Фортуна Флетчера (ЛП). Страница 5

К полуночи мы уже снова шагали по полмутской дороге, весьма довольные оглушительно веселым вечером, проведенным в наилучшей компании. Мы шли вразвалочку, смеялись и во все горло орали песни. Но на подходе к городу веселье кончилось. Мы завернули за поворот и столкнулись лицом к лицу с чем-то очень неприятным. Ярдах в двадцати впереди наша дорога пересекала реку Пол по старому каменному мосту, стоявшему там еще со времен королевы Елизаветы. В ту ночь мост перегораживала темная гряда людей. В свете их фонарей мы разглядели блеск абордажных сабель и начищенных форменных пуговиц. Это был пресс-ганг.

На полмутской дороге на мили вокруг не было ничего, кроме заведения Матушки Бейли, и было очевидно, что они явились сюда собрать урожай из мужиков, возвращавшихся с собачьих боев.

— Глядите, парни, — сказал Енох. — Пресс-ганг.

— Нам-то что, — ответил Дэвид. — Учеников они забирать не могут.

Мы обдумали это и вгляделись друг в друга в лунном свете, делая вид, что нам не страшно. Но все мы как вкопанные замерли на месте и размышляли, что делать. Я подумал о Бонзо.

— Снимай намордник, Енох! — скомандовал я.

— Зачем? — спросил он.

— Живее, они уже идут! — бросил я, и Енох, нагнувшись, принялся возиться с ремнями.

Пока мы мешкали, вербовщики уже быстро приближались, переваливаясь с боку на бок, как и положено морякам.

— Э-ге-гей! — прогремел один из них. — А ну-ка, пойдете с нами!

Дело принимало дурной оборот, и сердце у меня заколотилось.

— Но мы ученики, — сказал я.

— Ну, черт побери! — рявкнул главарь шайки, оглушительно расхохотавшись. — Слыхали, парни? Да это ж ученики!

Он вырос из темноты и ткнул мне в лицо свою пропитую рожу.

— Слушай сюда, петушок, я в этой шайке боцман, и мне глубоко насрать, кто ты такой. Флоту нужны люди, и на этом точка.

Пока он говорил, его дружки окружили нас, и чьи-то руки крепко схватили меня сзади.

— А ну, соберитесь, ребята, — сказал боцман, — и подумайте о старой доброй Англии! — Он картинно указал в сторону моря. — Вон там лягушатники со своей армией, которая в десять раз больше нашей. И только наш флот стоит между ними и тотальным насилием и пожарами от одного конца Англии до другого… Но флоту нужны люди! Так что кончайте этот балаган, взбодритесь и гордитесь, ибо вы идете на благородную службу!

И он, похоже, говорил это всерьез. Он хлопнул меня по плечу и улыбнулся. Я видел, как Енох и Дэвид с опаской поглядывали то на него, то на меня, то друг на друга. Полагаю, они ждали, что я возьму командование на себя, так что я глубоко задумался над патриотическим призывом боцмана. Внутренности у меня трепетали от сильных чувств, когда я вспоминал все, что когда-либо слышал о службе на флоте: отчаянные битвы в ревущем океане, грохот пушек и блеск клинков. Я подумал еще немного, а затем сделал то, что на моем месте сделал бы любой здравомыслящий человек. Я со всей дури врезал боцману ногой в пах и разбил кулаком нос тому, кто держал меня за руку.

— У-у-ух! — выдохнул боцман.

— Гр-р-р! — взревел Бонзо.

— Бегите, парни! — крикнул я, огрев еще одного из вербовщиков.

Начался сущий ад: боцман рухнул на землю, двое вцепились в меня, Бонзо кусал все, что движется, фонари погасли, и вся компания, качаясь из стороны в сторону, с ревом молотила друг друга по головам в темноте. Затем боцман (а он был мужик могучий) поднялся, готовый к бою и перекрывая ревом весь этот гвалт.

— Где он? — в ярости прохрипел он, с пеной у рта. — Где он?

Я попытался увернуться, но он схватил меня за воротник. Его рука с дубинкой взметнулась вверх, и я съежился в ожидании удара… но лишь разинул рот от изумления, когда он дико взвизгнул и подпрыгнул в воздух. За его задницу мертвой хваткой вцепился наш верный Бонзо, вонзив клыки в самую мякоть и, казалось, пытаясь прогрызть до кости.

Все переменилось. Беда боцмана заставила вербовочную шайку сплотиться, и они бросились его спасать. Сначала они схватили Бонзо и попытались его оттащить — худшее, что можно было придумать, когда он уже вцепился. От этого он лишь сжал челюсти еще сильнее, о чем им вскоре поведал новый, еще более пронзительный вопль боцмана. Тогда они выхватили абордажные сабли и принялись тыкать в пса. Но и это не помогло, поскольку ни пес, ни человек не стояли на месте, так что попасть в кого нужно было невозможно. Наконец, один из них сунул Бонзо в ухо пистолет и умудрился вышибить ему мозги, не прикончив при этом боцмана. Так погиб Благородный Британский Пес. Но, клянусь святым Георгом, ушел он как надо!

Когда челюсти Бонзо наконец разжали и оторвали от боцмана, настало время расплаты. Дэвид и Енох, как я им и велел, бежали и были уже далеко. А я попался, и мне предстояло принять свою порцию лекарства.

Полагаю, если бы Бонзо его не ослабил, боцман мог бы меня и убить. А так он просто вымещал на мне злость, пока его же люди его не оттащили. Мне повезло — я остался со всеми зубами и без переломов. Дальнейшее той ночью я помню смутно, сквозь боль. Я ковылял, а боцман пинал меня всякий раз, когда считал нужным. Я несколько раз падал, и меня снова поднимали. Помню, как взбирался по какой-то лестнице, и как за мной с грохотом захлопнулась тяжелая дверь. А потом я пытался уснуть на полу черной, вонючей, набитой телами комнаты, и кто-то всю ночь кашлял и харкал мне прямо в ухо.

Вот так, мальчики мои, славные мои мальчики, вступали в Королевский флот во дни моей юности.

3

В столовой Койнвуд-холла стояла мертвая тишина. Мерцали свечи, их свет играл на роскошно накрытом столе. Через некоторое время Александр Койнвуд встал и неторопливо прошел вдоль стола, чтобы встать за спиной своего отца, покойного сэра Генри Койнвуда.

Превозмогая отвращение, Александр потянул за голову и плечи. Потребовались все его силы, чтобы сдвинуть обмякшую тушу, но наконец раздалось сочное хлюпанье, и серое лицо, оторвавшись от своей последней трапезы, откинулось на спинку стула. Оно застыло, уставившись невидящими глазами в потолок, с широко раскрытым ртом. Куски пищи сползали по щекам, вино стекало по обвисшему подбородку. Александр сунул пальцы в массивную шею, нащупывая пульс. Приложил ухо ко рту и прислушался.

— Он?.. — прошептал его брат Виктор, съежившись на другом конце стола.

— Да! — ответил Александр, смакуя это слово и все, что оно означало.

— Ты уверен? — спросил Виктор, не решаясь пошевелиться.

Александр усмехнулся.

— Все еще боишься его, братец? — сказал он и, взяв со стола яблоко, сунул его в разинутый рот отца. Он рассмеялся. — Не бойся! Старый боров захлебнулся кларетом. Наконец-то водянка его доконала.

— Ужасно! — содрогнувшись, проговорил Виктор. — Как он звал и звал свое лекарство…

— Отказать в котором тебе было не менее приятно, чем мне, — заметил Александр, — так что не строй из себя невинность, тебе это не идет!

Виктор хихикнул, потом нахмурился.

— Слуги, — сказал он. — Как думаешь, они слышали?

— Нет, — ответил Александр. — Он не сильно шумел. Просто хрипел, ведь так?.. — он посмотрел вниз и игриво ущипнул отца за нос, — …просто хрипел, не правда ли, папа?

— Не надо! — сказал Виктор.

— Да замолчи ты! — бросил Александр. — Его больше нет.

Виктор ухмыльнулся и откинулся на спинку стула, приняв театральную позу.

— Оставив нашу дорогую матушку вдовой, бедняжка! А ведь она так молода и так прекрасна…

— И так печальна! — добавил Александр.

— Да, — сказал Виктор. — И все же, подумай, как ей пойдет черный цвет.

— Разумеется, — согласился Александр. — Интересно только, кому из нас выпадет удовольствие написать ей и сообщить эту новость?

— О, по части писем у нас ты, Александр. Только не забудь описать все в подробностях. Какая жалость, что она уехала в Бат. Она никогда себе не простит, что пропустила такое.