Фортуна Флетчера (ЛП). Страница 6

Внезапно Виктор вскочил на ноги, глаза его заблестели — одна мысль вытеснила из головы все остальное.

— Ключи! Ключи! — воскликнул он, и братья тут же набросились на тело, разрывая и обшаривая карманы.

От этого грузное тело сместилось и соскользнуло во тьму под стол. Но Александр и Виктор упали на колени и, натужно пыхтя, вытащили его на свет, стукнув головой о ножку стула, отчего яблоко выпало и покатилось прочь. Поиски продолжились.

— Нашел! Нашел! Нашел! — закричал Виктор, размахивая связкой ключей.

— Заткнись! — прошипел Александр, зажимая Виктору рот ладонью. — Весь проклятый дом перебудишь! — Он выхватил ключи. — А теперь пошли. И тихо.

Бросив последний долгий взгляд на фигуру на полированном полу, где она лежала, такая восхитительно мертвая, они вышли из столовой. Александр тихо прикрыл дверь, и они направились в кабинет отца. Виктор взволнованно болтал и готов был бежать всю дорогу, но Александр схватил его в темном коридоре и жестоко вывернул ему руку, приводя в чувство.

— Тихо! — сказал он. — Мы достаточно долго этого ждали, и теперь, когда дождались, нам ведь не нужно, чтобы слуги обо всем прознали, верно? — Он еще раз крутанул руку Виктора для ясности. — Понял? — спросил он.

Виктор ахнул.

— Ублюдок! — выплюнул он и попытался укусить брата.

— Сука! — прошипел Александр и впечатал брата в стену, чтобы тот не дергался. — Слушай сюда, придурок ты эдакий. Ключи у нас! Неужели не понимаешь? Мы можем все выяснить. Все про Ублюдка…

Виктор перестал вырываться.

— Тогда отпусти.

— Будешь вести себя прилично?

— Да.

— Обещай!

— Да!

Братья выпрямились, разгладили складки на сюртуках и посмотрели друг на друга. Улыбнулись, потом рассмеялись.

— Ублюдок! — сказал Виктор.

— Да! — ответил Александр и звякнул в воздухе ключами. Он поклонился и предложил Виктору руку. Виктор ухмыльнулся, легко коснулся пальцами руки Александра, и они пошли вместе: один — смелый и мужественный в своем форменном сюртуке и напудренном парике, другой — стройный и блистающий в своем французском наряде в стиле «инкруаябль», на самом пике моды.

Десять минут спустя они были в личном кабинете отца — запретном кабинете, куда им никогда не разрешалось входить. Дверь была надежно заперта, а вокруг зияли открытые ящики, шкафы и сейфы. Монеты и банкноты были презрительно проигнорированы — братья деловито охотились за добычей покрупнее. Виктор искал в письменном столе потайные ящички, а Александр изучал колонны цифр, маршировавшие по страницам большой конторской книги, исписанной рукой отца.

Александр не был человеком впечатлительным. Он держал себя в ежовых рукавицах, показывая миру лишь то, что хотел. Но, читая, он чувствовал, как дрожат его руки, и не мог сдержать коротких нервных фраз, срывавшихся с губ.

— …больше, чем мы мечтали! — бормотал он. — …Гончарная мануфактура продает лондонским торговцам на двадцать две тысячи фунтов в год, не говоря уже об экспорте… Койнвуд-холл и поместье оценены в сто пятьдесят тысяч фунтов… золотые слитки в банке!

— Что? — переспросил Виктор, поглощенный своим занятием.

Александр покачал головой.

— Почему он довольствовался титулом баронета? Он мог бы купить себе пэрство! — Он повернулся к брату. — Виктор! Это решение всех проблем: твоих долгов, моих и матушкиных. Мы знали, что он богат, но, святой Иисусе! Это, возможно, величайшее состояние в Англии.

— Ага! — воскликнул Виктор, когда его пальцы нащупали потайную пружину, и из боковой части стола выскочил маленький ящичек.

Он выхватил оттуда пачку бумаг, и Александр тут же бросил конторскую книгу. Оба знали, что это может быть, и на сей раз обошлись без перебранок. Они разложили бумаги на столе и стали читать вместе.

— Где завещание? — с тревогой спросил Виктор.

— Здесь! — сказал Александр, хватая документ, и они прочли его от слова до слова, от точки до запятой.

— Итак, — сказал Александр, — оно, в общем-то, не говорит нам ничего нового.

— Вот именно, — подхватил Виктор. — Главное мы и так знаем. Старый ублюдок в семьдесят пятом составил новое завещание, оставив все Ублюдку. Он нам об этом достаточно часто напоминал, не так ли?

Александр кивнул и ткнул пальцем в разложенные перед ними письма.

— В любом случае, — сказал он, — посмотри на это. Здесь все про Ублюдка. Вот письмо к матери!

— Какая мерзость, — сказал Виктор. — Любовное письмо нашего отца к одной из его собственных служанок… «Моя единственная истинная любовь Мэри, с которой я никогда не расстанусь»… как трогательно! Кто бы мог подумать, что в старом борове есть поэзия? Как думаешь, что случилось с маленькой Мэри?

— Умерла при родах, — ответил Александр. — Вот здесь сказано — письмо от преподобного доктора Вудса из Полмута. Похоже, Ублюдка отдали на попечение доброго доктора, чтобы уберечь от мачехи и сводных братьев! Ну, что ты на это скажешь?

— Что? — с притворным ужасом спросил Виктор. — Неужели мы могли причинить вред младенцу? — Он достал платок и приложил его к уголкам глаз. — Я плачу от одной только мысли об этом!

Он положил руку на плечо брата и заглянул ему в глаза.

— Ну скажи, — проговорил он, — ты можешь представить, как перерезаешь милое горлышко младенца? — Он нахмурился, когда ему в голову пришла мысль. — Нет, — сказал он, — так останутся следы, верно? Лучше утопить его в корыте. — Он погрузился в размышления. — Разумеется, потом оно должно быть сухим. Так что сначала я бы снял с него одежду, а потом…

— Виктор, — прервал его разглагольствования Александр, — знаешь, иногда ты вызываешь у меня дрожь.

Виктор улыбнулся и взял письмо доктора Вудса. Он поцеловал его.

— Неважно, — сказал он, — дитя теперь стало мужчиной. Но, по крайней мере, мы знаем, где он.

— Да, — ответил Александр. — После всех этих лет мы можем что-то с ним сделать. Ты должен немедленно ехать в Лондон к юристам, а я отправлюсь в Корнуолл. Наконец-то мы знаем, где он, и знаем его имя: Джейкоб Флетчер.

4

Вот каково было попасть на флот по принуждению. Всю ночь я провел взаперти в одном конце комнаты на втором этаже, за тяжелой дубовой решеткой, которая тянулась от стены до стены и от пола до потолка, разделяя помещение надвое. Урывками я начал осознавать, что меня окружает. За решеткой, в которую я был вжат, виднелась грязная, захламленная комната с несколькими столами и стульями и горами мусора, скопившегося за долгое время пребывания здесь толпы мужчин. Скудный свет исходил от нескольких свечей, мерцавших на столе, где сидели или спали вповалку наши стражи, якобы несшие вахту. По их сторону решетки было почти столько же народу, сколько и по нашу, и они, как и мы, в основном спали на полу. Но у них было куда больше места, одеяла и соломенные тюфяки.

Ночь была не из приятных. Я оказался втиснут в грязную человеческую массу. В этой тесноте мне едва хватало места, чтобы сидеть на полу, прислонившись спиной к стене, с решеткой вместо подушки и с пьяным в стельку рыбаком под боком. Как и все остальные в этой камере, кроме меня, он был мертвецки пьян. И все же в помещении не было тихо. Всю ночь здесь раздавались кашель и стоны людей, которые не могли ни толком проснуться, ни толком заснуть. В редкие минуты бодрствования я тревожился о своей судьбе и о том, как исправить эту ужасную ошибку. Ведь я точно знал, где нахожусь: это был «Ронди», вербовочный пункт пресс-ганга в таверне «Три голландских шкипера», старом трактире у нижней гавани в худшей части Полмута. Он стоял прямо у портовой лестницы, что было удобно для выхода в море. Все знали, где находится «Ронди», и моряки никогда не ходили мимо него в одиночку или по ночам. Но пресс-ганг меня никогда не беспокоил, ведь я, по идее, был от него освобожден… так что же я здесь делал?

В конце концов я уцепился за эту мысль: утром все разъяснится, и меня отпустят. В любом случае, Дэвид и Енох наверняка расскажут миссис Уилер, а та сообщит в контору Пенденниса, и меня непременно спасут. Так прошла ночь, и, как всегда, наступил рассвет. Свет медленно проникал сквозь два окна большой комнаты. С моего места было видно одно из окон. Я видел, как по воде бежит мелкая рябь. Красивое зрелище, но в тот раз оно наполнило меня лишь унынием.