Солнечный ветер. Страница 15

Напарник кивнул.

– Понял, товарищ командир. Попробую.

Сергеев легонько пихнул Антипова локтем в бок.

– Отставить официоз. С сегодняшнего дня просто Саша.

– Понял…

Через минуту над дверцей кабины экипажа загорелась красная лампа. Выпускающий поднялся и назвал очередность. Сергееву предстояло прыгать первым, за ним поочередно встали: бортинженер основного экипажа, первый сопровождающий инструктор, Антипов, командир основного экипажа и второй инструктор.

Выпускающий открыл дверцу и громко объявил для всех участников тренировки:

– Высота полета четыре тысячи четыреста метров.

Далее, проверяя парашют и подвесную систему, он обращался к каждому индивидуально.

– Высота раскрытия парашюта – пятьсот метров. Приземление на площадке под номером «2». Пошел!

Оттолкнувшись ногой от порожка на обрезе кабины, Сергеев покинул самолет.

– Высота раскрытия – шестьсот, – тут же переключился выпускающий на следующего. – Приземление на площадке под номером «4». Пошел!..

Погода в этот ноябрьский день была солнечной, но довольно ветреной. Аэродром внизу со всеми рулежками, двумя ВПП, перронами и стоянками был как на ладони. На одном из треугольных участков открытого ровного грунта виднелись белые круги, каждый диаметром около шести метров – номерные площадки, на которые требовалось приземлиться испытуемым.

Номеров с большой высоты Сергеев не видел, да сейчас это и не было главным. Едва отделившись от фюзеляжа Ан-2, он запустил секундомер и принялся лихорадочно рассчитывать время свободного падения до момента принудительного открытия парашюта.

– Высота полета – четыре тысячи четыреста. Высота раскрытия – пятьсот. Разница – три девятьсот, – диктовал он ход вычислений в микрофон гарнитуры и одновременно управлял телом, «подруливая» к треугольнику с площадками. – Три девятьсот умножаем на два, получаем семь восемьсот. Делим на ускорение свободного падения: семь восемьсот на девять целых восемь десятых. Получаем… около восьмисот. Извлекаем из восьмисот квадратный корень. Приблизительно двадцать восемь. Готово: разницу в три тысячи девятьсот метров я пролечу в свободном падении за двадцать восемь секунд.

Сергеев глянул на стрелку секундомера.

Восемнадцать. Расчет получилось произвести довольно быстро. Свободно падать оставалось еще целых десять секунд.

Управляя телом, он намеренно планировал к западу от треугольника, чтобы при раскрытии парашюта оказаться с наветренной стороны. Ветерок был сильным, и максимальная горизонтальная составляющая управляемого парашюта не справится с ним, не компенсирует. Все одно оттащит к востоку.

Земля стремительно приближалась.

– Пять секунд, – продиктовал Сергеев.

Правая рука нащупала вытяжное кольцо, а взгляд неотрывно следил за секундной стрелкой.

Пора!

– Раскрытие, – выдернул он кольцо из чехла и сразу же ощутил резкий рывок – один, за ним второй. Лямки подвесной системы впились в тело.

Взгляд вверх.

– Купол наполнился исправно, без перехлеста; все стропы целы.

Взгляд вниз.

– Парашют развернут под девяносто градусов к ветру. Нужно довернуть на ветер.

Очередная оценка вектора движения. Кажется, теперь нормально – снижение происходит в центр заветного треугольника.

Поработав стропами управления, он добился снижения точно в центр нужной площадки. Теперь требовалось развернуть тело, взявшись руками крест-накрест за стропы.

Разворот.

– Наблюдаю площадку под номером «два», – записал Сергеев на диктофон.

И лишь после этого посмотрел на других участников тренировки.

Он выпрыгнул из самолета первым, и поэтому высота раскрытия его парашюта была самой маленькой. Второй раскрывал «рюкзак» на шестистах метрах, третий – на семистах и так далее. Подобный порядок исключал нежелательную встречу парашютистов в воздухе, способную привести к трагедии. На обычных тренировочных парашютных прыжках выпускающие шли более простым путем и выстраивали парашютистов строго по весу: самые тяжелые покидали борт первыми, легкие – последними. Это тоже исключало встречу. В отряде космонавтов критерии и решаемые задачи были другими – более сложными и продвинутыми.

Ближе других к Сергееву болтался инженер основного экипажа. Он тоже все сделал грамотно и снижался точно в треугольник. За ним, повторяя правильную траекторию, парил сопровождающий инструктор. Эти ребята, имевшие за плечами тысячи тренировочных прыжков, вообще все и всегда делали правильно. Остальных Александр за своим куполом не видел.

Никто из участников не просвистел до трехсот метров – высоты принудительного раскрытия парашютов автоматическими приборами КАП-3. Значит, все шло нормально.

– Высота пятьдесят метров. Снижаюсь в центр площадки номер «2», – продиктовал Сергеев и приготовился к встрече с поверхностью.

Приземление вышло удачным.

Тюкнувшись прижатыми друг к другу стопами в самый центр площадки, Александр удержался на ногах, сразу же поддернул нижние стропы и заставил купол лечь на поверхность земли. Расстегнув подвесную систему и сняв шлем, он передал «амуницию» подбежавшему солдатику из ПДС и принялся наблюдать за приземлением остальных участников тренировки.

Следующими, как и ожидалось, сели бортинженер основного экипажа и первый инструктор. За ними точно к своей площадке приближался Антипов. Наблюдая за ним, Сергеев машинально двинулся в сторону предполагаемого места приземления…

Все шло нормально, но на высоте сорок-пятьдесят метров порывистый ветер здорово крутанул купол. Началась раскачка.

– Гаси, Толя! Тяни обе стропы управления в передней точке и отпускай в задней! – перешел на бег Александр. – Слышишь, Толя?!

Тот, разумеется, не слышал. Он пытался что-то сделать с помощью управляющих строп, но не попадал в такт и лишь усиливал проклятую раскачку.

Сергеев бежал настолько быстро, насколько позволял неудобный костюм из плотной ткани. Антипов должен был приземлиться на площадку под номером «1». До нее оставалось метров семьдесят, когда напарник на большой скорости рухнул на пожухлую желтовато-коричневую траву.

Первым к лежавшему Антипову подоспел молодой служивый из ПДС.

– Не трогай его! – что есть силы крикнул Сергеев.

Более всего он опасался за позвоночник пострадавшего. Подбежав, он присел рядом с инженером.

– Толя! Как ты?

Тот пошевелил левой рукой и попытался что-то сказать.

– Ноги чувствуешь? – спросил Александр.

– Чувствую, – тихо простонал Антипов. – Но одну, кажется, здорово искалечил…

Короткий телефонный разговор состоялся в кабинете заведующего терапевтическим отделением ГНИИ авиационной и космической медицины. Грохнув трубкой по аппарату, Береговой медленно повернулся к стоявшему рядом Анисимову.

– Открытый и очень сложный перелом правой голени чуть выше лодыжки, – проговорил он. Отыскав взглядом заведующего отделением, спросил: – Это надолго?

– Перелом голени требует фиксации на срок до ста дней. При смещении – до четырех месяцев, – пояснил тот.

– Черт… – вздохнул Береговой и направился к выходу.

Анисимов нагнал шефа в коридоре.

– Георгий, я, разумеется, тоже расстроен случившимся. Но ты помнишь, зачем мы сюда приехали?

– Да, способностями Ритвицкого я впечатлен. Весьма впечатлен. Надо будет подумать, как наиболее эффективно использовать его таланты. Но сейчас, извини, не до него. Надо срочно решать проблему с заменой. Что думаешь по этому поводу? Мысли есть?

– Подберем кого-нибудь из самых одаренных. Их там целых шесть человек.

– Ты о первой группе?

– О них.

– А что со сроками старта?

– Ну, сдвинем на пару недель – куда ж деваться? Объясним Сербину ситуацию – он мужик понимающий. А экипаж дублеров прогоним по ускоренной программе.

До выхода на улицу Береговой молчал. Сдвинув густые кустистые брови и садясь в машину на привычное место возле водителя, он буркнул: