Фортуна Флетчера (ЛП). Страница 8

На шум в комнату ворвался лейтенант Спенсер. Он метался взад-вперед, хлеща палкой, пока не привел своих людей в чувство. Затем он допросил боцмана, и простое любопытство заставило всех замолчать, когда Спенсер набросился на него с бранью.

— «Всего на минутку» ее впустил, да, говнюк ты безмозглый? — выпалил лейтенант в одной из своих самых вежливых тирад. — Клянусь Богом, мистер, у меня большое желание засунуть вас туда же, к ним! — Он указал на нас под оглушительные крики одобрения, и боцман усох дюймов на шесть, не меньше.

Когда у Спенсера иссякли проклятия, он повернулся к остальным своим людям.

— Уберите эту бабу с глаз моих долой, — приказал он и, заметив лежавшие в грязи большой и указательный пальцы, добавил, — и вышвырните эти ошметки вон!

Двое вербовщиков подняли девушку и вынесли ее. Другой, приняв слова Спенсера буквально, подобрал «ошметки» и выбросил их в ближайшее окно. Наступила секундная пауза, затем снаружи раздался пронзительный женский визг, за которым последовал яростный рев толпы.

Спенсер чуть не лопнул от ярости, и с его губ полился сплошной поток грязи, пока он охаживал палкой по голове несчастного вербовщика.

— Господи всемогущий! Салага ты проклятый! Совсем ума нет? Ты что, черни не знаешь? Получай, ублюдок! Клянусь, если они возьмут это место штурмом, ты, приятель, будешь в первом ряду, чтобы они с тобой разделались прежде, чем доберутся до нас!

Наконец Спенсер сломал палку, отшвырнул обломок и подошел к окну посмотреть, что творится снаружи. Он снял шляпу и постарался остаться незамеченным, но кто-то его увидел, и вверх со свистом полетел камень. Он выбил стекло и с грохотом прокатился по полу. Спенсер с серым лицом отскочил назад. Он нахлобучил шляпу и посмотрел на своих людей.

— Проклятье! — бросил он. — Пистолеты, парни…

И началась беспорядочная суета: вербовщики рылись в сюртуках, сумках и по всем углам, извлекая на свет свое оружие. У этой неряшливой компании не было и в помине никакого оружейного ящика, и люди стояли где попало, заряжая и подготавливая пистолеты.

Тем временем крики снаружи усилились, и в окна посыпались камни, булыжники и редкие дохлые кошки. Стекла быстро вылетели. Мы, пленники, радовались как школьники на каникулах. Под защитой решетки мы могли наслаждаться зрелищем безнаказанно, и каждый раз, когда камень попадал в кого-нибудь из вербовщиков, раздавался одобрительный гул.

— А ну, парни, — перекрикивая шум, скомандовал Спенсер, — когда я дам команду… целить поверх голов, и, если сможете, никого из этих ублюдков не убивать!

С большой неохотой вербовщики на четвереньках переползли через комнату и укрылись у стен под окнами.

— К бою!.. Целься!.. Огонь! — скомандовал Спенсер.

Примерно половина вербовщиков действительно поднялась, чтобы прицелиться. Остальные не высовывались и палили в пустое небо. Раздался нестройный залп, и комнату наполнил пороховой дым. Усилия были жалкими, но это сработало, и толпа с воплями ужаса бросилась врассыпную. Когда топот их ног затих вдали, наступила тишина.

Спенсер отряхнул грязь с сюртука и огляделся.

— Ну вот, — сказал он. — Пора грузить этих на тендер. У нас как раз есть время, пока чернь не собралась снова… Шевелитесь!

Это заставило вербовочную шайку засуетиться. Команда была не из расторопных, но свое дело знала и взялась за него на свой манер. Пленники застонали. Они поняли, что значат слова Спенсера, в отличие от меня. Я понятия не имел, что скрывается за этим коротким словом «тендер». Но Спенсер заговорил снова.

— Где этот салага с подрезанным крылом? — спросил он. — Вытаскивайте его, мистер боцман, живо!

— Есть, сэр! — ответил боцман, ковыляя вперед. Он нашел какие-то ключи и открыл дверь решетки, чтобы выпустить раненого.

Оказавшись снаружи, тот с большой тревогой огляделся. Он был бел от боли и нетвердо стоял на ногах. Обрывки полотна были намотаны на его руку, и он прижимал к груди окровавленную массу. Лейтенант Спенсер оглядел его.

— Тьфу! — сказал он. — Теперь от тебя на службе никакого проку, а? С такой рукой сигналы не поднимешь… Убирайся отсюда, получеловек! Пошел! — И он указал на дверь и презрительно отвернулся.

Мужчина еще раз оглянулся на остальных пленников и медленно вышел из комнаты, навсегда свободный от пресс-ганга. Пленники зароптали.

— Удачи тебе, приятель! — сказал один из них, то ли с жалостью, то ли с восхищением его ужасающей отвагой. [3]

После этого события стали развиваться стремительно. Предстояло переправить пленников из «Ронди» в трюм брига вербовочной службы «Булфрог», стоявшего на якоре в гавани. (Это и был тот самый тендер, о котором говорил Спенсер.) У вербовщиков все было отработано: они выпускали по нескольку человек за раз и гнали их вниз по лестнице к баркасу у портовых ступеней. К моему удивлению, меня схватили и вытолкали с самой первой партией. Я попытался окликнуть Спенсера, но боцман наотмашь ударил меня по губам, и мы все с грохотом скатились по лестнице и выбежали на булыжную мостовую под скупое февральское солнце. Толпа исчезла, но поблизости было несколько зевак.

— Господи, помоги бедному мальчику, — всплеснула руками какая-то старуха. — Пресс-ганг его забрал!

«Нет! — подумал я. — Нет… они не могли меня забрать… я же договорился с лейтенантом…»

Но меня уже толкали вниз по портовым ступеням, по старым каменным плитам, поросшим зелеными водорослями и пахнущим морем, и втолкнули на кормовое сиденье большого баркаса. Меня усадили на банку, и я вцепился в планширь, когда шлюпка закачалась от нахлынувших тел. На борту было около тридцати человек: восемь пленников и более чем вдвое больше вербовщиков во главе с боцманом. Никаких шансов одолеть их или сбежать.

Часть вербовщиков села на весла и погребла к середине гавани, а боцман уставился на меня со злорадным весельем, написанным на его лице. Мое положение его явно радовало, и, полагаю, он считал, что я получаю по заслугам за внимание, оказанное Бонзо его персоне.

Я в недоумении смотрел на «Ронди» с большим военно-морским флагом, развевавшимся из окна верхнего этажа. Где лейтенант Спенсер? Что происходит? Я чувствовал, как мой шанс на спасение тает. И я был совершенно прав. Оказавшись на любых водах, достаточно глубоких, чтобы на них мог держаться корабль, мы попадали в полную власть Королевского флота; власть эта простиралась по всему миру и не признавала никаких законов, кроме своих собственных. Я был, по сути, потерян для мира сухопутных людей.

5

Когда портовые ступени стали уменьшаться за моей спиной, я начал тревожиться не на шутку. Неужели меня и вправду заберут во флот? Я не мог в это поверить. Я пытался урезонить вербовщиков в шлюпке, но они меня просто игнорировали, а что еще хуже — остальные пленники обозлились.

— А ты чего такой особенный? — сказал один из них. — Лучше нас, что ли, а? Заткнись-ка лучше, а то в морду получишь!

Раздался одобрительный ропот. Если уж их поймали, то почему я должен уйти? Вот и вся их логика. Так что я помалкивал и пытался думать. У меня одного мозгов было больше, чем у всей этой шлюпки вместе взятой, так почему же я не мог придумать выход? Я решил подождать, пока мы не доберемся до тендера. Уж там-то наверняка найдутся офицеры, с которыми можно будет поговорить. И пока я размышлял, вербовщики убрали весла. Я посмотрел вперед и увидел громаду корабля: бриг Его Британского Величества «Булфрог», водоизмещением в сто тонн, с дюжиной четырехфунтовых пукалок.

Должен вам сказать, что я прожил жизнь, полную событий (разумеется, вопреки собственным склонностям, но тем не менее). Я топил корабли и грабил храмы. Я видел, как япошки вспарывают себе животы, и видел индийский фокус с веревкой, когда канатчик исчезает наверху. Кроме того, я получил ран больше, чем мне причиталось: в меня стреляли французы, рубили саблями поляки, резала ножом турецкая девка, и кололи штыками наши же доблестные королевские морпехи. Я весь в шрамах. Но время на борту «Булфрога» было больнее всего. Оно оставило раны в душе и воспоминания, которые до сих пор, спустя столько лет, приходят ко мне в кошмарах.