Значимые (ЛП). Страница 48

Бьющаяся посуда.

Крики.

Всепоглощающая тьма.

Я сижу на лестнице, уткнувшись лицом в перила. Мужчины не плачут. Мужчины не прячутся. Отец был прав, я маленький мальчик. Мама вскрикивает еще раз, прежде чем я слышу громкий треск. Генри велел мне оставаться в постели, но я не могу. Мне снова снятся монстры. Лестница скрипит, когда я подхожу ближе к кухне. Плач. Подпрыгивание. Я хочу, чтобы мама меня обняла. Родители других мальчиков обнимают их, но не мои.

Открываю дверь кухни и смотрю на папу, который обнимает маму, чьё лицо скрыто слезами. Он выглядит разъярённым, как чудовище из моего кошмара. Папа – страшный человек, особенно когда у него на лбу вздувается вена. Все его боятся, никто не говорит ему «нет», и когда я вырасту, хочу быть похожим на него. Мужчиной, а не мальчиком.

Мама воет, что любит папу так сильно, что желает ему смерти. А теперь мама смеется, и у нее на зубах кровь. Что с мамой не так? Обычно она красивая. Взрослые говорили, что я похож на маму, но сейчас она выглядит...грязной?

— Аарон! – Папа в ярости смотрит на меня, а потом резко хватает за руку, и я вскрикиваю от его болезненного прикосновения.

Почему папа делает мне больно? Он швыряет меня к стене, я спотыкаюсь и падаю на плитку. Кровь. О нет. Кровь с моего колена растекается по пижаме. Больно, но я не плачу. Я смотрю на маму, но она бесстрастно наблюдает за мной. Папа хватает меня за воротник и заставляет встать. Мне не нравится его дыхание. Оно пахнет, как от бутылок, которые он прячет в своем шкафу. Оно воняет гнилью.

— Ты останешься здесь, Аарон, и будешь наблюдать. Если я увижу, что ты двигаешься или плачешь, я очень рассержусь. Понятно?

Я киваю. Я никогда не говорю «нет» папе. Но мое тело дрожит. Мне следовало послушаться Генри. Я все делаю неправильно.

— Оставь ребёнка в покое, Андре, – выплёвывает мама, закатывая глаза.

Папа злобно смеётся, прежде чем наклонить маму над кухонным столом.

— Ты никогда не хотела его, Моника.

Папа хватает маму за волосы, сжимая их в кулаке, как девочек, которые носят хвостики. Я вижу, как мама закрывает глаза, а её горло обнажается передо мной; кажется, маме больно.

— Она никогда не любила тебя, Аарон. Твоя мать – шлюха. Изменяющая шлюха. – Он толкает её голову на стол, и она шире раздвигает ноги. Не закрывай глаза, Аарон, иначе папа снова разозлится. — Я дал ей выбор. Уйти с тобой или взять деньги и оставить нас одних. И знаешь, что она выбрала? Скажи ему, Моника.

У меня потеют руки, пересыхает в горле, живот сводит судорогой. О чём папа говорит?

— Деньги. Прости, Аарон. Я просто не могу. Прости меня… – мама начинает рыдать, на её глазах выступают слёзы, а папа закрывает ей рот рукой.

Оставляет меня? Но мама любит меня!

Папа расстёгивает штаны и снова хватает маму за волосы. Мне страшно. Я делаю шаг вперёд к маме, мне не нравится то, что делает папа. У него злое выражение лица, и это меня пугает. Но папа указывает на меня пальцем, приказывая не подходить вперёд.

— Она выбрала деньги, а не тебя. Она шлюха, и сегодня с ней будут обращаться как со шлюхой в обмен на деньги.

У меня начинает дрожать нижняя губа, а на глаза наворачиваются слёзы. Отец жесток, а мама меня не любит.

Я закрываю глаза, думая, что всё это – кошмар.

Дыши, Аарон. Думай о своём счастливом месте. И это работает. Я не слышу ни рыданий, ни криков, я просто вижу океан.

Море. Волны. Песок.

Пока не слышу голос отца.

— Я же велел тебе смотреть, Аарон! – Я резко открываю глаза, в горле у меня комок – мне кажется, что я не могу дышать. — Я покажу тебе, как нужно обращаться с женщиной.

А потом папа бьёт маму. Я слышу глухой удар, от которого мама подскакивает на столешнице. Она раздвинула ноги, задрала юбку. Они делают ребёнка? Папа жесток, он бьёт маму, как дедушка наказывает нас с Генри, когда мы плохо себя ведём. Но мама краснеет и...я не могу...не могу на это смотреть.

— Остановись! Папа, остановись! – кричу я, приваливаясь к стене.

Это всего лишь ночной кошмар. Подумай о своем счастливом месте. Море. Волны. Песок.

Но папа разворачивает меня и жестоко шлепает по щеке. Я отворачиваюсь. Я пошел против его приказа. Он толкает меня на пол, и крови становится еще больше. Нет. Только не это. Я поднимаю взгляд, умоляя папу остановиться, но моего папы больше нет. Только ненависть. Монстр. Папина штука направлена на меня, она большая. Он поднимает меня и, схватив за волосы, усаживает на стул, чтобы я смотрел на маму в профиль. Я зову её, но мама безучастно смотрит в пустоту и велит мне перестать плакать. Почему мама не одевается сама? Или не двигается? Мама этого не хочет.

Папа продолжает насиловать маму, делая то, что звери делают в дикой природе. Делают детей. Это отвратительно. Я отвожу взгляд, но голос папы пугает меня. Поэтому смотрю, но кровь приливает к моей голове, моё тело дрожит, и…О нет. Меня тошнит на пол. У меня проблемы. Папа издаёт глубокий стон, прежде чем оттолкнуть маму и велеть ей собрать вещи и немедленно уйти. Я зову маму, раскрываю объятия, чтобы она обняла меня и отнесла в постель. Я не хочу оставаться наедине с папой, он пугает меня.

Когда она смотрит на меня, я понимаю, что мамы тоже нет. Она шепчет мне одними губами:

«Однажды ты забудешь». И она уходит. Бросает меня. Мама никогда не вернется. Она была неправа. Я не могу забыть, что папа с ней сделал. Мне холодно. Я грязный. Мне стыдно. Я ничего не сделал, чтобы защитить маму. Это моя вина. Если бы у мамы не было меня, папа бы никогда её не обидел? Папа подходит ко мне и толкает к холодильнику. Он и мне причинит боль?

— Теперь ты принадлежишь мне, Аарон. Только мне. Я единственный, кто может тебя любить, ты ведь это знаешь, да? – Папа трясёт меня за плечи, заставляя кивнуть. Я не могу сдержать слёз. Мама сказала, что любит папу, а теперь её нет. Папа говорит, что любит меня, но я в ужасе. Это и есть любовь? Я не хочу любить. — Я люблю тебя, Аарон. Вот почему мне нужно тебя приручить. Я буду воспитывать тебя, пока ты не станешь таким же, как я. И не забывай, что женщины – шлюхи, как и твоя мать. Ты ведь любишь меня, да? Скажи мне.

На его губах появляется сухая улыбка, и я чувствую отвращение. Меня снова тошнит. Я киваю отцу, и он снова трясёт меня за плечи. Он просит меня говорить громче, кричит на меня. Я закрываю глаза и кричу:

— Да, папа. Да, я люблю тебя. Я никогда тебя не оставлю.

— Значит, если ты любишь меня, ты сделаешь так, как я говорю. Ты будешь меня слушаться. Ты будешь смотреть, пока не отведёшь взгляд, как мужчина, хорошо? Ты будешь таким же, как я, сынок.

Но мне страшно, папа. Я не хочу быть таким, как ты. У меня кружится голова, я чувствую, как сердце бьётся внутри, и я кружусь. Снова? Он сделает это снова? Нет. Нет. Нет.

Море. Волны. Песок.

Море. Волны. Песок.

Море. Волны. Песок.

Сдаюсь, потому что любила папу.

Я учусь и обещаю себе три вещи.

1) Любить кого-то – значит причинять ему боль. Любовь = боль. Значит, если я буду таким, как папа, буду причинять людям боль? Значит, я никого не буду любить.

2) Я обещаю себе, что никогда не буду любить. И никто не полюбит меня.

3) Мне стыдно. Никто не смог бы полюбить меня, кроме папы – Андре. Если у людей есть душа, то моя сломана. Море. Волны. Песок.

Больше никаких чувств. Я больше не хочу чувствовать боль.

Любовь превратила меня в раба.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Связанные кровью