Девушка из другой эпохи. Страница 11

Г2 потеет. Причем везде: лоб, нос, шея, волосы… он напоминает фонтан.

У Г3 отвратительно пахнет изо рта, как у дяди Элджернона. Каждый раз, когда он что-то мне говорит, я чуть не падаю в обморок и постепенно начинаю думать, что рухнуть на пол может быть неплохим выходом из ситуации.

Когда заканчивается танец, я уже вижу, как Г4 появляется неведомо откуда и идет мне навстречу, но меня слишком измотали предыдущие три кавалера, и еще одного я просто не вынесу, поэтому тайком удаляюсь.

К тому же у меня есть хорошее оправдание: мне нужно найти туалет или нечто подобное, потому что не знаю, сколько еще смогу сдерживаться. Не надо было перед выходом пить столько чая.

И потом, мне просто необходимо снять эти зудящие перчатки.

Выйдя из зала, я поднимаюсь на следующий этаж, затем в полутемный коридор: идти приходится наугад, заглядывая в комнаты и надеясь, что Мэндерли тоже решили установить ватерклозет.

К чему я привыкаю, так это к тому, как темно становится в домах с наступлением вечера. Сериалы врали, показывая ярко сияющие залы, ведь в вечном сумраке дрожит лишь тусклое пламя свечей, что может казаться романтичным или зловещим, в зависимости от ситуации.

Из-за одной из закрытых дверей доносится странный стон, который кажется одновременно тяжелым дыханием и жалобным причитанием. Я осторожно прижимаю ухо к двери, и стон слышится еще отчетливее. Это женщина. Может, ей плохо?

Чуть-чуть приоткрываю дверь, но к представшей передо мной сцене оказываюсь совсем не готова: женщина не одна, с ней мужчина – даже на ней, и рука его находится у женщины под платьем.

6

Женщина вздрагивает, беспорядочно взмахивает руками, и сначала я думаю, что это нападение. Запускаю руку в декольте в поисках перцового баллончика, который, следуя рекомендациям Гвенды, теперь всегда ношу с собой в корсаже – легко использовать в случае необходимости. Но за секунду до того, как нажать, я вдруг понимаю, что это стоны удовольствия.

Что бы ни делал с ней этот мужчина, ей хорошо. Даже более чем хорошо.

Она сидит на туалетном столике, и зеркало за ее спиной вздрагивает в такт ее движениям.

Женщина откидывается назад, позволяя увидеть ее лицо: это леди Селеста Мэндерли!

Но мужчина совершенно определенно не лорд Мэндерли.

Муж Селесты невысокий, коренастый и лысеющий, а мужчина с ней раза в два выше графа, с широкими плечами, рельефной мускулатурой и копной темно-каштановых волос, достигающих почти до плеч.

Мне надо уйти, но отражение лица мужчины, пусть и частично скрытое маской, меня гипнотизирует.

И хотя я с самыми лучшими намерениями честно собираюсь уйти, каждое мое «Все, ухожу» растворяется с новым стоном Селесты.

Она явно не притворяется, поэтому он, очевидно, хорош. Снимаю шляпу, леди Мэндерли…

И вдруг наши взгляды пересекаются в зеркале.

Прежде, прикрыв глаза или уткнувшись лицом в шею леди Селесты, он не замечал моего присутствия; но сейчас смотрит, не отрываясь, с нахальной усмешкой и дерзким вызовом во взгляде.

Подпрыгнув от смущения, я пячусь назад и наступаю на подол платья так, что чуть не отрываю его.

Спешу по коридору и обратно вниз по лестнице, даже не глядя, куда иду, и в итоге наталкиваюсь на кого-то так, что шлепаюсь на пол.

– От тебя, как всегда, сплошные проблемы, Ребекка, – замечает Аузония Осборн, смерив меня взглядом сверху вниз. – Впрочем, это было ожидаемо.

Клянусь, я сотру эту раздражающую улыбочку!

– Твоя злоба тоже предсказуема, Аузония, – отвечаю я.

– А ты без перчаток из-за нонконформизма или гордишься своими пальцами в чернилах?

Черт, я не надела перчатки!

– По крайней мере, чернильные пятна подтверждают, что я умею писать. А вот твои руки без единого пятнышка оставляют сомнения. – А потом машу перчатками перед ее носом: – Но раз это оскорбляет твой взор, я их надену. – И только натянув одну, я понимаю, что потеряла другую.

– Раскрасневшаяся, растрепанная, в одной перчатке и помятом платье, еще и вышла с другого, удаленного от праздника этажа. Ребекка, если бы не твоя репутация, я бы предположила, что ты занималась чем-то непозволительным.

– Ребекка! – зовет меня тетя Кальпурния, рядом с которой стоят леди Сефтон и еще двое мужчин. Один достаточно молодой и, должна признать, первый по-настоящему привлекательный джентльмен на балу, другой постарше и более внушительного вида, с темно-синей лентой ордена Подвязки [18] . – Вот ты где! Пока мы не уехали, хотим представить тебя лорду Чарльзу Резерфорду, герцогу Уиндэму.

– Леди Ребекка, слухи о вашей красоте не отдают вам должное, – приветствует меня молодой красавец.

Светло-каштановые волосы, карие глаза, никаких шрамов от оспы, он не потеет, и зубы все на месте. Подходит! В 1816 году мои требования стремительно снижаются.

– Зависит от того, кого вы слушали, лорд Резерфорд, друзей или врагов, – отвечаю я, бросив взгляд на Аузонию.

Леди Сефтон, в свою очередь, представляет мужчину с лентой:

– Артур Уэлесли, герцог Веллингтон, тот самый, кто освободил Европу от кошмара в лице Наполеона. Лорд Уэлесли, Ребекка Шеридан, я намереваюсь представить ее ко двору. А, и это леди Астория Осборн.

– Аузония, – уязвленно поправляет она сквозь сжатые зубы.

Я приседаю в глубоком реверансе, Аузония следом.

– Польщена нашим знакомством, – говорю я. Эх, видела бы меня эта старая грымза, профессор Салли!

– Прелестные юные леди, – замечает Веллингтон. – Вы, должно быть, кузины?

Я могла бы оскорбиться от предположения, что кто-либо мог счесть меня родственницей Аузонии, но могу сыграть на ситуации иначе.

– Будь это так, герцог, в таком случае и я могла бы сказать, что состою в родстве с вами, но этой честью может похвастаться только Аузония.

Застывший взгляд этой принцессы снобов и озадаченный вид Веллингтона показывают, что я попала в точку.

– Племянница, если я верно помню, – добавляю я.

– Дальняя, – поспешно вставляет Аузония. – Дальняя племянница.

– Однако… Вынужден предположить, что память меня подводит: я и не подозревал, что благодаря моим четверым братьям у меня столько племянников и племянниц, о которых узнал за последние месяцы. В этом следует винить мою семью, что не сообщали мне о родственниках за все те годы, что я провел на войне и вдали от Англии.

Учтиво кивнув, герцог отходит, направившись к другим гостям, нетерпеливо ожидающим его величественного присутствия.

– Я бы с удовольствием попросил вас оказать мне честь и потанцевать со мной, леди Ребекка, – говорит тем временем лорд Резерфорд, тоже явно прощаясь. – Но, полагаю, будет более уместно подождать до вашего официального дебюта. Прошу вас оставить мне танец.

– А я свободна! – кудахчет Аузония. – То есть… у меня еще есть пара свободных мест в бальной книжке, так как я хотела немного отдохнуть, но я буду рада уделить вам танец.

Вот же надоедливая коза…

Герцог смотрит на нее с непроницаемым выражением.

– Возможно, в следующий раз. – И кивает уже мне: – Хорошего вечера, леди Ребекка.

– Леди Селеста! – зовет тетя Кальпурния, взмахнув веером.

К нашей группке подходит хозяйка дома, но стоит ей встретиться со мной взглядом, как она опускает голову на свой бокал и выдавливает натянутую улыбку.

Ощутив ее неловкость, я молчу, предоставив вежливые прощания тете, а сама обращаюсь снова к Аузонии:

– Чем сплетнями интересоваться, я бы тебе посоветовала почаще писать своему дяде, герцогу Веллингтону; не похоже, чтобы он тебя вспомнил. Кто-то мог бы подумать, что ты просто выдумала это родство.

Вслед за тетей Кальпурнией и леди Сефтон выхожу и сажусь в экипаж, размышляя о вечере. Гвенда мне посоветовала наслаждаться балами, и, возможно, виной тому мои завышенные ожидания после романов Патриции О'Нил и ей подобных, но этот мой первый бал не оказался таким уж приятным. Не говоря уже о местных джентльменах. Может, будь там Эмили, мы бы посмеялись вместе!