Перекресток воронов. Страница 13

Дидье Хан,

magister civium

Со стороны быстрой, плещущей на булыжниках речки доносились бабий гомон и стук вальков. На берегу работало десятка два прачек. Одни яростно молотили вальками расстеленные на мокрых камнях предметы одежды. Другие развешивали выстиранное белье на кустах. Третьи, попарно, снимали высохшее и укладывали в корзины.

Все до единой орали во весь голос, перекрикивая друг друга. Вдобавок в прибрежных зарослях паслись дети, наверняка потомство прачек. Дети тоже орали. Беспрерывно.

Геральт толкнул лошадь пяткой, двинулся шагом в сторону мельницы, здания, полускрытого в густой и уже приятно зеленеющей вербе. Миновал группу юношей, сидящих на высоком берегу и ожидающих, когда кто-то из сильно закатавших юбки прачек наклонится над стиркой и предоставит приятную для глаза картину.

Геральту было стыдно перед самим собой, но и он на несколько минут увлекся наблюдениями.

Мельничное колесо вращалось, постукивая, вода пенилась, падая с лопастей, с шумом переливалась через затвор и уходила в сток. На запруде стояли несколько возов, скорей всего привезших зерно или забирающих помол.

Два воза, запряженные першеронами, стояли отдельно, вблизи мельничного ручья и пруда, широко разлившегося среди верб и осин. На пруду тоже что-то происходило. Геральт подъехал ближе.

Четверо селян в соломенных шляпах, зайдя в воду по пояс, тыкали в дно пруда жердями. Жерди эти затем поднимали; ведьмак заметил, что к каждой их паре был прикреплен плетеный из лозы вентерь, или сак. Добычу поселяне выбирали из вентерей и складывали в висящие на шеях мешки, а затем продолжали прочесывание дна.

– Раками занимаемся, – объяснил полный и довольно богато одетый господин в лисьей шапке, заметив, что Геральт заинтересовался. – Раков ловим, которых тут прорва, а крупных особенно. О, пожалуйста, дорогой мой, извольте сами глянуть. Пожалуйте, пожалуйте поближе.

Геральт подъехал к указанному возу. Действительно, там уже стояло больше десятка плетеных корзин, в которых, хрустя листьями крапивы, лениво двигались многочисленные раки.

– Это в мою таверну, – объяснил господин в лисьей шапке. – Я, видите ли, ресторатор, а мое заведение раками славится – ну, понятно, в сезон. Такого супа из раков, как у меня, дорогой мой, нигде на свете не испробуешь. Не верите?

– Отчего же, верю на слово.

– Посетите мое заведение, докажу, что не пустословлю! Таверна «Под Раком и Улиткой» в Бан Феарге, часть сети знаменитых ресторанов господина Метцгеркопа из Ард Каррайга. Отсюда, из Берентроде, до меня миль тридцать. Далеко, но ближе столько раков не наловишь. Приглашаю… Постойте! Уж не вы ли, случайно, дорогой мой, тот самый ведьмак, о котором столько в городке говорят?

– Он самый, – подтвердил ведьмак. – И, факт, в целом случайно.

– Хо-хо! – взялся за бока ресторатор. – Такой молодой, а уже такая слава! Все только и говорят, что о том чудовище, убитом на пригородных болотах. Наконец там стало безопасно, а то ведь даже торф копать перестали со страху, то и дело кого-то монстр убивал. Боялись его как огня, и не диво, ибо страшен будто бы был, истинный ужас. А вы его, дорогой мой, смело, говорят, убили! Хо-хо, и такой молодой!

Геральт не сдержал улыбки. С кикиморой на торфяниках у него вышло намного лучше, чем с зоррилом. Лучше. И чище. Может, все еще без грации и тонкости, но точно чище.

– А теперь вы, дорогой мой, – призадумался ресторатор, – здесь, у мельницы. Что ж выходит, тут тоже опасно?

– Кто-то будто бы видел здесь некое чудище, – признался Геральт. – Будто бы, повторюсь. Но дело было ночью. Вроде бы. Днем, в этом гомоне и толпе, ничего тут не появится. Я лишь местность изучаю, чтобы…

Он не успел договорить. Со стороны реки и прачек донеслись режущие уши вопли. Крики боли и ужаса.

Геральт, не задумываясь, развернулся и рванул лошадь в галоп.

Первым, что заметил он еще издалека, были яркие брызги крови на сохнущем полотне. И несколько тел.

Вопли донеслись с дамбы. И тогда он увидел.

Птица напоминала страуса, однако отличалась крупной головой и огромным клювом. И высотой – верных футов пятнадцать. Ни один страус не достигал таких размеров. На голове у птицы торчал гребень, зоб был голубым, а копчик венчал пучок зеленых перьев.

Птица гигантскими прыжками выскочила на дамбу, догнала бегущих людей. Одного свалила ударом клюва в голову, другого пнула, вспоров когтем трехпалой ноги. Увидела Геральта, широко разинула клюв – так, что видна стала глотка. И заорала. Как павлин – только в десять раз громче.

Лошадь ведьмака испугалась крика, забилась, встала свечой. Ведьмак упал, удар спиной о камень вышиб из него дыхание. Лошадь взбрыкнула и умчалась куда-то вдаль.

Невообразимой длины прыжками птица подскочила к лежащему Геральту. Геральт лежал на спине и не мог достать меча, однако вытянул руку и угостил птицу Знаком. Полетели перья. Осознав, что ведьмак ей, так сказать, не по зубам, птица подскочила вверх, снова разразилась криком и диковинными прыжками помчалась вслед за убегающими людьми, к возам с раками. Першероны первого воза задергались в упряжке, чуть не перевернув экипаж. Птица долбанула левого пристяжного в голову; высоко ударила кровь. Возница спрыгнул с козел и попытался бежать, птица догнала его, клюнула и пнула ногой. Увидела ресторатора и заорала. Ресторатор заорал тоже. Пожалуй что даже не менее громко. Укрылся за повозкой, а затем со всех ног бросился в сторону мельницы. И Геральта. Птица расправила гребень, крикнула и погналась за ним.

Геральт уже бежал навстречу, с мечом в руке.

– На землю! – крикнул он ресторатору. – На карачки!

Ресторатор, о чудо, немедленно послушался. Упал на четвереньки. Геральт с разбега вскочил ему на спину, высоко оттолкнулся и рубанул с размаху. Прямо в голубой зоб.

Голова птицы полетела в сторону пруда. Сама птица, истекая кровью из шеи, побежала вдоль берега мельничного ручья. И пробежала с полсотни шагов, прежде чем упасть в камыши. И еще верных несколько минут дергала когтистыми ногами.

– А вы говорили… – просипел ресторатор, когда Геральт помогал ему встать. – Обещали, что ничто тут не появится… А тут вот те раз… Еле ж я живым ушел, правда благодаря тебе, дорогой мой… А возница мой погиб…

– Да вроде живой. Надо бы ему помочь.

У возницы оказалась рассеченной голова, он истекал кровью. Досталось ему и в спину, глубоко; как оказалось, у птицы на ногах были массивные шпоры, и она умела ими калечить. Геральт как смог перевязал возницу поданными холстинами.

Уже собиралась небольшая толпа, люди рассматривали тушу птицы. Кто-то из раколовов притащил отрубленную голову.

– Да чтоб его… – застонал ресторатор. – Это что ж такое? В смысле – было…

– Птица-мамонт, – ответил Геральт. – Известная также, как эпиорнис. Очень редкая. Откуда она тут взялась? И почему атаковала? Да еще так бешено?

– Двое убитых! – крикнул кто-то из толпы. – Шестеро раненых!

– Что за проклятое чудище!

– Давайте сюда эту голову! – потребовал Геральт. – Это моя добыча. Как и весь эпиорнис. Оставьте тушу в покое, отгоните собак!

– Ага, – сообразил ресторатор, почесывая бороду. – Вы же ведьмак же. Имеете в виду получить оплату за птицу, верно?

– Верно.

– Ха. Тогда, хммм… У меня есть предложение. Я тебе за всю птицу, вместе с головой, заплачу, скажем… двести… Ну ладно, ладно, дорогой мой, двести пятьдесят новиградских крон…

– Вы его хотите… в таверну?

– Не иначе. Дичь есть дичь, что с того, что огромная. Ну так как? Бургомистр из Берентроде не даст тебе больше, я его знаю, местные фонды неохотно тратит, ибо сам с них доход черпает, со всей своей семьей. А я заплачу наличными. Подъедем в ближайший банк, дорогой мой…

– Вот именно. Подъедем. Где моя лошадь? Люди, не видали? Буланая кобыла. Оседланная…

– Так видели ж, а как же! Ваш слуга ее и вел. Тудась, в сторону местечка!