Перекресток воронов. Страница 16

За окном, со стороны сада, трещали сороки. Перепуганно. Видать, заметили где-то кота.

– У тебя изменилось лицо, – сказала наконец жрица. – И глаза, и мутация здесь ни при чем. И ты никогда не кривил так губ. Тебе не нужно ничего говорить. Вижу и понимаю.

– Будто бы… – он откашлялся. – Будто бы вас хотят отсюда выгнать, матушка. И будто бы по нашей вине.

– Кто это тебе сказал? Нэннеке? Нет, Геральт. Никто из вас, обучавшихся здесь юношей, не несет никакой вины, и ни на кого из ведьмаков мы не в обиде. А то, что процветают темнота и предрассудки, что ширится воинствующее невежество, так в этом есть и наша вина. Это мы плохо учили. Плохо воспитывали. Ведь это наши же бывшие воспитанники сегодня нас отсюда гонят. По закону, который они сами и установили.

– Эти, у калитки, говорили… Говорили, что от храма должны женщин отгонять. Они ведь о…

– Я знаю, о чем они. Тоже о законе. Таком, что медицинская помощь, оказываемая женщинам, закону противоречит и наказывается. Выдумали это, понятно, мужчины. Ха, если бы это они беременели, то прерывание беременности объявили бы святым таинством и проводили бы его с молитвами, благовониями и хоральным пением… Странный он, этот мир, – после паузы продолжила Ассумпта из Ривии. – Над нашей богиней глумятся, наши молитвы высмеивают. Суеверием объявляют. А на западе и на севере по пустошам какие-то культы множатся, секты какие-то. Паукам поклоняются, змеям, драконам и другим чудовищам. О преступлениях люди шепчутся, о человеческих жертвоприношениях. И что-то никто с этим бороться не спешит. И сектантов выгонять не пытается. Мы переезжаем на юг, за Понтар, – упредила она его вопрос. – В Темерию, а конкретно в Элландер. Там есть покинутый храм, местный правитель милостиво разрешает нам туда вселиться. Само собой, мы и там будем оказывать помощь нуждающимся в ней женщинам, вне зависимости от того, будет это кому-то нравиться или нет. Ну, что-то слишком много о наших делах. Что у тебя, говори.

Он рассказал. Но только о своих ведьмачьих заданиях. Не поведал ей о мародере, зарубленном близ деревни Нойхолд. Ни о воронах на перекрестке, ни о том, что из этого получилось. Мать Ассумпта терпеливо слушала. И резюмировала, коротко и четко.

– Чувствую и знаю, что тебе нужно.

– Знаешь?

– Конечно. Я ведь не могу помочь тебе иначе, чем своим знанием. Что ты хочешь знать, мальчик? Прости – ведьмак Геральт.

Он долго молчал.

– Что на самом деле случилось в Каэр Морхене? В тысяча сто девяносто четвертом году?

– Меня об этом спрашиваешь? – подняла она голову. – Ты? Который с раннего детства видел кости во рву? И выбитые в стене имена семерых павших геройской смертью ведьмаков? Который воспитывался на героических историях?

– Вот в этих историях и дело. Они такие героические, что…

– Что даже чересчур? Такими они и должны быть, мальчик. Герои должны быть героями. А легенды должны обеспечивать это. И нельзя сомневаться ни в том, ни в другом. Но увы, никуда не деться от того, что время неумолимо затирает все, в том числе и героизм. Так вот, истории и легенды как раз для того, чтобы этому противостоять, даже ценой так называемой объективной истины. Потому что истина не для всех. Истина для тех, кто сумеет ее выдержать. Сумеешь? Не надо делать такое лицо, ты не сумеешь. Если бы сумел, то потребовал бы этой истины от Весемира. От старших. А ты обращаешься ко мне.

– Потому что ты никогда мне не лгала.

– Ты так в этом уверен? А может, я умею лгать так искусно, что никто моей лжи не раскусит? Ни ребенок, ни восемнадцатилетний юноша, хоть и здорово вымахавший для своего возраста? И ты не все рассказал мне, мальчик.

На этот раз он рассказал ей все. Хотя несколько раз и пришлось замяться.

– Так вот где собака зарыта, – сказала Ассумпта из Ривии. – Престон Хольт.

Долго царило молчание. Сороки за окном затихли.

– Где-то по весне сто девяносто второго, – жрица приложила ладонь ко лбу, – объявился тот пасквиль, «Монструм, или ведьмака описание». Аноним, как водится, но издание печатное, а типографии тогда по пальцам одной руки можно было пересчитать, так что и подозреваемых не слишком много было. Были поводы подозревать чародеев из академии в Бан Арде, типография у них была, но доказательств не нашли, и неудивительно, чародеям нет равных в умении заметать следы.

Пасквиль разошелся широко, большим тиражом, да еще разъезжие глашатаи читали этот сомнительный текст неграмотным на сельских сходах. И весть полетела по всем мархиям, и вспыхнула будто пожар. Зараза, болезни и недомогания, падеж скота, выкидыши и мертворождения у женщин, неурожаи и избыточные урожаи, нашествия вредителей – во всех бедах и несчастьях виноваты были бесстыжие ведьмаки, а паучьи нити всех преступлений и заговоров тянулись в Каэр Морхен. Посему Каэр Морхен, цитирую, место, где гнездятся ведьмаки, потребно стереть с лица земли, а след его засыпать солью и селитрой. В сто девяносто четвертом, летом, кто-то наконец сумел созвать и организовать толпу; в горы двинулась армия, где-то под сотню вооруженного люда. Вернулось, притом в панике, меньше трети. Остальные полегли во рву вашего замка, кости их там и по сей день.

Ты спросишь, каким чудом несколько ведьмаков победили сотню фанатиков? Я тебе скажу. Как ты знаешь, наиболее способные и тренированные чародеи способны действовать совместно, могут объединять силы, творя заклинания, и это дает мощный умножающий эффект. Ведьмаки делать так не умеют и не могут. Ваши ведьмачьи Знаки есть очень индивидуальное оружие, подходящее исключительно данному конкретному носителю. Но тогда, в Каэр Морхене, когда основные силы нападающих форсировали вал и уже загорелся посад, четверо последних оставшихся в живых ведьмаков соединили руки и силы. И бросили Знак совместно. С убийственным результатом массового поражения. К сожалению, они не выжили и сами. Но результат был. Хотя лишившийся защитников Каэр Морхен и оказался открыт для выживших врагов, те не рискнули вторгнуться в Цитадель, сбежали в панике.

Весть о нападении разлетелась повсюду; правящий тогда в Каэдвене молодой король Эоин, человек достаточно просвещенный, рассердился, да и маркграфы не были в восторге. Последние к ведьмакам симпатий отнюдь не испытывали, но и инициативу снизу и самовольство обнаглевшего быдла прощать не собирались. Быдлу был дан урок. Двоих на эшафоте в Ард Каррайге обезглавил палач, еще четверых публично повесили в их родных деревнях. К сожалению, все шестеро были менее всех виновны. Главных вожаков – и подстрекателей – справедливость обошла. По крайней мере, на тот момент.

И вот пришло время той объективной истины, которую ты хотел услышать, Геральт. Имен, выбитых на стене Каэр Морхена, семь. Героическая легенда рассказывает о семи павших. Но ведьмаков в Каэр Морхене тогда было восемь.

Когда донеслась весть о нападении, я с несколькими послушницами пошла в Каэр Морхен. Мы были на месте задолго до того, как там появились Бирнйольф и Весемир с молодыми. Мы нашли трупы. Много трупов. И одного живого. Чуть живого.

– И это был Хольт.

– Тогда он так не представлялся. Тогда звался Рейндертом. А прозвище у него было Рейндерт Призрак. А теперь послушай. Рейндерта мы нашли не в замке, а на некотором расстоянии от него.

Сам Рейндерт позже утверждал, что ничего не помнит. Но в горячке он бредил. А я… Может быть, поступила поспешно и неразумно, но тогда я была… Ну, чуть помоложе, чем сейчас… Эмоции взяли верх. О том, что Рейндерт говорил в бреду, я проговорилась Весемиру.

Она замолчала надолго. Геральт не торопил ее.

– Потому что оказалось, – продолжила она, – что Рейндерт был ранен не защищая Каэр Морхен, а во время бегства.

Геральт молчал.

– Прошло время. Время, которое меняет все. Так называемая объективная истина рассеялась в тумане. Весемир упёрся, я же… Я стараюсь отпустить. Хочу простить… Нет, не простить. Забыть. Рейндерт – сейчас Престон Хольт, ибо он вернулся к настоящему имени, – много лет самоотверженно защищает людей в Каэдвене от чудовищ, снимает проклятия и сглазы. Бывает в храме. Мы часто пополняли его эликсиры, несколько раз лечили от ран. Леча одновременно и мои. Те, что даже болезненней. От воспоминаний. Но хватит об этом. – Она резко вскинула голову. – Я рассказала достаточно. Может даже оказаться, что слишком много. А теперь послушай совет. Идея остаться у Хольта работником мне совсем не нравится.