебрасывается парой слов с Арчи, из которых я с еще большим ужасом понимаю, что он не дал согласия на проведение аутопсии, чтобы «не оскорблять еще сильнее ее и так истерзанное тело».
– А как же расследование? – поспешно спрашиваю я. – Вы уже общались с представителем судебной власти?
Максим вытаращивает глаза, будто я сказала какую-то чушь.
– Виновник уже под стражей. Я не считаю необходимым мучить семью Эмили допросами или информацией, которая может их слишком взволновать, – ледяным тоном отвечает он.
– И ни одна уважающая себя семья не хочет, чтобы у ее дверей сновали сыщики, – добавляет Леони как само собой разумеющееся. – Это было бы предосудительно.
Я уже собираюсь воскликнуть: «Но как же так? Никому из вас не хочется узнать, что случилось с Эмили? Как она оказалась замотана в бинты и продана под видом египетской мумии для развлечения на вечере?!» – но вспоминаю, что лишь меня беспокоят эти вопросы. И взгляд от Арчи, который будто говорит: «Оставь их», служит мне подтверждением.
– Простите мою назойливость. Еще раз приношу свои соболезнования, виконт Дювиль, – вежливо прощаюсь я.
– Леди Ребекка, своим присутствием вы с вашей семьей оказываете нам честь и обеляете наше имя.
Честь и доброе имя – ничто другое их не волнует!
Все стремятся поскорее похоронить прошлое, во всех смыслах: убийца в тюрьме, Эмили скоро окажется на кладбище, и для них все решится самым быстрым способом.
Скрипя зубами от негодования, выхожу на улицу следом за остальными, собираясь обратно домой. Мы пришли пешком, все равно все «люди, которых стоит знать» живут здесь, в безопасных границах Мэйфера: ими служат Оксфорд-стрит на севере, Пикадилли-стрит на юге, Сваллоу-стрит – которая через несколько лет станет Риджент-стрит – на востоке и Гайд-парк на западе.
Не удивлюсь, если сегодня вечером они поднимут бокалы за «Все хорошо, что хорошо кончается».
Как только мы заходим в дом, я бегу к себе и закрываюсь в комнате, где достаю из тайника обезболивающее – голова просто раскалывается. Видимо, от невозможности сказать то, что думаю, в ней произошло короткое замыкание.
Надеюсь, Гвенда там поторопится и поскорее вернет меня в будущее, и я наконец смогу забыть про эту эпоху Регентства, из-за которой я, увидев все собственными глазами, теперь чувствую себя идиоткой, что так ее романтизировала.
Уж точно материала для диссертации мне хватит.
Что-то вроде «От вечеров с мумиями до буклетов: как смерть становится развлечением».
Достаю из тайника листок с историей Эмили, который купила в лавке, и перечитываю, выискивая основные зацепки.
В частности, отчет коронера, а там – конкретную строку про удар ножом в шею.
Ужасное подозрение стискивает внутренности, и в следующую секунду я уже комкаю буклет в пальцах.
Мне необходимо задать вопросы, и задать их тому, кто не побоится ответить. Тому, кто знает, как заколоть человека ножом, и кто не боится запачкать руки и подвергнуть риску свою драгоценную честь.
А еще лучше, если у этого кого-то чести нет вообще.
Мне нужен Нокс.
17
Пишу Ноксу записку и передаю ее в соседний дом при помощи Люси, которая вновь становится моим бесценным и молчаливым соучастником.
Ответ, написанный внизу моей же записки, приходит немедленно, но не такой, как я ожидала.
«Мне надо с вами поговорить.
Р.».
«А мне нет.
Р. Н.».
Ах, значит, нет?!
– Люси, мы выходим! – объявляю я, хватая туфли. – Идем к Ноксу.
– Леди Ребекка, юной леди не пристало приходить в дом холостяка… еще и с такой репутацией.
– Да сейчас никого нет, все готовятся к ужину, – возражаю я, уже готовая к выходу.
– Хотя бы перчатки наденьте! – умоляет она, идя за мной следом.
Мы выходим через дверь для слуг, и я направляюсь к дому нашего язвительного соседа.
Дверь открывает женщина, одетая как экономка, но совсем на нее не похожая – скорее на охранницу.
Возможно, она лишь немногим старше меня, и, судя по ее чертам, она родом из Южной Азии, может, Таиланда.